Феникс

— В какой-то мере. Возможно, быть бессмертным скучновато, но прожить свой жизненный срок во всей полноте до появления инстинкта смерти, чтобы умереть безболезненно, с ощущением прожитой жизни, как выполненного долга перед людьми и собой — это высокая идея человечества. Она же тянет за собой и высочайшую нравственность. Люди совершённого общества не смогут быть счастливы, осознавая, что фундамент их счастья — миллиарды безвременно оборванных жизней. Следовательно, их наука, искусство будут вдохновляться делом оживления прошлых поколений. Когда-нибудь это и объединит всех людей. Преступно отдавать такую мечту в руки разных сектантов и фанатиков, как делает автор этой книги.

В ту минуту я была рада за тебя. И подумала: медики — вот кто со временем станет центральной фигурой общества. И, конечно, учителя, дающие здоровье духовное.

— Вы так уверены в науке? — спросил брат Василий.

— Наука — моя вера.

— А вам не кажется, что в последнее время она извратила своё развитие и не способствует прогрессу, а регрессу?

— Наука всегда была двуликим Янусом. Классический пример: одной спичкой можно сжечь город и сварить обед. Все зависит от того, в чьих она руках.

— Да-да, — согласился Василий. — Бог и дьявол постоянно соперничают друг с другом. Диамат это называет борьбой противоположностей, а суть, если разобраться, одна и та же. Разная лишь терминология. Я бы сказал, образность.

— Не только, — отпарировал ты. — У вас в борьбе бога и дьявола человек не присутствует. Мы же, атеисты, эти противоположности видим в самом человеке.

— А вот скажите, вы очень верите в самого себя?

— То есть?

Мне показалось, что ты растерялся.

— Верите ли вы в то, что ваши личные возможности беспредельны?

— Нет. Конечно же, есть предел. К примеру, я не могу разбежаться и взлететь, не могу долго находиться в воде. Да мало ли что не по силам мне.

— Ну вот. Как вы можете верить в беспредельное могущество некоего абстрактного человека, если не верите даже в собственные силы, ибо весь ваш опыт говорит вам: вы бессильны перед многими природными явлениями, вы смертны.

— Но этот же опыт мне доказывает, что там, где бессилен один человек, всемогущи многие. Я не могу без крыльев взлететь в воздух, но могу это сделать, скажем, при помощи таких достижений человеческого разума, как дельтаплан, самолёт. Да, один я не в силах построить космический корабль, но существует коллективный гений человечества. Впрочем, своих подлинных возможностей я ещё не открыл. Но на пороге этого. И когда познаю самого себя, то, возможно, окончательно уверую в то, что я и есть бог.

— Вы слишком самонадеянны, — усмехнулся брат Василий. — Но какой смысл видите вы в пустой, без бога, Вселенной?

— Для меня космос не пустынен. Он наполнен созидающей материей, которая обладает более удивительным свойством, чем все вымечтанные людьми боги. Мне нравится, что материя взывает не к преклонению перед ней, а к изучению, познанию, разгадке её тайн. Именно это и объединит людей будущего.

Я слушала тебя, любовалась вдохновением, с каким ты бросал в лицо брату Василию свои контраргументы, но не могла понять, где кончаешься ты книжный и начинаешься настоящий. Ведь только вчера ты рассуждал о трех китах нравственности, с которыми человечество покончило, а теперь ставишь его на престол самого господа бога. Брат Василий показался мне более цельным. Для него существовал Некто, движущий судьбами людскими, и его вера в этого Некто была основой его морали. Ты же верил в чудесность материи, но поскольку та была безлика, то безликой была и основа твоей нравственности.

Через пару недель этот разговор имел продолжение в обстоятельствах, напрямую связанных с моими последующими бедами, поэтому и напомнила о нем в подробностях.

Как разразилась та катастрофа? Минуло уже восемнадцать лет, а она и сейчас перед глазами.

Все началось с сообщения по радио о том, что в районе Тихого океана, вблизи Галапагосских островов, акванавты английского научно-исследовательского судна случайно подцепили тралом и подняли на борт небольшой цилиндрический контейнер с клеймом, по которому трудно было определить, какому государству он принадлежит. Судно причалило к острову Сабины, высадило туда экспедицию и выгрузило контейнер. Поскольку было неизвестно, что он заключал в себе, везти его на материк не рискнули. Но человек — существо любопытное, контейнер все же вскрыли. Он оказался почти пустым, лишь небольшая горстка сероватого вещества, похожего на пепел, навела на мысль, что это, возможно, радиоактивные отходы. Были приняты меры предосторожности, любопытствующие посмеялись над своей наивностью, запаяли контейнер и на моторке забросили его подальше от берега. А на следующий день члены экспедиции и почти все население острова свалилось с ног от неизвестной болезни.

Я сохранила одно из первых описаний этого заболевания, вызванного, как выяснилось позже, выпущенным из цилиндра вирусом. Осталось загадкой: синтезирован ли вирус в бактериологической лаборатории и для чего-то заключён в цилиндр или же самозародился в радиоактивных отходах? С невероятной быстротой, почти за две недели, он облетел весь земной шар и вызвал глобальную эпидемию.

«Все было, как обычно, — пишет первая жертва вируса Дин Томпсон. — В честь прибытия на биостанцию был дан обед, на котором подали экзотические блюда: черепаховый суп, деликатесы из яиц биссы и рыбы-собаки, плов с мидиями, икру нерки.

В открытом летнем кинотеатре показали один из привезённых нами фильмов. Собралось все местное население острова, было шумно и по-праздничному весело. Никто и не предполагал, что завтра эти загорелые крепкие люди слягут в судорогах неведомой болезни.

Ночью я проснулся от звона и шума в голове и подумал, что, вероятно, не прошла бесследно рюмка местной настойки из какого-то растения с жёлтыми ягодами. Во рту пересохло. Я встал и, стараясь не разбудить врача и радиста, вышел из времянки в поисках воды. Возле входа стоял бидон, я плеснул в кружку тепловатой, слегка солёной на вкус жидкости и осмотрелся. Светало. Я поднял голову и протёр глаза. Что за чертовщина! Небо надо мной было разлинеено чёткими красными полосами. Такого рассвета я ещё не видел и удивился, но не очень — мало ли что бывает на свете. Пошатываясь побрёл в помещение. Нет, мне явно нездоровилось и, возможно, поднялась температура. Войдя в комнату, услышал стоны. Радист катался по кровати, будто его кто-то кусал. Я зажёг свет и обмер. Вместо Джо Райтера на кровати лежало существо, увидев которое, я вскрикнул. Оно же, кинув взгляд на меня, в свою очередь дико закричало и полезло с головой под простынь. Я взглянул на кровать врача и, теряя сознание, рухнул на пол. Когда же очнулся, свет был погашен, и голос Патрика Пьезо, нашего доктора, успокаивающе говорил мне: «Держите себя в руках, Дин. Что-то случилось, но мы должны владеть собой. Вы не узнали меня, я — вас. Не падайте в обморок, сейчас включу свет и попробуем разобраться в том, что произошло».