Страница 6 из 22
Я решил сойти на одной из следующих станций, но тут вышла оказия, которой я тотчас воспользовался. Поезд вдруг остановился и не двигался с места несколько минут. Я поднял раму и выглянул из окна. Поезд стоял у акведука — внизу, подо мной стремительно мчалась коричневая речушка. Никто кроме меня не поинтересовался, почему мы стоим. Я бросился к двери вагона.
И тут случилось то, что я, конечно, мог бы предвидеть. Гнусное животное, очевидно, думая, что я обокрал ее хозяина, вцепилось зубами в мои брюки. Я вырвался и выпрыгнул из вагона. Слышно было, как овчарка залилась хриплым, отрывистым лаем.
Согнувшись в три погибели, я продирался сквозь густой кустарник. Собака, естественно, разбудила пастуха, своего хозяина, и тот, стоя в дверях вагона, начал орать, что человек выбросился из вагона и совершил самоубийство. Все мои планы исчезнуть из поезда быстро и незаметно рухнули, точно карточный домик. Добравшись до берега реки, я оглянулся назад. Двери многих вагонов были открыты — из них выглядывали испуганные пассажиры. Не знаю, что было бы дальше, если бы пьяница вдруг не потерял равновесие и не вывалелся вместе с собакой вниз из вагона. Она покатились кубарем к реке. Проводник и несколько пассажиров бросились на помощь. Наверное, злая собака цапнула кого-то из спасателей, потому что слышно было, как жертва отводила душу в крепких выражениях. Я между тем продолжал, согнувшись, пробираться в кустарнике дальше. Постепенно все стихло. Машинист дал гудок, и я увидел удаляющийся от меня поезд.
Я наконец-то распрямился и огляделся. Позади с тихим шелестом бежала река, где-то вдали кричал кроншнеп. Рельсы железной дороги блестели в лучах солнца, точно серебряные спицы. Тишина, покой, ни единой человеческой души кроме меня во всей округе. И тут впервые за эти сутки в голове моей мелькнула мысль о тех людях, которые охотились за Скаддером. Опять я подумал, что мне больше всего надо остерегаться их, а не полиции. Жуткий, леденящий душу страх сжал мне сердце, и я не разбирая дороги помчался вперед, к синеющим вдали холмам…
Сердце бешено стучало у меня в груди, пот заливал мне глаза, но я упорно карабкался вверх до тех пор, пока не достиг вершины холма.
На юг простиралось поросшее вереском болото — его я пролетел словно на крыльях. У меня прекрасное зрение, и поэтому, посмотрев направо, на восток, я увидел вдали аккуратные прямоугольники зеленеющих полей и белую дорогу на самом краю горизонта. Я глубоко вздохнул, поднял голову и посмотрел на чистое, голубое небо над головой…
Я еще раз поглядел назад, откуда пришел. С юга по воздуху ко мне приближалась точка. «Ну, конечно же, это самолет», — тотчас догадался я, и опять страх свой железной рукой сжал мне сердце. Спрятавшись в одной из поросших вереском расселин, я целых два часа наблюдал за кружившим надо мной самолетом. Когда он наконец повернул назад, откуда прилетел, я пришел за эти два часа к ясному, как это майское небо, решению: уж если меня выслеживают с самолета, то глупо скрываться в холмах или болотах, где мое передвижение легко может быть обнаружено с воздуха. Надо идти туда, на восток, где есть дороги и человеческое жилье.
Было уже шесть часов вечера, когда я наконец вышел на дорогу, которая, то приближаясь, то отдаляясь от протекавшего в долине ручья, привела меня к мостику через ручей. За ним стоял симпатичный домишко. Из трубы его вился дымок. Облокотясь на перила моста, меня словно бы поджидал стоявший на мосту молодой человек. В левой руке он держал книжку, в правой — трубку. Я слышал, как он продекламировал:
Он вздрогнул, увидев меня рядом с собой. У него было симпатичное, загорелое лицо.
— Добрый вечер, — приветствовал он меня с какой-то непонятной серьезностью. — Приятно путешествовать в такой чудный вечер.
Дым из очага восхитительно пах торфяным брикетом и жарящейся на огне отбивной.
— Добрый вечер, — поклонился я и спросил: — Похоже, я набрел на гостиницу.
— К вашим услугам, сэр, — поклонился он в ответ. — Я хозяин и с радостью предоставлю вам кров, хотя бы потому что мне не С кем перемолвиться.
Я облокотился на перила с ним рядом и стал набивать трубку, обдумывая, как мне сделать из этого молодого парня своего сообщника.
— Уж больно вы молоды для хозяина, — нарочно усомнился я.
— Дело перешло ко мне от отца — он недавно умер. Живу здесь вместе со своей бабкой. Правду сказать, я не в восторге от своей профессии.
— А кем бы вы хотели стать? — невинно спросил я. Он густо покраснел.
— Хотел бы стать писателем.
— Чего же лучше, — сказал я. — Думаю, что лучшего рассказчика всяких историй, чем хозяин гостиницы, и не найти.
— Так было в стародавние времена, но не теперь, — убежденно заговорил он. — Тогда по дорогам бродили всякие пилигримы, менестрели, катились почтовые кареты. А теперь сюда заглядывают лишь рыбаки в апреле, охотники в августе, да иногда остановится машина с толстыми женщинами, которые решили здесь пообедать. Из такого материала ничего не выжмешь. Как бы мне хотелось повидать мир и людей! Тогда бы я, быть может, написал что-нибудь подобное тому, о чем пишут Конрад и Киплинг. А пока что я накропал несколько стишков, которые были опубликованы б журнале Чемберса.
Я, как зачарованный, смотрел на белые стены домика, золотые в лучах заката. Потом сказал:
— Я побродил по свету, но иногда мне хочется пожить отшельником в таком рот домике. А что касается приключений, то они ведь не всегда случаются в южных тропических морях или с героями в красных гвардейских мундирах. Кто знает, может быть, как раз сейчас вас ожидает самое жгучее приключение.
— Именно об этом пишет Киплинг, — сказал он, сверкнув глазами, и процитировал:
— Совершенно верно! — воскликнул я. — Я сейчас расскажу вам историю, из которой, как мне кажется, легко может получиться недурной роман.
Я выдал себя за инженера, занимавшегося добычей алмазов в Южной Африке. Мне удалось разбогатеть, но мои недоброжелатели организовали против меня банду преступников, и я вынужден был бежать. Я рассказал, как я бежал через пустыню Калахари, о горячих, как раскаленная сковорода, днях, о черных, как бархат, ночах. Банда убила моего друга — здесь я рассказал о том, что произошло на моей квартире в Портленд-плейс — и теперь преследует меня.
— Если вы хотите стать участником приключения, то помогите мне, — закончил я.
— Да ведь это будет похлеще, чем Хаггард или Конан-Дойль! — воскликнул он.
— Поверьте мне, все это чистая правда, — сказал я тихо.
— Я верю каждому вашему слову, — возбужденно проговорил он и схватил меня за руку. — Лишь правдоподобный рассказ может вызвать подозрение.
Видя, что дело сделано, я добавил;
— Мне кажется, они сейчас сбились со следа. Хорошо бы было где-нибудь отсидеться пару дней. Вы мне не позволите пожить у вас?
Схватив меня за руку, он потащил меня к дому.
— Вы будете сидеть здесь, как крот в своей норе. Ни одна собака не узнает. Я вас очень прошу, расскажите мне что-нибудь еще из ваших приключений?
Когда мы взошли на порог дома, я услышал вдали едва различимый стрекот мотора аэроплана — мои «друзья» не оставляли надежды найти меня.
Моя спальня выходила окнами во двор. Хозяин так уважал меня, что предоставил в мое распоряжение свой кабинет. Я обратил внимание, что книжные полки забиты дешевыми изданиями его любимых авторов. Бабушка, которую он упомянул в разговоре со мной, по-видимому, болела, потому что я ее ни разу не видел. Еду мне подавала Маргит, старая женщина, уборщица и кухарка. Молодой человек постоянно увивался за мною, поминутно смотря мне в рот, так что мне пришлось придумать ему работу, чтобы от него избавиться. У него был велосипед с моторчиком, и я попросил его съездить на почту и привезти мне утреннюю газету. Я также предупредил его, чтобы он держал ухо востро, запоминал всех встретившихся ему незнакомцев и сообщил мне об автомобилях и аэропланах. Выпроводив его, я занялся расшифровкой записной книжки Скаддера.