Страница 124 из 309
Размышляя над тем, как непринужденно держится Хидэёси, и сравнивая его поведение с собственной нарочитой сдержанностью, одни военачальники осуждали Хидэёси, тогда как другие, напротив, относились с одобрением:
— Он достоин всего, чего добился. Но при этом остался таким же, каким был прежде, хотя жалованье его и многократно возросло. Сначала он был слугой, потом самураем, а затем внезапно стал комендантом крепости. И, судя по всему, сумеет пойти еще дальше.
Хидэёси походил по лагерю, затем отправился к Нобунаге, обменялся с ним парой слов, и вот уже они вдвоем пошли на прогулку в горы.
— Какая дерзость! — воскликнул Сибата Кацуиэ, выйдя вместе с Сакумой Нобумори из шатра на окраину лагеря.
— Вот почему его так не любят, хотя он этого, строго говоря, и не заслуживает. Что может быть противнее, чем внимать тому, кто кичится своим умом.
С откровенной злостью обмениваясь подобными фразами, два военачальника следили, как Хидэёси с Нобунагой удаляются в горы.
— Он ничего нам не сказал. И не спросил у нас совета.
— Прежде всего это крайне опасно. Хорошо, сейчас день, но враг может подкараулить в горах где-нибудь в укромном местечке. И как быть, если их сейчас обстреляют?
— Ничего не поделаешь. Его светлость ведет себя как ему заблагорассудится.
— Да нет, это Хидэёси всему виной. Даже когда его светлость выходит на прогулку в сопровождении большой свиты, он всегда вьется где-нибудь поблизости и норовит оттеснить других.
Подобное положение не устраивало и других военачальников. Большинство из них было уверено, что Хидэёси нарочно увел Нобунагу в горы, чтобы, пользуясь своим красноречием, навязать ему какие-то неведомые планы. Это их сильно разозлило.
— Он пренебрегает нами — высокопоставленными военачальниками, истинной опорой клана.
Неизвестно, упускал ли Хидэёси из виду подобные особенности человеческой натуры или нарочно пренебрегал ими, но, так или иначе, он увлек Нобунагу в горы, оживленно беседуя с ним и громко смеясь, словно это не совет двух государственных мужей, а прогулка приятелей. Конечно, они отправились в горы не вдвоем, но свита не превышала двадцати или тридцати человек.
— Да, при восхождении на гору приходится изрядно попотеть. Не подать ли вам руку, мой господин?
— Это оскорбление!
— Нет, всего лишь учтивость.
— У меня еще полно сил! Нет ли тут где-нибудь гор повыше, чем эта?
— К сожалению, нет. В здешних краях, по крайней мере. Но ведь и эта достаточно высока!
Утирая пот с лица, Нобунага окинул взглядом расстилающуюся внизу долину. Стражники, пришедшие вместе с Хидэёси, затаились за деревьями.
— Пусть сопровождающие подождут нас здесь. Их присутствие помешало бы дальнейшему разговору.
Хидэёси и Нобунага оторвались от свиты и поднялись еще шагов на сорок вверх.
Здесь уже не росли деревья. Склон покрывала трава и нежный мох — эти места могли бы стать превосходным пастбищем. Вокруг цвели колокольчики. Львиный зев вытягивал свой язычок. Князь и его соратник молча шли вперед. Небо простиралось перед ними, как море.
— Остановимся здесь, мой господин.
— Прямо здесь?
— Сядем на траву.
Когда они опустились наземь на краю пропасти, крепость оказалась прямо под ними.
— Это Одани. — Хидэёси пальцем указал на крепость.
Нобунага кивнул, молча поглядев в том же направлении. Его глаза расширились, князя обуревали сильные чувства. И не только потому, что прямо под ними находилась главная вражеская твердыня. Там, в крепости, осажденной его собственным войском, жила его младшая сестра Оити, выданная когда-то замуж за хозяина крепости и уже подарившая ему четверых детей.
Князь и его вассал сидели в густой траве, доходившей им до плеч. Нобунага долго и неотрывно смотрел на крепость Одани, а затем повернулся к Хидэёси:
— Могу представить себе, как гневается на меня сестра. Ведь это я выдал ее замуж за представителя клана Асаи, даже не удосужившись поинтересоваться ее собственным мнением. Ей было сказано, что необходимо принести себя в жертву на пользу клана и что этот брак послужит укреплению нашей провинции. Хидэёси, мне кажется, все это до сих пор стоит у меня перед глазами.
— Я тоже прекрасно это помню. У нее было невиданное приданое и редкой красоты паланкин, богатая свита, и даже лошадей украсили драгоценными каменьями. Великое торжество было в тот день, когда ее выдали замуж и отправили на север за озеро Бива.
— Ей тогда было всего четырнадцать лет.
— Но она уже была на диво хороша.
— Хидэёси!
— Да?
— Ты ведь понимаешь, верно? Как все это для меня мучительно!
— Мне самому крайне тяжко думать об этом, мой господин.
Нобунага мотнул подбородком в сторону крепости:
— Взять эту крепость не составляет никакого труда. Но как сделать так, чтобы при этом не пострадала Оити?
— Когда вы приказали мне произвести разведку в окрестностях крепости Одани, я догадался о том, что вы замышляете кампанию против Асакуры и Асаи. По-моему, вы напрасно не даете волю совершенно естественным чувствам. В этом, мой господин, причина вашего нынешнего уныния. Пусть это и прозвучит бесстыдной лестью, но самоотречение — одна из лучших ваших черт.
— Ты один меня понимаешь. — Нобунага щелкнул языком. — Кацуиэ, Нобумори и остальные смотрят на меня так, словно я уже целых десять дней понапрасну теряю время. На их лицах я читаю откровенное недоумение. Особенно Кацуиэ, судя по всему, исподтишка смеется надо мной.
— И все это, мой господин, потому, что вы еще не решили, как поступить.
— Я в замешательстве. Если мы решим полностью истребить врага, несомненно, Асаи Нагамаса и его отец заставят Оити умереть вместе с ними.
— Так оно, скорее всего, и будет.
— Хидэёси, ты уверяешь меня в том, что тебя обуревают точно такие же чувства, но держишься при этом с поразительным хладнокровием. Неужели тебе и на этот раз удалось что-то придумать?
— Да уж, не без того.
— Так что же ты не спешишь дать покой моей душе?
— Для пользы дела я бы воздержался сейчас от каких бы то ни было советов.
— Но почему же?
— Потому что у нас в ставке слишком много народу.
— Тебя что, тревожит ревность к твоим успехам? Что ж, это понятно. Но ведь все здесь решаю я. Так что давай выкладывай, что ты придумал.
— Глядите, мой господин. — Хидэёси вновь указал на крепость Одани. — Особенность этой крепости в том, что в ней три отдельных огороженных участка. Князь Хисамаса живет в первом, а его сын Нагамаса и княгиня Оити с детьми — в третьем.
— Вон в том?
— Да, мой господин. Участок между первым и третьим и все примыкающее к нему пространство называется Кёгоку. Здесь живут старшие вассалы — Асаи Гэмба, Митамура Уэмон и Оноги Тоса. Так что при штурме Одани вовсе не обязательно вцепляться в голову или в хвост, мы можем обрушиться на туловище, на Кёгоку, и отрезать два других участка.
— Понятно. Ты хочешь предложить взять приступом Кёгоку.
— Нет. Если мы обрушимся на Кёгоку, из первого и из третьего участков выйдут подкрепления, нас атакуют с двух сторон и разгорится нешуточное сражение. И что нам тогда делать — пробиваться с боем вперед или отступать? В обоих случаях мы не сумеем обеспечить безопасность княгини Оити.
— Так как же нам поступить?
— Разумеется, лучше всего послать кого-нибудь на переговоры в крепость, изложить Асаи все преимущества и недостатки, вытекающие из сложившегося положения, и захватить и крепость, и Оити без единого выстрела.
— Тебе должно быть известно, что я уже дважды предпринимал подобные попытки. Мой посланец сообщил защитникам крепости, что если они сдадутся добровольно, то смогут сохранить за собой власть над округой. Я постарался довести до их сведения, что вся провинция Этидзэн выбрала такую участь. Однако ни Нагамаса, ни его отец не откликнулись на это. Они по-прежнему похваляются своей силой и убеждены, что нам с ними не совладать. А вся их так называемая «сила» заключается в том, что они удерживают Оити заложницей. Они уверены, что я ни за что не решусь на решительный штурм крепости, пока там остается моя сестра.