Дата моей смерти

— Вторая ситуация — это не смерть, но беспомощное состояние тела.

Наркоз, наркотическое, а иногда и алкогольное опьянение, травма, вследствие которой человек теряет сознание, даже — сон. Душа, словно караулит эти счастливые для себя минуты, и вырывается на свободу. Куда спешит она? Это очень индивидуально. Но и здесь есть некоторые обобщения, свидетельствующие «за». К примеру, почти все люди, пережившие клиническую смерть, одинаково вспоминаю свои ощущения в эти трагические минуты. Вы наверняка читали у доктора Моуди: коридор, тоннель, свет, распахнутые двери или ворота, встреча с близкими людьми, покинувшими мир.

— Ситуация третья может наступить при ясном сознании, но опять же, когда человек переживает сильнейшее, эмоциональное потрясение: тогда душа проявляет себя, наделяя тело своей несоизмеримо большей силой. Все мы помним пример молодой женщины, удерживающей в течение почти часа, бетонную стену весом в несколько тонн, рухнувшего дома, потому что прямо под стеной в своей кроватке лежал ее младенец.

— И наконец, последняя, четвертая ситуация, позволяющее душе действовать самостоятельно после физической кончины тела. Это судьбы праведников, всю свою жизнь, более всего заботившихся о душе, в ущерб бренному телу. Благодаря их образу жизни душа, не внезапно, как в первых трех ситуациях, под воздействием эмоционального шока, а постепенно обретает и множит тот же энергетический заряд, который позволяет ей позже действовать самостоятельно. Откройте Житие более половины всех Святых, и вы найдете там множество тому примеров.

Теоретические рассуждения мои затянулись, но без них я не смогла бы сейчас сделать то, ради чего, собственно, вы и пришли ко мне: проследить дороги, по которым бродит ваша душа. Понять, что же пытается она обрести в своих странствиях, и рассказать вам об этом. А дальнейшее — уже дело вашего мироощущения, веры, стремления к гармонии и много еще чего…

Словом, решение, как поступить, все равно принять сможете только вы сами.

— Значит, усыпив мое сознание, вы, как бы, выпустили на волю мою душу и сумели последовать за ней?

— Совершенно верно и очень точно сформулировано.

— Вы обладаете таким даром или это наука?

— И то, и другое, но речь сейчас не обо мне. Вы можете с полным на то основанием, отмести всю мою теорию, и, следовательно, не поверить ни одному моему дальнейшему слову. Ведь, собственно с этого и начинает формироваться ваше решение. А оно, как я уже сказала, может быть принято только вами, и только самостоятельно. А если кто-то скажет, что может помочь, и захочет это продемонстрировать — гоните его прочь. Потому что это означает, что вам повстречался обманщик или очень страшный человек, да, собственно, и не совсем уже и человек.

— А кто же?

— Не будем рассуждать об этом всуе. Сейчас вам нужно ответить мне на один только вопрос: хотите ли вы слушать меня дальше, при условии разумеется, что теоретическая часть, как я уже сказала завершена. Сейчас я не спрашиваю вас: верите ли вы мне? Это было бы преждевременно, и ставило бы вас перед выбором, к которому вы еще не готовы. Только одно: хотите ли вы слушать? И не бойтесь, Бога ради, отказом, обидеть меня. Гораздо хуже, если затаив неверие, вы будете слушать то, что никак не отзовется в вашей душе, а, напротив, может даже нанести ей вред, потому что необходимость лукавить и претворяться, исподволь разрушают наши души.

— Я попробую ответить вам честно. Теория ваша меня увлекла и многое в ней, на первый взгляд кажется убедительным и даже абсолютным. Но я так воспитана, причем самой жизнью, что патологически не могу воспринимать ничего на веру. Моя категория — убежденность. И чтобы убедиться мне, не нужны даже конкретные факты, нет — достаточно нескольких часов собственных размышлений, анализа всего, что я услышала, интуитивного исследования, если хотите.

— Что ж, я вас понимаю прекрасно. Эта позиция логична и даже чем-то близка моей собственной. Хотите прийти в другой раз? Я вас приму. Вы интересны и симпатичны мне, и я искренне, теперь уже на основе собственных впечатлений, а не только лишь по просьбе Машеньки, хочу вам помочь.

— Нет. Я, как раз, хочу дослушать вас до конца, потому что вашего дальнейшего рассказа, возможно будет достаточно, чтобы моя вера стала убежденностью. А если этого не случиться, даю вам слово: я честно скажу об этом и вот тогда, наверное, попрошу дать мне время на размышление.

— Отлично. Меня это устраивает вполне. Итак, ваша душа…. — Кассандра снова застывает в той позе, которой застала ее я, в момент своего возвращения в реальный мир. И глаза ее, хотя в комнате уже совсем темно, опять наполняются неземной синевой, становятся бездонными как два близнеца — омута в непролазной лесной глуши. Она начинает говорить, но голос ее звучит совсем не так, как только что, и не похоже на то, как говорила она, когда вводила меня в транс. Напротив, теперь речь ее бесцветна и ровна, как бесконечная выцветшая дорога в степи. Слова ее теперь будто бы не служат выражением ее мыслей, а напротив, бесстрастно фиксируют то, что дано было видеть ей некоторое время назад, картину или целую череду картин, к которым сама она не имеет ни малейшего отношения. — Душа ваша рвалась на волю так неистово, словно тело ваше наскучило ей, и более того — тяготит ее. Это был тревожный знак. Но, когда, миновав рубежи, она вырвалась, наконец, на простор, причина того открылась мне. В бескрайнем мире, окружающем нас, но не данном нам в восприятии и ощущении, ее ждали, нетерпеливо и трепетно. Вы знаете, о ком я говорю сейчас…

Поздним вечером, потому что сумерки за окном белой обители Кассандры были все же предвестниками вечера, тогда еще только опускающегося на город, я возвращаюсь домой.

На душе моей пусто, и удивительно спокойно.

Можно сказать, что она никак не проявляет себя. И я начинаю опасаться: не заблудилась ли она вообще где-то там, в лабиринтах неведомого мне мира, по которым путешествовала в сопровождении Егора.

Но был рядом с ними еще некто.

Легка, и почти невесома, как и в реальной жизни, следовала по их следам Кассандра.

В том, что подобное ей под силу, как и во всей ее теории относительной самостоятельности наших душ, я более не сомневаюсь.

И оснований для малейших сомнений нет у меня более, потому что в качестве доказательства я услыхала пересказ той беседы, которую вели мы с Егором, а вернее — его душой.

Рассказ этот дополнен был, к тому же, еще некоторой информацией, которую не дано было воспринять мне самостоятельно, ибо, когда души наши общались, сознание мое дремало.

Но единственная свидетельница их беседы, не утаила от меня ничего. И каждому слову ее я верила безоглядно, потому что касалась она таких деталей и подробностей нашей с Егором мирской жизни и нынешнего, странного общения через границу двух миров, которые никто кроме нас двоих знать не мог.

Нет, сомнений более не было у меня, но было несколько вопросов, которые представлялись мне крайне важными.

Ответ на первый из них, в принципе, был мне известен. Я пришла к нему самостоятельно, и была почти уверена в том, что не ошиблась. Но подтверждение моей правоты было необходимо, и я задала его Кассандре.

Свой первый вопрос:

— Так что же происходит сейчас с его душой, ведь это не укладывается в обычную схему? Значит, она, душа Егора оказалась в одной из тех ситуаций, о которых вы говорили?

— Вы спрашиваете меня о том, что уже хорошо поняли сами. Но погодите… не надо оправданий, я вовсе не сержусь. — Легким, исполненным грации жестом, она останавливает мою попытку тут же принести свои извинения. Я как-то странно забылась и на минуту упустила из виду, с кем имею дело. В эту минуту и вылетел волнующий меня, и видимо, все же, главный вопрос. Но она тоже понимает это. И потому мелодичный голос ее звучит успокаивающе — Более того, полагаю, что вы поступаете правильно, задавая мне его. Вы правы: этот вопрос главный. Произошло же с душой вашего возлюбленного вот что. В момент своей физической гибели, он действительно испытал то сильнейшее, эмоциональное потрясение, о котором я говорила вам прежде. Но дело еще и в том, что все последнее время, с момента вашего расставания, как я понимаю, он жил в с ощущением сильнейшей вины перед вами, к которому позже добавилось еще и острое сожаление о потере. Чувства эти, как я полагаю в момент гибели, безраздельно владели его душой, и именно они оказались как бы содержанием энергии, которую она обрела в тот страшный миг. Он думал о вас, и более всего он желала вернуть ваше прошлое. И вся сила, которую вдруг обрела его душа, оказалась направлена на выполнение этого единственного желания. И оно исполнилось. Но лишь в том виде, котором могло исполниться, при условии, что вы с ним находились уже в разных мирах. Он получил возможность вернуться к вам, но лишь как бестелесный призрак, более того, он собственной же волей, намертво приковал себя к вам. Однако воссоединиться так, как мечтал он, трагически покидая этот мир, вы сможете лишь после того, как и ваша душа навсегда пересечет его границу. Иными словами, простите, с точки зрения материальных законов вы прекратите свое существование или уж если совсем попросту — умрете. До той поры, душа его не найдет покоя и будет метаться в пространстве, разделяющем эти миры, претерпевая страшные страдания, сродни тем, что испытывают души нераскаявшихся грешников. Он же, выходит так — сам обрек себя на них. Но и вам не даст он покоя, являясь всеми доступными ему способами, потому что так нелепо исполнившееся желание его включало в себя это, как обязательное условие — никогда больше не расставаться с вами. Скажу откровенно: история ваша и вашего возлюбленного меня потрясла. Но, повторюсь, помочь вам не могу ни я, ни кто другой, разумеется, если сам Господь не смилостивиться над вами. До той поры, изменить ситуацию можете только вы. Как? Я полагаю, вы понимаете это, не хуже меня. Но это вопрос только вашей веры.