Страница 22 из 30
—Вы присаживайтесь! —развязно предложил Сундуков и сам сел напротив, закинув ногу за ногу. —Совместные усилия —это хорошо, но… Знаете, работа, работа… —тут он неуместно засмеялся, и Петр Степанович подозрительно на него покосился. —И, потом, откровенно скажу, теряюсь! Хоть и отец, а —теряюсь! Ну, то есть дети сейчас… Родители для них — пустой звук! Одно слово — племя младое, незнакомое!
Классный руководитель заворочался на стуле, дернул себя за волосы в носу и сердито сказал:
— Да я что — не понимаю?! Я все понимаю! Но ведь нельзя, Алексей Алексеевич, нельзя! -он вдруг резко придвинулся к Сундукову и, понизив голос, с надеждой спросил: —А вот, если честно — то вот взять дрын — и по-дедовски, а?!
От его сверкающего взгляда становилось не по себе. Сундукову показалось, что он уже видел этот взгляд — то ли в иной жизни, то ли в учительской его родной школы.
—Точно! —согласно кивнул он. —Именно дрын! И по башке! Прервать, так сказать, связь времен…
Надежда в глазах Петра Степановича медленно сменилась недоумением. Теперь у него был сердитый и растерянный вид человека, заблудившегося в метро.
— Не понял вас! — сухо доложил он. — Я с вами серьезно, а вы как будто шутки шутите…
—Нет-нет! —с горячностью возразил Сундуков, которому стало жалко учителя. —Я вполне серьезен. Я только в том смысле, что иной раз руки опускаются. Убить хочется, на самом деле!
Петр Степанович смягчился.
—Суть в том, —назидательно сказал он, —чтобы от вопросов воспитания не устраняться ни на минуту. И начинать воспитание с колыбели. “Учи дитя, пока оно поперек кровати лежит!” А если годами пускать это дело на самотек, то немудрено, что потом руки опускаются.
Сундуков безропотно внимал, не сводя с Петра Степановича взгляда голубых глаз, и это вдохновляло учителя все более.
—Все начинается, —гремел он, —с мелочей! Упустите одну мелочь —упустите все! Сегодня расхлябанность в одежде, завтра —наркотики в подъезде! Я это к тому, —с солдатской прямотой рубанул Петр Степанович, строго взглядывая на Сундукова, —что, вот взять, как ваш одевается! Смотреть тошно! Какие-то шорты, майка до колен, все висит как на пугале! Кепка — козырьком набок! А стрижка? Каторжанин, колодник какой-то! Ну, куда это годится? Сундуков обрадовался возможности вставить слово. Слушал учителя он вполуха, а, правду сказать, почти и не слушал. Иные, забытые голоса звучали в его голове, шелест давно выпавших дождей, мелодия “Дилайлы” и рев самолетов.
—Это, согласен, безобразно! —подхватил он, улыбаясь чему-то. —Мы одевались и стриглись иначе! Да мы вообще не стриглись. Мы исповедовали естественность и красоту. У меня были, представьте, волосы до плеч! — с диковатым огоньком в глазах признался он. —Рубашки облегали фигуру, и все в цветах, самые смелые краски! Мы носили синие джинсы в заплатах. Джинсы обтягивали бедра. Мы подчеркивали гибкость и чувственность наших юных тел! Сундуков увлекся. Он и не заметил, что классный руководитель опять меняется в лице. Успокаивающе махнув гостю рукой, он бросился к шкафу.
— Да я вам сейчас покажу фотографии! — пообещал Сундуков. - Вы сами все и увидите!
Одним прыжком взлетев на стул, он принялся с бешеной энергией копаться на анресолях, нимало не заботясь о том, что из-под его рук сыплются на шокированного учителя брошюры, открытки, грамоты к октябрьским юбилеям и женским дням. А их количество все увеличивалось, и, наконец, произошел обвал. Весь заплесневелый архив рухнул к ногам Петра Степановича, обдав его пылью и затхлым ветром минувшего. Досадуя на собственную неловкость, Сундуков оглянулся, собираясь извиниться, но слова застряли у него в глотке. Классному наставнику было не до Сундукова -окаменев, он с ужасом и омерзением смотрел себе под ноги, будто там шевелилась змея. Змеи, конечно, не было.
Прямо перед учителем среди прочего хлама возлежал глянцевый кирпич, обещавший увеличить размер полового члена. У Сундукова по спине побежали мурашки. А Петр Степанович, не шевелясь и не говоря ни слова, смотрел на необычную книгу, и его лицо постепенно приобретало такое ледяное выражение, будто он увидел свою любимую книгу, давно и неизвестно кем украденную, но теперь-то он знал — кем.
Это было жутко, что Сундуков начисто забыл, с какой целью влез на стул. Мучительно пытаясь вспомнить, он не спешил покидать свою позицию, и со стороны это напоминало сцену из пьесы абсурда, сыгранную с удивительным мастерством и чувством. Наконец Петр Степанович сумел оторвать взгляд от книги.
—Ну так! —произнес он холодно и поднялся, хрустнув коленями. —Я мог бы сказать, что мой визит оказался напрасным, но теперь вижу, что —нет, не напрасным! Теперь я отчетливо вижу первопричину всех бед, корень зла, так сказать! Яблоко от яблоньки недалеко падает, уважаемый господин Сундуков! Взаимопонимания мы не найдем однозначно, нужно принимать административные меры!
—Обязательно административные? —пролепетал Сундуков, делая попытку спуститься. Классный руководитель жестом остановил его, как бы давая понять, что Сундуков сумел достичь той степени морального падения, когда местонахождение физического тела уже не имеет особого значения, и официальным тоном изложил суть дела, вокруг да около которого он до сих пор разводил турусы. Оказалось, что Сундуков-младший, преступно используя школьный аппарат, неоднократно в течение последнего месяца заказывал международные переговоры с Доминиканской Республикой с целью получения телефонного секса. В свою деятельность он вовлек некоторых одноклассников, придав таким образом сексу характер группового. В итоге школа понесла материальный ущерб в размере четырех с половиной миллионов рублей.
—Про моральный я уже не говорю, —угрюмо закончил он. —Мы прогремим на всю область. Но, если вы не оплатите телефонные счета добровольно, мы будем вынуждены обратиться в суд. Другого варианта нет… —Он повернулся и пошел к выходу, горбясь и сердито сопя.
Сундуков не верил своим ушам. Ему хотелось, чтобы Петр Степанович сейчас же вернулся и сказал, что это шутка. Но учитель и не думал возвращаться. Он обувался в прихожей и, кряхтя, подбадривал жену Сундукова: “Мужайтесь! Я вам сочувствую, но…”. Сундукову совсем расхотелось слезать со стула.
Он так и продолжал парить в вышине, когда в комнату вошла жена.
—Ну и что, придурок, будешь теперь делать? —ядовито поинтересовалась она. —У меня денег нет. Деньги, порнуха, любовь, ненависть —причуды и несуразности этого дня нахлынули на Сундукова, как волна на пустой берег, затопив и перепутав все, что возможно. Теперь волна ушла, а берег, кажется, стал еще пустыннее и тоскливее. Четыре с полтиной -это не хрен собачий, подумал Сундуков, машинально отыскивая глазами батарею парового отопления. Но взгляд его прежде наткнулся на жену, которая наблюдала за Сундуковым, подбоченясь и вызывающе выставив бедро.
“Ишь, выстроилась! —обреченно подумал он. —Как в этом… в романсе —”на тебя подбоченясь, красиво…”” — Ну, что скажешь, придурок? — спросила жена. Сундуков равнодушно пожал плечами, внимательно и оценивающе посмотрел вниз. — Ты похожа на красивого корнета, — сказал он.
Флягин заявился в десять часов утра. Он долго и отчаянно трезвонил в дверь, потом начал стучать. Сундуков, ночевавший на раскладушке и намеревавшийся не покидать ее в течение всего дня, не выдержал и в одних трусах пошел открывать. Флягин ворвался с выражением паники на лице.
—Ты все дрыхнешь? —озабоченно спросил он. —Я как белка, а он дрыхнет… Собирайся, едем!
— Куда? — с отвращением спросил Сундуков. —За деньгами. Вчера сбежал, а я отдувайся, —отрезал Флягин и, обведя взглядом прихожую, догадался наконец спросить: - Твои дома?
— Ушли все, — глухо сказал Сундуков. — А я в обструкции. Тут сынок такое отчудил… Флягин сочувственно посмотрел на него. — Да, видок у тебя… Король Лир и Тимоти Лири в одном лице… — Ты тоже неважно выглядишь, — заметил Сундуков. - Перетрудился? Ну и что? Отсняли? Флягин поморщился. —А ты сомневался? —буркнул он и хлопнул себя по карману, где лежала видеокассета. -