Страница 19 из 52
«Как странно будет, если в этой игре мы окажемся вместе, — подумала женщина. Она стояла на палубе, низко наклонившись над перилами. Со стороны можно было подумать, что она едва справляется с дурнотой, хотя теплоход не качало. — И он до конца игры так меня и не узнает… Это с трудом укладывается в голове. Да, времени с последней нашей встречи прошло немало. Но я не могла измениться настолько, чтобы не сохранилось вообще никаких узнаваемых черт. Следовательно? Следовательно, он не очень-то ко мне приглядывался тогда. А положа руку на сердце — вообще не видел. Смотрел — да. В любви объяснялся — да. Цветы дарил. Но не видел. Может быть, на ноги и грудь смотрел. А скорее всего, ему было все равно. Слишком поздно я узнала, что у него и до меня и после было несметное количество подружек. И у некоторых из них рождались от него дети. Интересно, как он живет со всем этим? Неужели ни об одном ребенке так и не вспоминает? А ведь наш будущий ребенок… Ведь это по его вине он так и не родился! Есть же такие сволочи на свете! Небось, еще и о призе мечтает. Дрянь, подлец, скотина! Как говорят в школе: таких типов надо из рогатки стрелять. А лучше из настоящего оружия. Может быть, так и сделать? Но нет. Это было бы слишком просто. Надо обо всем хорошенько подумать. А сейчас — только улыбка, только расположение, обаяние и еще раз обаяние. Но здесь нельзя переборщить…»
…Едва Саша появилась на нижней палубе, женщина поспешно ушла. Александра даже не успела разглядеть ее лица, да и не привыкла она еще различать этих незнакомых людей по силуэту. Ей показалось только, что фигура женщины как-то странно изогнута, точно от приступа боли…
Пароход шел быстро, оставляя за кормой белую пену. А по бортам вода была серой, свинцовой — в ней отражалось пасмурное небо. «Как только вы, питерцы, живете под этим прессом? — сказал однажды кто-то из Сашиных друзей. — Только подъезжаешь к заставам и видишь ваше небо, хочется лечь на землю и ползти по-пластунски…» А вот Макс так никогда не сказал бы. Ему в Петербурге нравилось все. В Саше он тоже не видел недостатков. «Я для него воплощенный идеал русской женщины», — улыбнулась она, вспомнив первое послание Штаубе из Гамбурга, после приключений, свалившихся на них в первую его поездку. А как он вызволял ее у похитителей, в то время как похитителем считали его… Алена, мама — они сразу и безоговорочно приняли Макса как родного.
А теперь Алена взялась доставить ее к Максу и ведет с ней душеспасительные беседы — наверное, чтобы не надумала сбежать. Но куда тут сбежишь?..
— Ты знаешь, я хотела еще Ноннку взять, но услышала за дверью рев ее дочери и решила, что ей сейчас не до прогулок.
Десять минут назад Екатерина Булычева и Анна Незванова перешли на «ты». Вопреки первому впечатлению Екатерины, Анна оказалась простой в общении, к тому же, с хорошим чувством юмора. Она едко прохаживалась насчет игроков-мужчин, а Катя смеялась от души. Они уже исследовали среднюю палубу и намеревались спуститься на нижнюю.
— Подожди, какая Ноннка? — Екатерина схватилась за поручни. — Ты тут уже со всеми перезнакомилась?
— Нет, только с тобой, — ответила Анна. — А Нонна… Мы с ней сто лет знакомы. Так уж получилось, что в нашей игре совершенно случайно лицом к лицу столкнулись две бывшие одноклассницы.
— Ну ничего себе! — воскликнула Катя и повторила: — Это какая же Нонна? Худенькая, в черной шали?
— Нет, полненькая, высокая. У которой еще девчонка во всеуслышание заявила, что ей дядьки присутствующие не нравятся. Наташка. Видимо, потом устроила матери скандал, что та не там ей папу ищет.
— Да уж, папу… — скривилась Екатерина. — А как же так вышло? Мне администраторша говорила, что никто из участников друг друга не знает. Это одно из условий.
— Как вышло? — Незванова пожала плечами. — Не знаю… Совпадение, конечно, удивительное, но мы с Нонной никому признаваться не будем. Ты, пожалуйста, тоже не проболтайся!
— А зачем? — пожала плечами Екатерина. — Могла бы, кстати, и мне не сообщать.
— Да от тебя-то мне зачем таиться? И вообще я не понимаю, почему это участники ни в коем случае не должны быть знакомы до игры? Кто придумал эту глупость?
— Может быть, в этом и есть какой-то смысл, — задумчиво произнесла Булычева. — Вы же теперь с Нонной конкурентки получаетесь. Ну, как все мы… И допустим, что-то зная о тебе, она может подсунуть тебе подлянку.
— Не понимаю. — Анна остановилась и в упор посмотрела на Катю. — Каким образом?
— Мало ли… — пожала плечами Булычева. — Например, в первом туре, когда все друг с другом официально знакомиться будут, ты скажешь, что любишь готовить. И очки наберешь от тех, кто кулинарок приветствует. А твоя одноклассница шепнет кому-нибудь, что все это вранье, что ты и яичницу жарить не умеешь. Но кулинария — это к примеру…
— Глупости. — Анна встряхнула своей роскошной гривой. — Во-первых, я не собираюсь врать. А во-вторых, каким образом она «шепнет»?
— Ну, не знаю… Может быть, я действительно глупость сказала, — опустила голову Катя.
— Конкурентки мы тут или не конкурентки, — заговорила Анна опять, видимо, задетая за живое ее словами, — но подличать, я думаю, ни одна из нас не станет. Ноннка мне дороже посулов этих устроителей. Славная она и добрая, только слабая. И жизнь у нее нескладная. Мужик был, но умер. А она шитьем на жизнь зарабатывает. Хотя имеет высшее психологическое образование.
— Ладно-ладно! — Катя махнула рукой. — Беру свои слова назад. Все мы тут простые незамысловатые люди. Не очень удачливые, потому что играем в азартные игры. Оказались здесь, чтобы денег заработать. И в телевизоре потом покрасоваться. Некоторые, наверное, сюда пришли, чтобы пару себе подобрать. А другим просто морским воздухом подышать захотелось.
— А ты, Катя, зачем? — вдруг спросила Незванова строго и с недовольством в голосе. — Зачем в этой игре участвуешь?
Екатерина уловила перемену произошедшую вдруг в Незвановой, но решила не обращать внимания и ответила просто:
— Надоело в нищете жить. Да и на круиз такой мне ни за что самой не заработать. Если и не выиграю главный приз, хоть две недели по-человечески проведу. А на заработанные от съемок деньги и еще некоторое время нормально поживу. Для меня это большая удача, считай, свое я уже выиграла. О главном призе мне и думать страшно… А ты зачем участвуешь? Судя по всему, ты женщина не бедная. На экране хочешь показаться? Или надеялась, что мужики здесь какие-нибудь сверхъестественные попадутся?
— Мужики мне не нужны, — усмехнулась Незванова.
— Это как? — опешила Екатерина. — Муж, что ли, имеется?
— Не имеется у меня мужа. И не имелось никогда. И вообще у меня никого нет. Не интересны мне мужики, понятно?
— Такого не бывает, — ответила Катя, немного испуганная откровенностью Незвановой. Не само признание ее пугало, а то, что Анна, едва познакомившись, говорила с ней как с близкой подругой. — Тем более у тебя дочка — вон какая красавица. Красивые дети от любви рождаются.
— Тут я спорить с тобой не буду, — сказала Незванова. — Настасья от любви родилась. Только знаешь, сколько мне было тогда лет? Едва восемнадцать исполнилось. А потом я поняла…
— Что все мужики — сволочи? — подхватила Екатерина.
— Да нет… — Незванова поморщилась. — То есть когда он дал понять, что не собирается признавать ребенка и тем более жениться на мне, я так и думала. А потом, когда с двухмесячной дочкой на работу стала бегать, другое поняла.
— Что именно?
— Что мужчины — низшие существа. И призваны выполнять определенные функции. Они их иногда очень хорошо выполняют. Но — и только.
— Я читала! — сказала Катя. — Это феминизм называется. То, о чем ты сейчас говоришь.
— Не знаю, как это называется, — сказала Незванова. — Только я на своем опыте убедилась: мужики — хорошие работники, воспроизводители, исполнители чьей-то воли, но на этом их положительные черты заканчиваются.