Страница 2 из 52
Склар Хаст считал себя счастливчиком. Но, увы, как раз те качества, которые позволили ему добиться завидного положения, отнюдь не помогали ему уживаться в обществе. Только за одно это утро он успел раскритиковать всех жителей соседних плотов. А теперь, сидя на скамейке перед своей лачугой, потягивая из чаши вино и глядя, как сиреневый сумрак опускается на поверхность океана, он мрачно размышлял об упрямстве и безрассудстве Мэрил, дочери Зандера Рохана. Легкий ветерок шевелил воду и колыхал листву. Глубоко вздохнув, молодой человек отбросил тяжелые мысли. Пусть Мэрил поступает, как ей заблагорассудится; глупо мучить себя из-за нее, Семма Войдервега или кого другого. Что без толку убиваться? Склар Хаст даже улыбнулся: в конце концов, таков был Завет, – хотя сам он ни за что не поставил бы свою подпись под таким сводом человеческих законов…
Но вечер уже вступал в свои права, и напряжение понемногу отступало. Вглядываясь в горизонт, он с неожиданной ясностью вдруг постиг собственное будущее, такое же светлое и бескрайнее, как это водное пространство, расстилающееся перед ним, срастаясь с небом. Он мог обручиться с любой из девушек, которых успел опробовать в недавнем прошлом, и навсегда покончить с холостяцкой жизнью. Однако торопиться не следовало. Холостяцкая жизнь – вовсе не самое плохое состояние на свете, что стремиться покончить с ней так уж решительно и бес: воротно. Девушки, конечно, придерживались иного мм: ния и торопили с выбором. Что ж, если это будет Мэм) Рохан…
Склар Хаст осушил чашу. Глупо торопиться, еще глупее досадовать на то, что жизнь развивается не по твоим планам.
Жизнь – прекрасная штука. В лагуне произрастали съедобные водоросли, которые, если их промыть пре сной водой и приготовить как следует, представляли собой основную пищу населения, живущего на плотах. К тому же в лагуне было полно рыбы, которая под защитой людей, отделенная от океанских хищников сетью, плодилась с невероятной быстротой. На выбор были и другие лакомства: пыльца морских кувшинок, их нежные завязи, а также рыба, выловленная Кидалами и Острожниками из океана.
Склар Хаст нацедил себе вторую чашу и, откинувшись на спину, устремил взгляд вверх, где уже пылали созвездия. Там над океаном висело скопление из двадцати пяти звезд, из которого, как гласило предание, явились его предки, убегавшие от преследования тиранов. Двести человек из разных каст успели обосноваться на поверхности, прежде чем космический корабль опустился на дно покрывавшего поверхность планеты океана. Ныне, двенадцать поколений спустя, эти две сотни беглецов превратились в колонию из двух тысяч человек, рассеянных на пятьдесят миль по плавучим островам из морских водорослей.
Касты, между которыми в первые годы еще соблюдались строгие различия, через несколько поколений почти уравнялись: стерлись межкастовые различия, все привыкли друг к Другу и уже ничем особенным, кроме названия, не выделялись. Само название касты стало чем-то вроде родового имени. Ничто не тревожило этой мирной безмятежной жизни – кроме Царя-Крагена.
Склар Хаст встал и подошел к краю плота, где всего пару дней назад Царь-Краген выгреб подчистую его заводи. Аппетит животного рос с каждым годом вместе с его размерами, и трудно было представить, во что это выльется в будущем. Есть ли границы его прожорливости? Всю свою жизнь организм, известный под названием Царь-Краген, неуклонно рос и развивался, достигнув на настоящий момент шестидесяти футов в длину. Склар Хаст прищурился, вглядываясь в океан в западном направлении – оттуда обычно приплывало чудище, рассекая глубины дюжими плавниками, издалека напоминая четырехвесельную галеру на полном ходу. Но вблизи сходство с чем-либо привычным окончательно пропадало. Громадная черная туша Царя-Крагена открывалась зияющей глоткой, окаймленной четырьмя челюстями и восемью ротовыми щупальцами. Из верхней части туловища торчал горб, в котором располагались две пары глаз; одна пара смотрела вперед, другая назад.
Царь-Краген таил в себе грандиозную разрушительную силу, но, к счастью, его удавалось задобрить. Он поглощал целые массивы морской губки, выращиваемой колонистами, и когда его аппетит бывал удовлетворен, не оставлял за собой жертв и разрушений.
Он даже охранял зону плотов от других алчных крагенов, преследуя их, как только они появлялись в зоне видимости, и отгоняя в глубины океана.
Склар Хаст вновь опустился на скамью, обернувшись к башне Спокойствия, откуда подавались сигналы. На вахте стоял Зандер Рохан – по тому, как оживленно перемигивались фонари, он узнавал почерк наставника. Однако в последние годы рука все больше изменяла тому, как, впрочем, и глаз – чего нельзя было не заметить даже с такого расстояния. Ритм был уже не тот.
Склар Хаст понимал, что мог бы перегнать его в любое время, если бы решился нанести старику такое оскорбление. Однако, несмотря на всю свою грубость и отсутствие такта, это было последней вещью, которой хотел Склар Хаст. Но как долго старик еще сможет выполнять свои обязанности? Даже сейчас Зандер Рохан, не имея на то особых причин, откладывал свою отставку – из зависти и враждебного отношения к своему помощнику, как подозревал Склар Хаст.
Зависть могла быть вызвана несколькими обстоятельствами: прямотой и категоричностью самого Склара Хаста, его самоуверенностью и, наконец, профессиональной компетентностью, в которой многим виделась заносчивость молодого выскочки.
Но главной причиной была Мэрил Рохан, дочь старика. Пять лет назад Рохан прозрачно намекнул ученику на то, что у него подрастает дочь на выданье. Отчего-то старику тогда не терпелось посватать ее именно за своего помощника. Мэрил принадлежала к той же касте, что и он, и была дочерью Гильдмастера. К тому же они были представителями одного поколения – Одиннадцатым родом с начал Поселения.
Но в то время Мэрил походила на неказистого подростка с мальчишескими замашками, и Склар Хаст не торопился под венец. Как и большая часть населения плотов, Мэрил была грамотной – то есть могла читать и распознавать сигналы с маяков, но при этом она умела еще и читать письмена Первых. Склара Хаста, преданного световой азбуке фонарщиков, очарованного ее изяществом и осмысленностью, раздражали эти загадочные каракули. Как-то раз он стал допытываться, что привлекает ее в этих значках.