Страница 5 из 39
— Да, совершенно верно. — Павсанян оперся руками о край стола, откинулся на спинку кресла, с размаху рухнул грудью на стол и оглядел всех исподлобья. — Это древнегреческий. Это древнегреческий, и все это… все это… товарищи, я не знаю, что и подумать… Мы, конечно, все знаем язык, это ведь наша специальность… Но может быть, с ним поговорит Тиберман? Она ведь, собственно говоря, некоторым образом уже беседовала с ним.
В наступившей тишине послышался многоустый вздох облегчения. Древнегреческий, разумеется, знали все, но…
— Леон Суренович, — жалобно сказала Тиберман и снова пошла пятнами, — но я…
— Вы аспирантка, — твердо молвил заведующий сектором.
Тиберман, казалось, вот-вот заплачет, но затем взяла себя в руки и жертвенно пробормотала по-древнегречески, обращаясь к бородатому:
— "Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…" Ой, что это я! — крикнула она по-русски. — Это же «Илиада». — Она испуганно зажала себе рот ладошкой. Члены сектора смотрели на нее со слегка отчужденной брезгливостью, с какой смотрят на осужденных или тяжелобольных. Тиберман наморщила лобик и глухо сказала: — Кто ты, о старец?
Бородатый открыл глаза — отрешенности в них уже не было — посмотрел на аспирантку, несмело улыбнулся и сказал:
— Я Абнеос, шорник из Трои. Ты легко найдешь мою мастерскую. Она у самых Скейских ворот. Где Харон?
— Харон? Простите, у нас такой не работает.
— А кто же перевозит?
— Перевозит? — изумилась аспирантка. — Мы никуда не переезжаем. Новое здание института еще и не начинали строить.
— А как же души умерших? — в свою очередь удивился бородатый. — Что же, самим плыть? А я и плавать-то не умею. Мало того, что умер, так еще и потонуть в реке подземного царства прикажете?
— Товарищи! — с ужасом крикнула аспирантка. — Он принимает нас за души умерших, а сектор за подземное царство!
— Гм… — тонко усмехнулся старший научный сотрудник Флавников. — Гипотеза мало привлекательная, но, с другой стороны, понятная.
— Оставьте свою иронию на внеслужебное время, Сергей Иосифович, — обиделся Павсанян. — У нас сектор, а не театр эстрады.
— Надо позвонить в милицию, — твердо сказал Геродюк. — Человек убежал из психиатрической клиники, а мы сидим и оказываемся не на уровне.
— Это было бы верно, — сказал Флавников, — если не одно маленькое обстоятельство. Дело в том, что я, как вы можете заметить, сижу спиной к двери, практически загородив ее. Ни один человек не мог бы войти в комнату без того, чтобы я встал и отодвинул стул. И еще одна деталька, которую мы сразу и не приметили: где Куроедов?
Члены сектора обвели взглядом друг друга, стены, пол, потолок, а Геродюк зачем-то начал один за другим выдвигать и задвигать ящики стола, за которым сидел.
— Позвольте, товарищи, — неуверенно спросил Павсанян и с силой погладил себя ладонью по макушке, отчего на голове проявилась тщательно замаскированная лысина. — Позвольте, но это же невозможно. Я отлично помню, что Александр Васильевич сидел именно на том стуле, на котором сейчас сидит… э… товарищ… господин… скажем, гражданин Абнеос из Трои. Или мы имеем дело со случаем массового гипноза, или…
— Что — или, Леон Суренович? — медленно спросил Геродюк.
— Или Александр Васильевич исчез из комнаты сектора, не проходя через дверь, а э… шорник Абнеос вошел, не входя.
— И вы как доктор наук и заведующий сектором полагаете, что это возможно? Что человек может появиться в комнате ниоткуда и исчезнуть никуда? Это же мистика, и мы с такой точкой зрения согласиться не можем.
— "Мы, вы, они"! — передразнил Геродюка Павсанян. — А вы, милейший Мирон Иванович, как вы интерпретируете создавшуюся ситуацию?
— Никак! — твердо сказал Геродюк и пристально взглянул в глаза заведующего сектором.
— Что значит — никак?
— А вот так, никак.
— Но вы признаете, что из комнаты совершенно невероятным способом исчез младший научный сотрудник Александр Васильевич Куроедов, а вместо него столь же необъяснимо появился э… человек, говорящий по-древнегречески и называющий себя Абнеосом из Трои?
— Нет, не признаю, Леон Суренович.
— Почему же?
— Потому что этого не может быть.
— Но перед вами сидит бородатый незнакомец? Да или нет?
— Нет, не сидит. И попрошу вас, Леон Суренович, не сталкивать нас в болото голой эмпирической мистики и поповщины.
— Леон Суренович, — пробормотала аспирантка Тиберман, — Абнеос говорит, что не понимает, как могут ссориться души умерших.
— Вполне логично с его точки зрения, — мягко сказал Флавников. — Давайте оставим споры и позвоним в милицию и директору института.
— Дело ваше, Сергей Иосифович, — Геродюк пожал плечами, — но мы лично звонить не будем. Мы покрывать чертовщину не собираемся. Для этого у нас в секторе есть другие, готовые беспринципно верить своим глазам. Нет, мы берклианство покрывать не будем.
— И не покрывайте, Мирон Иванович! — крикнул Павсанян. — От человека, который считает, что Деревянного Коня не было, я могу ожидать всего.
Флавников тем временем подтянул к себе телефон и позвонил сначала в милицию, а затем директору института.
— Я думаю, — сказал он членам сектора, — что нам лучше оставаться на своих местах. В прямом, конечно, смысле. В переносном — это уже прерогатива дирекции.
Павсанян резко откинулся на спинку кресла, а Геродюк томно полуприкрыл веки и слегка пожал плечами.
Абнеос, узнавший от аспирантки, что до царства теней ему еще далеко, был возбужден и все время ерзал на стуле, обстреливая аспирантку вопросами.
— Почему они ссорятся? — Он кивнул в сторону заведующего сектором и старшего научного сотрудника.
— Один из них считает, что тебя нет.
— Как это нет? Я есть. Меня зовут Абнеос, и я никогда не драл за хомуты втридорога, как Панф, или ставил гнилую кожу, как эта скупая жаба Рипей.
— И все-таки один из них говорит, что тебя нет. Он очень ученый человек. Старший научный… Ну, в общем, мудрец.
— Мистик — вот кто он. В хорошенькое место я попал, если люди здесь не верят своим глазам! — Бородатый даже вспотел от возмущения и вытер лоб краем одежды.