Цветы подо льдом

К их венчанию Джек надлежащим образом отремонтировал дом, предложив взять его в аренду на пять лет, и он, как последний дурак, согласился, а потом ничего здесь не менял, надеясь, что Генриетта когда-нибудь захочет вернуться. Она сама выбирала отделку для их спальни, и теперь комната сияла подобно снежному берегу в солнечный день.

Доминик потянул шнурок колокольчика. Через минуту появилась горничная.

– Вы звонили, сэр?

– Скажите экономке, что я хочу переделать эту комнату и для начала избавиться от всего этого светлого бархата.

– Но, сэр...

– Можете поделить его между слугами. Идите и выполняйте!

Девушка сделала книксен и быстро выпорхнула из комнаты.

Кэтриона вдохнула полной грудью. Густой воздух был напоен запахами Англии, ее лесов и влажной земли, но в нем не было никакого намека на соленое дыхание так манящего к себе морского простора. Ни одного холма, встающего из-за деревьев, ни одной горной вершины, темнеющей на фоне неба. Только широкая долина с речкой в узкой лощине.

Интересно, нравилось ли Доминику это место?

Густой и пышный покров лужайки холодил ноги, в ушах стоял звон от громкого птичьего пения. Кэтриона наклонилась и коснулась мягкого суглинка, покрытого упругой, как пружина, травой.

Любил ли он эту землю, ему не принадлежащую, арендуемую у брата? Может, он и сам ни к чему не принадлежал? Как мог он иметь душу, когда во всем Божьем мире не было уголка, который бы он любил всем сердцем? Без привязки к определенному месту, к своим корням, человек не может иметь чувства собственного достоинства. Откуда ему взяться, как не из родной земли – из рябиновых деревьев, скал и водопадов.

Вообще этот англичанин был слишком странным, чтобы она могла его понять, однако вчера вечером, находясь рядом с ним, она постигла суть плотского желания и не могла не презирать себя за это. В Глен-Рейлэке за ней ухаживали мужчины, ей не раз представлялась возможность выйти замуж; и все же прежде она никогда не испытывала такого жара и такого сильного плотского голода: тело ее словно само тянулось к этому мужчине. Она соглашалась с его словами, сказанными прошлой ночью: если они поддадутся страсти только ради удовлетворения своего естества, в этом не будет ничего бесчестного, так как тем самым они уничтожат, сожгут ее. Участие сердца необязательно, в этом она ему верила. Два взрослых человека смогли бы избавиться от одержимости и после «очищения» ехать себе дальше.

Едва Кэтриона начинала думать об этом, как ее мысли снова возвращались к Эдинбургу, где ее ждал ребенок, и одной-единственной цели – спасти его.

Угрюмый, с впалой грудью и покатыми, как у ястреба, плечами, этот человек напоминал шарманщика, жадно тянущего шляпу в ожидании монет. Перед тайным приемом его довольно долго продержали в прихожей. Герцог Ратли с легким содроганием подавил брезгливость. Он не сомневался, что гость хорошо знает свое дело, но все же предпочел бы вовсе с ними не знаться.

– Ну, что вы можете сказать по интересующему меня вопросу, сэр?

Джерроу Флетчер сделал глубокий вдох, отчего грудь его на глазах расправилась, и низко поклонился.

– Как вы и предполагали, ваша милость, женщина, называющая себя Кэтрионой Синклер, вовсе не та, за кого себя выдает.

Прищурив глаза, герцог откинулся на спинку кресла.

– Итак?

– Ваше беспокойство насчет шотландских дел не напрасно, она в самом деле имеет к этому касательство.

Лицо герцога оставалось безучастным.

– Вы опросили служанку, которая убирает в резиденции графа Уиндраша?

– Опросил, ваша милость. Шотландская женщина покинула дом вчера рано утром вместе с Домиником Уиндхэмом.

Герцог помолчал, прислушиваясь к тиканью часов. Расстояние от неприятия до отвращения быстро сокращалось. Флетчер выглядел слишком нетерпеливым, он заискивал как собака, уставшая сидеть на цепи. И все же, как бы он ни был противен, Ратли не мог прогнать его пинками, как какого-нибудь завшивевшего пса, и поэтому сдерживал себя.

– Вы знакомы с майором Уиндхэмом?

– Встречались на Пиренеях, ваша милость.

– Я хочу, чтобы вы прибыли в Эдинбург раньше, чем они. Подумайте, как это сделать.

Джерроу Флетчер поклонился.

– Я все исполню, ваша милость.

Ратли кивнул, и мужчина покинул комнату.

Герцог закрыл глаза и стал пощипывать узкую переносицу. Пресмыкающееся животное часто бывает очень опасным. Ластящаяся дворняжка через минуту может прыгнуть и вцепиться в яремную вену. Может, распроститься с этим человеком и найти кого-то еще, пока пружина еще не раскрутилась? В то же время ему не хотелось упускать такого опытного профессионала. Лучше Флетчера никто не сможет провернуть «шотландское дело».

Доминик мешкал не более секунды, перед тем как повернуть дверную ручку, трудности никогда не отпугивали его.

Кэтриона, одетая в темное платье, стояла возле печи: лицо ее раскраснелось.

– Сколько я могу вас ждать? Вы будете спать весь день?

На каменной плите перед печью стояли медная ванна, наполненная горячей водой, и латунное ведерко. Тут же подогревались разложенные полотенца.

Доминик закрыл за собой дверь и, стараясь сохранять мягкость в голосе, ответил:

– Вам нужно было разбудить меня.

– Я хотела оставить вас одного, чтобы не мешать вам собраться. Прошло столько времени, а вы даже не оделись. Нам уже пора ехать.

– Вы босая.

Кэтриона опустила глаза: у нее из-под подола выглядывали пальцы, такие же розовые, как ее щеки.

– Я выходила из дома.

– Босиком?

– Почему бы нет? Туфли могли намокнуть от росы.

– У вас только одна пара обуви?

– У меня есть все, что нужно, – с вызовом ответила Кэтриона. – Довольно терять время, нам нужно уезжать!

Доминик сложил руки на груди:

– Я еще не успел искупаться.

– Так займитесь же этим наконец и собирайтесь.

Доминик взглянул на нее с усмешкой.

– Любовница предлагает мне помощь?

– Если это необходимо. Может, лед наконец тронется, а то мы никогда не уедем. Надеюсь, что моя помощь будет достаточно квалифицированной, хотя у меня нет такого опыта, как у ваших постоянных любовниц.

Непостижимая женщина! Он ожидал возражений и бегства. Неужто она говорит это всерьез? Однако синие, как колокольчики, глаза были полуприкрыты, и он ничего не понял.

Доминик посмотрел на ее щеки, потом на кончики пальцев на ногах – они были нежны, как у херувима. Он почувствовал, как в паху нарастает напряжение. Когда она станет обтирать его губкой, его плоть будет все больше твердеть. «Это уже становится системой», – печально констатировал он.

– Ладно, я вполне в состоянии вымыться сам, но слуги здесь, как выясняется, недостаточно усвоили мои привычки. Обычно я принимаю душ.

Она наклонилась и погрузила ведерко в горячую воду.

– Зачем вам куда-то идти, когда рядом есть женщина, готовая вам услужить?

– Но вы все делаете неправильно. Мои любовницы всегда первыми лезли в ванну.

Он потянулся за ведерком, но Кэтриона быстро подняла его и опрокинула у него над головой. Вода ручьями потекла по его волосам.

Доминик ощупью забрался в ванну и наклонился вперед, проглатывая смех и смахивая руками воду с лица.

– Идите сюда и начинайте тереть.

Кэтриона быстро двинулась к ванне, но вдруг остановилась.

– О нет! Так вы еще, чего доброго, затащите меня к себе, – проворчала она.

Доминик открыл один глаз и посмотрел на нее.

– Пустяки, вы и так мокрая.

Она прижала обе руки ко рту, ее лицо светилось как зажженная лампа.

– Это... это высохнет.

Он неуклюже повернулся в воде, намыливая подбородок.

– Вы не могли бы передать мне бритву?

Кэтриона протянула ему бритву и небольшое зеркало и стала смотреть, как он скребет подбородок.

– Вы сказали, у вас нет наследства, как же при этом вы можете позволять себе траты, подобные расходам на содержание этого дома?