Чуча

Мы бы не поняли, что он сказал, а Муравей понял сразу, но не ответил, только повел усом. Всем известно, что муравьи много работают и горды этим невероятно.

Тогда Чуча перевернулся серым брюшком вверх и увидел толстые желтые ветки с рыжими пучками иголок.

Все они тянулись за ветром, а один пучок вдруг — раз! — и перескочил на другую ветку… Вот чудо! Да нет, это и не пучок хвоинок совсем, а рыжий хвост рыжего зверя.

Чуча не успел прижаться к стволу — рыжий зверь был рядом. Висел головой вниз на сосновом стволе.

— Ого! — сказал зверь, показав длинные и мелкие зубы, — Ого, какое чучело! Кто ты?

— Я не знаю, — ответил Чуча.

— Ну, кто твоя мама?

— Не знаю.

— Ты здесь живешь?

— Кажется, да.

— Может, ты мышь? Но почему пушистый хвост? Покажи-ка лапы!

Чуча сел на задние лапки и вытянул передние.

— Никогда не видала такого. У тебя лапы, как человечьи руки. Вот урод! Вот чучело! И когти мягкие. Можешь влезть на мою сосну?

— Я не знаю.

— Ну попробуй. Здесь хорошо, наверху!

И зверь легко подтянулся на ветку, пробежал по ней до конца и — ааах! — перелетел на другую сосну, а потом — ввеерх, вверх, раскачался на ветке и опять — ааах! И все звал, звал, манил Чучу:

Чуча весь дрожал от страха и восхищения. О дружбе с таким красавцем даже думать нечего. Но глядеть на него… Это он, наверное, позволит.

Но тут появился еще один зверь. И это решило Чучину судьбу. Зверь был желтый, мягкий, большой и невзрослый. Он выбежал из темных елок на Чучину поляну, дурашливо выбрасывая толстые лапы. Выбежал боком. Его просто заносило. Зверь не заметил бы Чучу, если бы не дятленок, за которым он гнался. Тот не летал еще, а только подлетывал и, неловко кувыркаясь у земли, натолкнулся на Чучу.

Чуча не испугался желторотого и бесхвостого, но на всякий случай прыгнул на сосну и повис на ее коре, как это делают кошки. Нет, вернее, котята. Тонкие коготки держат плохо, и очень страшно, потому что высоко.

Вот тут-то невзрослый зверь раскрыл рот, вывалил язык и стал вовсю глядеть на Чучу. Про птенца он забыл совсем.

— Эй, ты кто?

— Я не знаю. Вон тот рыжий зверь…

— А, Белка с Сухой Сосны.

— Да, да, так она говорит, что я мышь.

— Белка слишком важничает. Я не знаю, что такое «мышь», но ты на нее не похож. Можешь спуститься.

Чуча не двинулся.

— А ты кто?

— Я — Волк. Когда я вырасту, меня будут звать, как и моих стариков, — Скальный. Мы живем за рощей скальных дубов. Ну, прыгай вниз!

Чуча разжал посиневшие пальцы и неловко брякнулся в траву. Пока он вставал, Волчонок успел легонько давнуть его лапой.

— Эй, эй! — крикнула сверху Белка, — Не смей трогать наше лесное Чучело.

— Я и не трогаю.

— Ах ты, врун! Больно он тебя, Чучелко?

— Ничего, — пропищал Чуча, облизывая помятый бок.

— Смотри, скальный злодей! — летело сверху.

— Он пошутил! — громко крикнул Чуча. И правда, косточки у него уже не болели.

— Ты хороший парень, — тявкнул Волчонок, — Пошли, я покажу тебе кабанов.

Под низкими елками было совсем темно и душно. От земли подымался горячий запах сухой хвои, сверху забивал свежий смоляной дух.

Здесь Волчонок ступал мягко, ветки раздвигал неслышно и все припадал, припадал на передние лапы, стелил голову по земле.

Волчонок прошел, а потом остановился возле большой хвойной кучи, которая вся копошилась, двигалась, кишела.

— Что это? — спросил Чуча.

— Муравьи. Ох и противные! — И — раз! — задней лапой разворотил часть кучи.

— Зачем? Они тебя не трогали.

— А попробуй сунь к ним лапу. Ну, попробуй!

Чуча сунул и сразу затряс ею. Несколько черных букашек скатились в траву, а на розовой лапе остались красные пятна.

— Ясно?

— Теперь ясно.

— А если к ним залетит бабочка или стрекоза — одни крылышки останутся.

Они двинулись дальше, скользя под еловыми ветками, как под крышей.

— Слышишь? — Волчонок повернулся к Чуче.

Но тот едва поспевал и, кроме желтого хвоста, не замечал ничего.

— Слышишь? — Волчонок повел носом, — Здесь проходили свиньи.

И вдруг сквозь ельник просочился желтый теплый свет, и открылась яркая и сочная поляна с белыми бабочками, зеленой травой и синими, белыми и желтыми цветами.

— Смотри! — жарко выдохнул Волчонок.

Через поляну медленно шла длинноносая бурая и седая кабаниха. А за ней, едва видные в траве, — рыжие, с коричневыми полосками вдоль тела, кабанята.

— Ой, какие! — ахнул Чуча. Он не мог отвести глаз. — Послушай, Скальный, а потом они тоже будут серыми?

Чуча сидел на задних лапах, а передними ухватился за веничек травы-перловника.

— Конечно, — кивнул Волчонок, — И я тоже буду серым.

Поляна была уже пуста, а они все сидели, с раздувающимися ноздрями, прерывисто дыша. Потом Волчонок вытянул толстые желтые лапы, положил на них морду. Глаза его стали узкими — две темных щелочки.

— Слушай Песню Леса, — сказал он, — Ляг в траву, так лучше, и слушай.

Чуча лег, запрокинул голову к далеким переливающимся верхушкам сосен, ясеней, берез…

«Ша-а-а», — летело сверху.

«Уи-чок-чок», — из кустов.

«Цк-цк-цк», — рядом из травы.

И все это смешалось, и Чуча услышал:

У меня есть лисы и лоси, — так говорил лес,

На суках раскосые рыси, говорил лес,

— Это все правда? — спросил Чуча.

Но Волчонок не ответил. Бок его поднимался ровно, одно тяжелое ухо завернулось, показав бело-серую подпушку, вокруг черного сухого носа металась муха. Чуча отогнал ее.

«Какой красавец! — подумал он, — Какой красавец!»

Теперь, где бы ни был Чуча, он слышал, как поет лес. И различал все новые слова. И знал, что все они — правда.

У меня есть дубы и грабы, — так говорил лес,

У меня есть грибы и рыбы, — говорил лес,

Белка с Сухой Сосны показала Чуче, как, прижавшись друг к дружке, в зеленом лапчатом домике живут орехи. Белка уносила их в гнездо, и Чуча помогал ей.

Видел он множество красной и дымно-черной ягоды, ел ее и дивился щедрости леса. Ему нравилось смотреть, как, поднимая землю, лезут из нее бледные, почти белые, свернутые в трубку, побеги травы.

А однажды он глянул на сосну и увидел, что одна чешуйка, маленькая точка, вдруг засверкала — от нее пошли синие, потом красные лучи.

Чуча сморгнул, и лучи стали голубыми, ярко-желтыми, оранжевыми.

— Что это?

— Не вижу, малыш, — отозвалась Белка с Сухой Сосны.

— Да вот же, вот на коре. Сейчас заденешь лапой!

— Нет ничего, кроме смолы. Поди-ка слижи ее. У тебя будут белые и крепкие зубы.

И верно, это светилась капелька смолы. И тогда Чуча впервые сам прибавил слова к Песне Леса:

И лес подхватил, запел, как свое: