Амрита

– Ничего. Раз память к тебе один раз вернулась, вернется и во второй, – усмехнулся Рюичиро.

– Ой, смотри! Вон там! – я ткнула пальцем в сторону лестницы.

– Где? Что?

– Да вон же! Не видишь, что ли? Следы моей крови на ступеньках. До сих пор видны.

– Да ладно тебе. Не ври. Придумаешь тоже гадость всякую, – сказал он с отвращением.

Квартира была угловой. Окно – с восточной стороны и окно – с южной. Дул ветер, и от каждого его дуновения белая кружевная занавеска, оставленная предыдущим жильцом, ходила сполохами, как северное сияние. Ее движения были похожи на звуки органной музыки.

– Знаешь, мне здесь нравится, – сказал Рюичиро.

– А денег тебе хватит?

– Ну, ты и нахалка! – возмутился он. – Денег мне хватит, не волнуйся. Моя книга хорошо продавалась и, между прочим, продается до сих пор. И ты могла бы уже запомнить. Почему я каждый раз должен тебе это повторять?

– У тебя что, есть сбережения, что ли?

– Ну есть.

– Врешь, небось, – я ухмыльнулась.

… Квартира была светлой, с приятными обоями и вообще немного напоминала наш номер в сайпанской гостинице.

Я сказала об этом Рюичиро.

Он улыбнулся и ответил:

– Ага, я, когда окно открывал, подумал – сейчас выгляну наружу, а там – море.

«А сам-то сказал, что мы чужие… Разве мы чужие?» – подумала я.

Разве можно было поверить в то, что до недавнего времени мы жили порознь и совсем не знали друг друга?

Мне казалось, что мы вместе уже вечность. С давних-давних пор.

Это чувство усиливалось пыльной пустотой комнаты, напоминавшей какие-то древние развалины. Кроме нас, здесь не было никаких признаков (и даже призраков) жизни. Только мы и наши голоса. Мне никогда раньше не доводилось бывать в таких местах, и я даже не подозревала, что они вообще существуют, а тем более в этом, хорошо знакомом мне, городе. Наверное, поэтому мысли о вечности нашего союза впервые нахлынули на меня именно здесь.

Чистый белый лист. На нем все так заметно, так ярко. Я здесь и сейчас, с этим человеком – две индивидуальности, создающие сочное красочное полотно…

Жизнь без брата была похожа на немое кино – вроде бы все на месте, но чего-то не хватает.

Каждый раз, когда я проходила мимо его комнаты, у меня в горле вставал комок – точно такой же, как при взгляде на фотографии Маю или отца. Хотя он не умер – с чего бы ему умирать? – но его образ словно заволокла зловещая тень.

Что бы я ни делала, я думала о нем. О моем брате.

Как-то раз Микико по дороге домой купила в кондитерской большое пирожное. Мы поделили его на двоих и, сидя на кухне, молча принялись каждая за свою половину.

Вдруг Микико сказала:

– Наверное, то, что мы сейчас чувствуем, мы должны были бы почувствовать только тогда, когда Ёшио пошел бы в университет… В университете мальчики часто заводят себе подружек и почти перестают появляться дома… Как-то все быстро получилось. И так неожиданно… – Судя по ее голосу, она до сих пор не верила в случившееся.

Если бы брат оставался с нами, я – как и раньше – не обращала бы на него внимания, но теперь его не было, и я вдруг в полной мере осознала, что он для меня значил. Горькое чувство, похожее на раскаяние, – оно не покидало меня ни на мгновение: как я могла отпустить его, упустить такого дорогого мне человека?

Она подошла ко мне в кафе, где я в одиночестве отдыхала после работы. Я сидела с книгой за просторным столом, на котором стояла ваза с огромными белыми лилиями, какими-то изящными веточками и пышно – невесомой, как облачка, кружевницей. Букет был таким большим, что я практически ничего и никого не видела. В общем, это как нельзя больше подходило моему настроению, Я не заметила, как она подошла к столу.

– Извините, – мягкий голос просочился сквозь белые лилии. Я удивленно взглянула на букет. По ту сторону стола (и букета) стояла молодая женщина. Ее белое лицо казалось слегка размытым и на редкость гармонично вписывалось в обрамление из нежных лепестков лилий и замысловатых переплетений тонких веток. Она была прекрасна.

– Мне очень неудобно отвлекать вас от чтения, но почему-то мне показалось, что вы должны быть знакомы с одним очень дорогим мне человеком… С одним моим маленьким другом. – Казалось, ее голос доносится откуда то издалека, из какого-то иного таинственного мира.

Ее густые каштановые локоны мягко падали на плечи. Все в ней было утонченным и элегантным. Карие миндалевидные глаза глядели на меня из-под потрясающе длинных ресниц. Гладкая, чистая кожа. Тонкие губы. Женщина была одета в белый свитер и длинную черную юбку, туго обтягивающую талию. Должно быть, именно так выглядят английские аристократки… Хотя откуда мне знать, как они выглядят? Я никогда с ними не встречалась. Просто вдруг мне подумалось, что, наверное, они выглядели как-то похоже…

– Простите? – я изобразила на лице удивление, хотя встречи со странными людьми уже перестали меня удивлять. Сколько же их вокруг? Еще немного – и я смело могу открывать балаганчик и показывать всех этих персонажей за деньги. При этом я бы соврала, если бы заявила, что они мне надоели. Напротив, без них моя жизнь стала бы очень скучной. Снедаемая диким любопытством, я улыбнулась и продолжила разговор: – Может быть, я и знаю вашего маленького друга, но, честно говоря, мне не очень понятно, кого вы имеете в виду.

– Я имею в виду одного мальчика младшего школьного возраста, – сказала она.

– Если вы говорите о моем брате – буду рада вам помочь. Никаких других мальчиков младшего школьного возраста я, простите, не знаю, – я еще раз взглянула на ее лицо в импровизированном ореоле букета. – Ну что же вы стоите? Садитесь, пожалуйста, тогда и поговорим.

В ответ, немного наморщив носик, она улыбнулась. Между губ сверкнул ряд ровных белых зубов.

Думаю, мало кто может устоять перед такой улыбкой. Я не смогла: эта женщина очаровала меня.

Она сходила за своей чашкой и подсела ко мне. Увидев содержимое чашки (чай с молоком по-английски, кто бы сомневался!), я не удержалась от улыбки: все правильно, все сходится.

– Так где вы познакомились с моим братом Ёшио? Ах да, простите. Меня зовут Сакуми, очень приятно.

– И вы меня простите, я, кажется, забыла представиться. В университете, где я сейчас учусь, все зовут меня Лапша. Это потому, что на обед я всегда ем лапшу кишимен[38], – она тихо рассмеялась.

Да. Удивительная женщина, что и говорить. Интересно, может, мой мозг посылает какие-нибудь тайные телепатические сигналы? Если верить телевизионным шоу, это вполне возможно…

– Мы с Ёшио познакомились в парке. Во время обеденного перерыва, – продолжала между тем Лапша свой рассказ. – Он слонялся по парку без дела. Было видно, что мальчик прогуливает школу и что ему абсолютно нечем заняться. А в этот день у меня как раз неожиданно были отменены все послеобеденные лекции. В общем, я к нему подошла, заговорила с ним, и вдруг обнаружилось, что у нас очень много общего. Так что мы быстро подружились и почти каждый день встречались в парке на скамейке. Но потом он вдруг пропал. Я начала волноваться, может быть, с ним что-нибудь случилось? А у меня – ни адреса, ни телефона. Представляете?

– Ну хорошо, а как вы догадались, что я его знаю? – спросила я. – У нас с ним такая большая разница. Да и вообще, мы, кажется, не очень-то похожи друг на друга.

– Знаете, я умею догадываться о таких вещах. Можете называть это интуицией. Ваш брат, если не ошибаюсь, тоже обладает такого рода способностями… Я просто сидела в кафе, наслаждалась чаем по-английски, и тут вдруг вошли вы и сели за этот стол. Самая обычная ситуация, но что-то внутри меня вдруг сжалось, появились какие-то образы, воспоминания. Например, я вспомнила, что Ёшио рассказывал мне о своей старшей сестре, которая потеряла память… В общем, я рассудила, что самым правильным будет подойти к вам и удостовериться, права я или ошибаюсь в своих догадках.

– Ах, вот в чем дело, – улыбнулась я. – Тогда все понятно.

38

Плоская лапша из пшеничной муки.