Снайпер

Саша плюнул на него, и обратился в зрение и слух. Машины по дороге проезжали крайне редко, где-то один раз в полчаса, и наблюдению практически не мешали.

В коттеджах жизнь шла тихим, мирным порядком.

Во-первых, как отметил снайпер, в каждом дворе было не по одной псине самых колоссальных размеров. Цепи у них были короткие, и собаки мучились от такой несвободы; от этого они часто и злобно гавкали, вставали на дыбы, рыли когтями землю, то есть разминались как могли. От вида их страданий Саше даже слегка взгрустнулось.

— Козлы нерусские, — сказал он.

Во-вторых, Саша отметил большое количество детей. Цыганята самых разных возрастов носились по дворам, мучили собак, дрались друг с другом, и вообще устраивали всяческие беспорядки. Как бы по контрасту со своими шикарными жилищами, внешний их вид вполне соответствовал отечественным представлениям о «детях подземелья». Вид играющих, орущих и носящихся детей не вызвал у наблюдателя никаких чувств, кроме сакраментальной фразы:

— Бомжи нерусские.

Хотя это была неправда — бомжами они не были.

В-третьих, присутствие взрослых ощущалось, но никого из них увидеть пока не удалось. Так прошло почти полтора часа. Саша приуныл: что-то ничего интересного и полезного не наблюдалось. Как-то незаметно он отвык от того, что в жизни часто бывают неудачи. В данном случае он имел в виду воплощение своих замыслов, и ничего более.

Через час и сорок минут после начала наблюдения, когда долгий майский день пошел на закат, у цыган началось самое интересное — то, что снайпер и хотел увидеть.

Сначала приехала «шестерка». Из нее выскочили цыганята, а затем показались и двое взрослых мужчин: молодой, с усиками, и пожилой, бородатый. Они закричали на детей, и те побежали открывать ворота. Через пятнадцать минут подъехала телега, которой правил совсем уже старик, но который, не скажешь по внешнему виду, легко выпрыгнул из телеги, сам открыл ворота, и сам загнал ее внутрь.

Вообще ворот у дома было двое. Одни были почти напротив Саши, у которых и происходили все действия, и дальние, к которым пока никто еще не подходил.

Прошло еще полчаса, и в начинающихся сумерках наблюдатель первый раз заметил, как кто-то, вынырнув из темного проулка, подошел к тем, дальним воротам, постучал несколько раз, и замер в ожидании. Саша внимательно разглядел его, насколько позволяло вечернее освещение, и охнул:

— Ба-а! Да это же Иван Кузнецов — старший брат!.. Или я ошибаюсь… Да нет, вроде он…. Но как Иван выглядит! Боже ты мой, на кого и вправду стал похож? Зомби какой-то, а не человек!

В воротах открылось окошко, Иван протянул туда руку, что-то передал, что-то получил взамен, и быстро ушел. Легко догадаться, что он получил, и что он передал.

В течение часа Саша имел удовольствие наблюдать целую череду таких товарообменных операций, причем лица наркоманов уже скрывали наступившие сумерки, но можно было разобрать что приходили особи и женского, и мужского пола, и в самом молодом, так сказать, «цветущем» облике. Ничего «цветущего» в них, скажем прямо, Саша не заметил.

Зато заметил периодическую возню на крыльце, которое освещалось мощной, похоже, двухсотваттной лампочкой, и, соответственно, было прекрасно освещено. Из дома во двор и обратно перемещались женщины, один раз выходил мужчина. Но, в любом случае, на крыльце больше двух человек не собиралось.

Саша загрустил: у него не было определенного плана, но как-то так само собой сложилось, что стрелял он до сих пор по мишеням многочисленным, дававшим простор для полета фантазии. А тут максимум два индивидуума — маловато для приличной акции.

Прождав еще с полчаса, Саша было засобирался домой, но тут послышался шум автомобиля со стороны Новопетровска, и он решил пропустить его, а потом уже выползать из своего убежища.

Приближавшаяся машина оказалась «Фордом». «Форд Скорпио» — такие большие американские машины Саша встречал и при поездке в город, и даже на улицах Новопетровска, поэтому марку он угадал сразу. Но то, что она свернет с асфальта, и по грунтовке направится к цыганским коттеджам, не угадал.

Машина остановилась прямо у центральных ворот, открылись дверцы, и вышли двое — в светлых рубашках, светловолосые; короче говоря, совершенно не похожие на цыган.

— Неужели наркоманы, — пробормотал Саша сам себе, — вот это да!

Но он ошибся. К приехавшим вышел тот самый молодой цыган с усиками, очень почтительно — это было заметно даже в бинокль — провел гостей в дом, и закрыл ворота.

Саша передумал уезжать, а остался в засаде; в надежде хоть на что-то интересное и полезное. К счастью, ждать пришлось недолго. Через двадцать минут светловолосые вышли из дома, и на прекрасно, как уже говорилось, освещенном крыльце Саша заметил в руках одного из них серебристый кейс. Причем он мог поклясться, что по приезду этого кейса у него не было. Обладатели интригующего багажа уселись в машину, развернулись, выехали на шоссе, а потом резко прибавили скорость и скрылись из виду.

Цыган, оставшийся у ворот, долго смотрел им в след, а потом смачно плюнул. Этот малозначительный факт в любое другое время не имел бы, конечно, никакого значения. Но, сопоставляя увиденное со своим опытом, Саша радостно почувствовал, что не зря он позволял комарикам издеваться над собой столько времени.

— Это я хорошо зашел, — сказал он голосом Куравлева, — это что-то значит. Давай думать — что это может быть? Деньги? Наверняка… Дурь? Сомнительно. Скорее так: от них дурь, им — приезжим — деньги. А раз так, значит они уехали с денежками… А денежки мне тоже нужны… Вот только как узнать, когда они приедут в следующий раз? Не могу же я сидеть здесь каждый вечер… Хорошо, пора выбираться отсюда, и ехать домой… А там я что-нибудь придумаю…