Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 89

— Это, простите, как понимать?

— Как понимать, откровенно говоря, я не знаю. А означает сия абракадабра в переводе с биохимического на человеческий язык, что надрез кожной поверхности произведен зубами или ногтями.

— Пресвятая Богородица, этого мне только не хватало!

— Да уж. Сочувствую. Но и это еще не все. Мои биохимические приятели, можно сказать, расстарались и превзошли собственные возможности: по той малости, что удалось обнаружить, они умудрились установить еще кое-что. Более впечатляющее. Держитесь, пан полковник, если вы сидите, а если стоите, то лучше сядьте.

— Я уж лучше сразу лягу.

— Как будет угодно. Так вот, эта самая костная ткань — зуб или ноготь — давно уже мертва, иными словами, не может принадлежать живому человеку или животному.

— И как изволите это понимать?

— Никак не изволю. Это ведь вы — думающий сыщик. Так что понимать придется вам, я только констатирую факты.

— И на том спасибо. Ну а третья новость? Добивайте уж сразу.

— Нет, здесь как раз ничего сверхъестественного. Просто я вспомнил: незадолго до смерти Якову Моисеевичу попалась на глаза статья в каком-то научном журнале. Каком — убейте, не помню. Но не нашем, родзянском, и не русском, это точно. Вероятнее всего, английском. Там говорилось о работе московского гематолога, как раз в области эктодермальной дисплазии. Что-то такое существенное тот исследователь совершил, это точно. Тут-то он и вспомнил вас и даже, по-моему, звонить собирался. Но потом, знаете, как это бывает, отвлекся на какую-то текучку — то да се. А потом… Он ведь ушел совершенно внезапно. Просто не проснулся однажды утром.

— Говорят, так умирают праведники.

— Да, говорят. Так вот, журнала я, растяпа, понятное дело, не нашел и названия не помню, но в календаре Якова Моисеевича — может, помните, стояло у него на столе такое допотопное мраморное чудище с отрывными страничками, — среди других записей, в большинстве своем мне понятных, обнаружил незнакомое имя. Михаил Ростов. Ниже слова: «телефон в Москве» со знаком вопроса. А еще ниже — Славич. Я так думаю, что это именно тот парень, о котором он хотел рассказать вам, однако телефона не знал и, может, надеялся, что вы…

— Да, я понял. Михаил Ростов, вы говорите? Я записал. Они распрощались едва ли не дружески.

— Михаил Ростов? — повторил вслух незнакомое имя Богдан Славич, внимательно изучая собственные неразборчивые записи — местами почти стенографические иероглифы, коими пытался зафиксировать все, что говорил львовский доктор. — Пусть он и свершил великое открытие в области этой дис… плазии… Мне-то теперь до этого что за Дело? Гурский никакими кровяными хворями не страдал, а тот, кто его порешил, был и вовсе… выходит, мертвый. Выходит…

Порывшись в массивном, старинной еще работы, сейфе, полковник Славич извлек на свет потрепанную красную книжицу — телефонный справочник системы Мини — Как, интересно?

— О Полли! Боюсь, у вас не получится, но если хотите, я дам вам несколько уроков.

— Я, знаешь, вечером вообще не смотрел в сторону проституток в холле. Заметил только, что их было много.

— О да. Слишком, пожалуй, много для такого небольшого отеля.

— Так вот, я даже не косился в их сторону. Но полночи меня атаковали всевозможными предложениями.

— И что же ты?

— Шутить изволишь? Отбивался, как мог. Даже грязно ругался… по-русски.





— Это, полагаю, привлекало их более всего. Тебя приняли за нового русского, эмигрировавшего в Америку.

— Ты так думаешь? Полли, я похож на нового русского?

— Не очень.

— Это почему же? Ростом мал или физиономией не вышел?

— Ни то ни другое. Для нового русского вы — уж простите меня, Стив, — слишком просто одеты. К тому же полное отсутствие «голды».

— Золота?

— И вообще подобающих аксессуаров — часов «Rolex», нательного креста с камешками, очков от Carder или Gucci, ну и так далее… в том же духе.

— Ну, с этим уже ничего не поделаешь. Придется смириться — не выйдет из меня нового русского.

— Вас утешит, если я скажу, что на «старого русского» тянете вполне? Причем с хорошими корнями и славным диссидентским прошлым.

— Утешит? Да это высший комплимент, который мне доводилось слышать в свой адрес!

— Поздравляю, старина. И предлагаю на этой оптимистической ноте объявить протокольную часть высокого собрания оконченной. Пора переходить к делу, друзья мои.

— Согласен. Вам начинать, лорд Джулиан, ибо ваша миссия была, вне всякого сомнения, самой ответственной.

— Я бы сказал, что объект моей миссии был самым высокопоставленным из всех, с кем довелось нам сегодня общаться. Что же до значимости самой миссии, не вижу особой важности. Однако я ее выполнил. Итак, друзья мои, всех нас изрядно занимал вопрос: зачем, собственно, понадобился румынскому профессору Брасову живой и здравствующий ныне законный наследник герцога Дракулы? Зачем — с точки зрения прагматической, если таковая вообще была. Полли, как мне помнится, исключает наличие корыстных мотивов. Однако они были. Нет! Упаси Боже — не личные. Доктор Брасов — чем больше информации о нем получаю, а получаю я ее от разных людей — был человеком не просто порядочным и чистым. Я бы сказал, что он принадлежал к той редкой теперь породе людей, о которых говорят «не от мира сего». Потому ни о какой личной корысти речи не идет. Но корысть была. Дело, видите ли, заключается в том, что Румыния стоит на пороге принятия закона о реституции. Иными словами, четыре как минимум исторических объекта, один из которых, правда, всего лишь печально знаменитые поенарские руины, довольно скоро могут перейти в руки наследников герцога Дракулы, если таковые объявятся. Остальное, полагаю, вам ясно: обнаружив наследников, наш доктор надеялся с их помощью защитить исторические объекты от надругательства. Кстати, «надругательство» — это его собственный термин, мой высокопоставленный друг показал мне сегодня письма доктора Брасова, которыми тот забрасывал властные инстанции. Любое развлекательное, туристическое, словом, коммерческое использование старинных замков и даже скромных построек, связанных с именем Дракулы, он считал надругательством над памятью национального героя. Ни больше ни меньше. Кстати, он яростно возражал даже против того, что в доме, в котором, по преданию, родился его кумир, работает теперь популярный ресторанчик, носящий его имя. Так-то. Не очень понятно, почему все это — поиски наследника и причина, по которой тому необходимо появиться в Бухаресте, — надо было окутывать тайной? Такой, что Даже Влад Текский при встрече не рискнул до конца посвятить меня в эту проблему. Но полагаю, что доктору Брасову Удалось полностью убедить Владислава в своей правоте и TOT при случае готов был бороться за наследственные права. Дойди до этого, возможно, ему потребовалась бы моя помощь… Возможно. Впрочем, она в итоге все же потребовалась. Но — увы! — совершенно по другому поводу.

— Простите, что отвлекаю от лирического отступления, Энтони. Но мне-то как раз совершенно ясно, почему доктор Брасов так настаивал на полной конфиденциальности. Коммерческая ценность Дракулы в глазах многих здешних чиновников, как я понимаю, много выше его исторической значимости. Понять их можно — страна в сложном положении. Если не сказать больше. Посему передача исторических объектов частному лицу, к тому же иностранцу, вряд ли встретила бы поддержку. Скорее — наоборот. И я совсем не уверена, что сил, средств и влияния вашего друга хватило бы на то, чтобы сломить это противодействие.

— Потому-то я и сказал, что именно тогда ему, возможно, потребовалась бы моя помощь.

— Откровенно говоря, не уверена, что и вам удалось бы сдвинуть эту глыбу. Восточная Европа все еще живет по своим законам.

— Она права. То, что тебе легко удается решить во Франции, не говоря уже о родном Техасе…

— Хорошо, хорошо, друзья мои. Я ведь не спорю. Просто излагаю факты.

— Простите, Энтони.

— Да, собственно, не за что. Тем более что у меня — почти все. Единственное дополнение: наша завтрашняя поездка в Поенари — вопрос решенный, и, надеюсь, будет подготовлена основательно. Вот теперь — dixi! — как говорили древние. Я сказал.