Страница 26 из 46
— Что там? — немедленно насторожилась Нинон, чутко уловившая перемену в моем настроении.
— Кажется, у поэта-песенника гости, — процедила я сквозь зубы.
— Гости? Женщина, конечно? — заинтересовалась Нинон.
— Если бы… — уныло сообщила я. — Это следователь.
— Ну вот, — плаксивым голосом сказала Нинон, — я так и знала. Сейчас этот любознательный гад точно расспрашивает Широкорядова о Лизе, а я опять в дерьме. Широкорядов не дурак и сразу поймет, кто проболтался. Я поспешила ее успокоить:
— С чего ты взяла, что он подумает на тебя? Если на то пошло, то проболтаться могли и Ленчик, и Ксюша, и безголосые «чернобурки». А кроме того, если бы ты не рассказала все следователю, он мог бы привлечь тебя за лжесвидетельство или припаять что похуже.
— И то верно, — невесело согласилась Нинон, — ну чем, чем я виновата? Тем, что вынуждена торчать здесь и быть в курсе всех этих ужасов? Ох, скорее бы они разобрались, что к чему. Кстати, я вообще не очень хорошо понимаю, в какую сторону движется следствие и движется ли вообще.
Я усмехнулась:
— Смешно ты выражаешься: движется. Прямо как возмущенная общественность.
— А я и есть возмущенная общественность, кто же я еще? — ничуть не смутилась Нинон. — И ты, между прочим, тоже. Мы здесь подвергаемся опасности, находясь при этом в полном неведении. Наша милиция должна нас защищать и успокаивать, а этот следователь, что он делает? Только страху нагнетает! Ходит тут с загадочной миной, а у всех душа не на месте. Сначала они арестовали Остроглазова, потом выпустили. Упрятали в кутузку шабашника, потому что нашли у него Иркины часы, но и его, того и гляди, выпустят на свободу с чистой совестью. Так кто же тогда убил банкирскую супружницу? И вообще, разбирается ли в этом кто-нибудь? У меня, например, такое чувство, что теперь все внимание следователя переместилось на пожар и эту идиотку Лизу.
— Пожалуй, у меня тоже, — вынужденно согласилась я. — Хотя… Может, это все как-нибудь связано?
— Может, и так. — Нинон по-прежнему кипела благородным возмущением. — Только нас почему-то никто не собирается ставить в известность.
— Ну-у, — протянула я, — а как же тайна следствия?
— Тайна тайной, но общественность должна быть в курсе всего, — твердо заявила Нинон, кого-то живо мне напомнив. Ах да, бессмертного управдома из «Бриллиантовой руки».
— Ага, — мрачно пошутила я. — Кто возьмет билетов пачку, тот получит водокачку.
— Что-что? — удивленно воззрилась на меня Нинон, которая, видимо, не уловила аналогии. Хотя, может, это и к лучшему, еще неизвестно, как бы ей понравилось мое сравнение.
Увлеченные дискуссией, мы настолько потеряли бдительность, что и не заметили, как подошел мой бывший любовник. В результате его появление оказалось таким неожиданным, что мы потеряли еще и дар речи.
— Здравствуйте, уважаемые! — поприветствовал нас этот подлый трус, скрывающийся под мужественной личиной следователя по особо важным делам.
Вместо ответа мы только широко открыли рты. И все же Нинон сориентировалась раньше меня и заметила язвительно:
— Пришли пытать главных свидетельниц?
— Так уж и пытать. Всего лишь выразить почтение, — усмехнулся мужчина моих несбывшихся снов, бросил короткий, испытующий взгляд на меня и опустил глаза. Какой застенчивый, надо же!
— Почтение? — повторила Нинон с издевкой. — Ну-ну, выражайте, коли так. Мы все в нетерпении.
— Ох, Нина Павловна, Нина Павловна, — укоризненно покачал головой «важняк», — и чего вы меня так не любите? — И снова короткий взгляд в мою сторону, а в нем вопрос: «Проболталась, что ли?»
Идиот!
— С чего вы взяли, что я вас не люблю? — зачем-то полезла в бутылку Нинон. — А хоть бы и так, с чего вы взяли, что я должна вас любить? Кажется, в вашем ведомстве такие отношения со свидетельницами по делу не приветствуются.
Следователь из Генпрокуратуры заалел, как маков цвет. Нинон и не подозревала, какую болезненную тему задела по неведению. Я уже забеспокоилась, как бы дело не обернулось наихудшим сценарием, от которого меня предостерегал Андрей, но Нинон, еще минуту назад откровенно его задиравшая, перешла на более нейтральный тон:
— Да ладно, не сердитесь. Мы против вас конкретно ничего не имеем, только, сами понимаете, у нас тут обстановка напряженная, так что немудрено сболтнуть лишнего. Общественность, к вашему сведению, желает знать, что происходит в поселке и когда кончатся эти страхи?
— Общественность? — уточнил Андрей. — Гм-гм, а в чьем лице выражена эта общественность, можно поинтересоваться?
— А вот в нашем, — задиристо отозвалась Нинон, — в смысле в нашем с Женей. Верно я говорю, Жень?
— Ага, — глупо поддакнула я, — и не простая общественность, а возмущенная.
— Это я уже понял. — Андрей, как мне показалось, обрадовался тому обстоятельству, что я наконец открыла рот.
— Ну так чем обрадуете? — все еще наседала на него Нинон.
— Пока ничем, к сожалению, — невесело признался мой бывший возлюбленный, — следствие продолжается, и его результаты зависят в том числе и от вас.
Нинон всплеснула руками:
— Ну вот, снова-здорово. Да мы уже мозоли на языках натерли, отвечая на ваши вопросы, а вы опять к нам…
— Ничего не поделаешь, работа такая, — сказал Андрей и попытался поймать мой взгляд. Я намеренно смотрела мимо него.
— Ну, раз от вас так просто не отделаешься, пойдемте на террасу, чего на солнце-то жариться, — вздохнула Нинон и, развернувшись, первой двинулась к дому.
Воспользовавшись минутой, Андрей схватил меня за руку и несильно, но чувствительно сжал мои пальцы. Я брезгливо выдернула ладонь. Что, интересно, он хотел этим выразить: благодарность за то, что я не проболталась, или в очередной раз показать, как он убивается, раскаиваясь в содеянном? В любом случае дурацкая детская выходка с его стороны.
На террасе мы расположились, как старые добрые приятели, и Нинон на правах хозяйки дома начала светскую беседу с весьма занимавшего ее вопроса:
— Так вы разыскали эту Лизу? Мужчина моих несбывшихся снов зыркнул на нее исподлобья и процедил сквозь зубы:
— Да, спасибо, в этом вопросе мы более-менее разобрались.
Нинон недовольно поерзала в кресле-качалке: такой краткий и неконкретный ответ ее явно не удовлетворил. Она опять обиженно поджала губы и посуровела лицом.
— Уж простите меня за назойливость, но я хотел бы расспросить вас об Овчарове.
— Это еще кто такой? — встрепенулась Нинон. — Первый раз слышу эту фамилию.
— Это владелец недостроенной дачи, на которой сгорел строительный вагончик, — пояснил мой «особо важный».
— Ах, вот это кто… — пробормотала Нинон. — Только вряд ли мы расскажем вам о нем что-нибудь ценное. Я его раза три за все время видела, он со мной даже не здоровался. А Женя тем более его не знает. А про то, как он ругался с этими шабашниками, она ведь вам, кажется, уже рассказала.
— И все-таки, — не сдавался «особо важный», — напрягите память, постарайтесь вспомнить… Вот вы говорите, что видели его в Дроздовке несколько раз. Может, он был не один, а с кем-нибудь?
Нинон наморщила лоб:
— Н-ну… Дайте-ка сосредоточиться… Кажется… Точно, один раз я заметила на заднем сиденье его машины девицу, такую рыжую девицу, очень молодую, лет восемнадцати максимум. Я еще подумала, что это его дочь, только не очень на него похожая. Он ведь брюнет, а девица рыжая. Вы случайно не знаете, у него есть дочь?
Простодушный вопрос Нинон, видимо, застал моего бывшего возлюбленного врасплох, и он механически ответил:
— Нет, у него три сына.
Информация о рыжей девице вызвала у Андрея задумчивость, а Нинон многозначительно посмотрела на меня.
— А раньше вы эту девушку не встречали или, может быть, потом? На платформе, например, или где-нибудь в поселке?
Нинон снова честно наморщила лоб:
— Не-а, я видела ее тогда в первый и последний раз в жизни.
— А опознать сможете, если придется?
Нинон вздрогнула и подалась вперед: