Страница 1 из 4
Туве Янссон
Летняя книга
УТРЕННЕЕ КУПАНИЕ
Всю ночь лил дождь, его сменил жар раннего июльского утра. Голые склоны горы уже высохли, но мох в расселинах еще хранил в себе влагу, и все краски казались сочнее обычного. Внизу, под верандой, буйствовал настоящий тропический лес. окутанный утренней дымкой. Трава и цветы, как назло, росли так густо, что того и гляди обломишь какой-нибудь стебелек, поэтому бабушка осторожно шарила между цветами, прикрывая одной рукой рот и каждую секунду рискуя потерять равновесие.
— Что ты делаешь? — спросила София, — Ничего особенного, — ответила бабушка. — То есть я хотела сказать, что ищу свою вставную челюсть, — добавила она сердито.
Девочка спустилась с веранды и деловито поинтересовалась:
— Где ты ее обронила?
— Здесь. Я стояла на этом самом месте, она и упала сюда, в пионы.
Бабушка и внучка принялись за поиски вместе.
— Давай я поищу, — сказала София. — Ведь тебе трудно стоять на четвереньках. Пусти-ка. Девочка нырнула под цветочную крышу и поползла между зелеными стеблями по мягкой черной земле. Ух, как тут было здорово, в этом запретном царстве. А вон и зубы — белые, острые, целая челюсть!
— Нашла! — София поднялась. — На, вставь их.
— Только не смотри на меня, — сказала бабушка, — я стесняюсь.
София спрятала руку с челюстью за спину.
— А я хочу посмотреть.
Тогда бабушка быстро вставила зубы, и оказалось, что ничего интересного в этом нет.
— Бабушка, а когда ты умрешь? — спросила София.
— Скоро. Но тебя это не касается.
— Почему?
Бабушка не ответила, она шла все дальше по склону к ущелью.
— Туда нельзя! — закричала София. Бабушка презрительно взглянула на нее.
— Знаю. Папа не разрешает нам ходить в ущелье. Но мы можем успеть, пока он спит.
Они медленно спускались с горы, мох скользил под ногами, солнце поднялось еще выше и высушило последнюю влагу, теперь, казалось, весь остров купался в солнечном свете. Было очень красиво.
— И тебе выроют яму? — участливо спросила София.
— Конечно, — ответила бабушка. — Большую яму. — И лукаво добавила: — Нам всем места хватит.
— Почему? Они шли к мысу.
— Так далеко я еще никогда не заходила, — сказала София. — А ты?
— И я тоже.
Вот и мыс. Гора в этом месте спускалась в воду темными террасами, и каждый такой шаг в темноту был окантован светло-зеленой бахромой из водорослей, которые то набегали с волной на каменную площадку, то снова уходили в море.
— Я хочу купаться, — сказала София. Она ждала, что бабушка возразит, но та будто и не слышала ее слов. София стала раздеваться, медленно и опасливо, не очень-то доверяя молчаливому согласию бабушки. Ледяная вода обожгла ноги.
— Холодная.
— Конечно холодная, — сказала бабушка, все еще погруженная в свои мысли. — А ты как думала?
София вошла в воду по пояс и остановилась.
— Плыви, — подбодрила ее бабушка. — Ну, что же ты?
Тут же глубоко, подумала София. Она, наверное, забыла, что я еще ни разу не плавала одна на глубине. Девочка вылезла из воды, уселась на камне и сказала как ни в чем не бывало:
— Сегодня будет отличный денек. Солнце поднялось совсем высоко. Остров и море блестели, залитые солнечными лучами, воздух казался невесомым.
— Я умею нырять, — сказала София. — А ты знаешь, как ныряют?
— Конечно, — ответила бабушка. — Нужно собраться с духом, разбежаться и прыгнуть, вот и все. Чуть заденешь ногами листья фукуса (Род бурых водорослей.), коричневые такие, знаешь, и скользишь вниз, задержав дыхание. Вода вокруг светлая и прозрачная, только пузырьки бегут наверх, а ниже все темнее и темнее. Потом поворачиваешься, поднимаешься на поверхность и делаешь вдох. Ну и плывешь. Просто плывешь к берегу.
— И все время с открытыми глазами.
— Еще бы. Ныряют всегда с открытыми глазами.
— Ты веришь, что я умею нырять, можно не показывать? — спросила София.
— Верю, верю. Одевайся, пойдем скорей домой, пока папа не проснулся.
Не много мне теперь надо, чтобы устать, подумала бабушка. Как только вернемся, прилягу отдохнуть. И не забыть бы сказать ему, что ребенок до сих пор боится глубины.
ЛУННЫЙ СВЕТ
Это случилось в полнолуние, в апреле, когда море было еще покрыто льдом. София проснулась и вспомнила, что они вернулись на остров и что спит она теперь на маминой кровати, потому что мама умерла. В печке вовсю полыхал огонь, языки пламени, казалось, доставали до самого потолка, к которому были подвешены для просушки сапоги. София спустила на холодный пол босые ноги и подошла к окну.
Лед был черный, и на нем, посреди этой черноты, София увидела за открытой заслонкой полыхающий в печке огонь, и даже два огня, один подле другого. Во втором окне на земле тоже горели два костра, а в третьем дважды отражалась вся комната, с чемоданами, сундуками и ящиками с откинутыми крышками, а в ящиках, чемоданах и сундуках этих было полным-полно мха, снега и пожухлой травы. И все это посреди кромешной тьмы. Софии показалось, что вдали, на горе, она разглядела рябинку, а неподалеку от нее двух детей. И темно-синее небо над ними.
София снова легла на кровать и стала смотреть на огонь, плясавший на потолке, и, пока она лежала, остров постепенно наступал на их дом, все ближе и ближе. И вот они уже спали на прибрежном лугу, на ее одеяле белели снеговые пятна, а море все наступало. Кровати заскользили по черному льду, в полу раскрылся узкий фарватер, и все их чемоданы и сундуки выплыли по нему на лунную дорожку. Полные тьмы и мха, они были открыты и покидали их дом навсегда.
София протянула руку и осторожно тронула бабушку за косу. Бабушка сразу же проснулась.
— Послушай, — прошептала София, — я видела два огня в окне. Почему там два огня, а не один?
Бабушка задумалась и ответила:
— Потому что у нас двойные рамы. Помолчав минуту, София спросила:
— Ты точно знаешь, что наша дверь заперта?
— Она открыта, — сказала бабушка. — Она всегда открыта, спи спокойно.
София завернулась в одеяло. Она подождала, пока весь остров не выплыл на лед и не стал удаляться к горизонту. А когда София уже засыпала, встал с постели папа, чтобы подбросить дров в печь.
ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЛЕС
На противоположной стороне острова, за горой, стоял мертвый лес. Там всегда дул ветер. Вот уже много сотен лет лес пытался расти вопреки бурям и поэтому стал не похожим ни на один другой лес в мире. Проплывая мимо на лодке, можно было увидеть, как ветер ломал и корежил каждое деревце, заставляя их чуть ли не ползком ползти по земле. Постепенно некоторые деревья, не выдержав натиска, ломались и падали и, догнивая свой век, где подпирали, а где придавливали еще уцелевшие и зеленеющие верхушками — так в один клубок тесно сплетались упрямство и покорность. Земля была устлана бурой хвоей, кроме тех мест, где ели, повинуясь судьбе, стелились по земле, они росли с неуемной жадностью, влажные и блестящие, как деревья в джунглях. Этот лес называли заколдованным. За долгие годы борьбы он сам нашел себе форму, и равновесие между жизнью и смертью было столь ненадежно, что малейшее изменение таило в себе беду. Нельзя было ни вырубить просеку, ни убрать упавшие деревья — и то, и другое могло бы привести к гибели всего заколдованного леса. Невозможно было осушить почву и вырастить что-нибудь за этой плотной, непроходимой стеной. Где-то в глубине за зарослями кустарника, в вечном полумраке, жили птицы и мелкие звери, в тихую погоду оттуда доносились шуршание крыльев и торопливый топоток лап. Но редко когда можно было увидеть этих зверей и птиц. Вначале, когда семья только поселилась на острове, папа с Софией решили сделать заколдованный лес еще таинственней, чем он был. Для этого они свезли на берег старые пни и сухие ветви можжевельника с соседних островков. Эти причудливые коряги, белесые от ветра и воды, были по-своему красивы. Когда их затаскивали наверх, они трещали и обламывались, оставляя за собой широкую колею. Бабушке это занятие не нравилось, но она только молча мыла лодку, терпеливо ожидая, когда папе и Софии надоест заколдованный лес. И тогда она стала наслаждаться им в одиночестве. Она не спеша пробиралась сквозь заросли папоротника, обходя болотную воду, потом, утомившись, ложилась на землю и разглядывала небо сквозь завесу из серого мха и веток. Когда она возвращалась, и ее спрашивали, где она пропадала, бабушка отвечала, что, кажется, немного вздремнула.