Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 20



— Это — Сила Источника,— наконец-то улыбнулся Теранои.— Я бояться, она здесь не действовать, но она действовать.

— Вот уж спасибо ей…

— Хей, рыжая девчонка! А мы ведь тебя оплакивали!

Папаша Шаки покинул свое возвышение в глубине зала и, расталкивая постояльцев, если те не успевали вовремя убраться с пути этого гиганта, двинулся навстречу гостье. Это было как если бы король покинул свой трон!

— Говорили, что корабль, на котором ты отправилась в путь, пропал без вести,— гудел папаша Шаки, легко перекрывая своим басом многоголосый шум, стоявший в зале.— Мамаша Илина даже уронила по тебе слезу, и не одну притом. А ты, гляди-ка, живая-здоровая, да еще и принарядилась: одета, что твоя горянка на праздник равноденствия, или как там это у них называется. Послушай, а что все-таки случилось со «Скороходом», тем кораблем? Знавал я его капитана.

— Корабль пошел на дно со всей командой,— ответила девушка.— Я одна спаслась.

— Ну-ну! Тебя, как всегда, не берут ни вода, ни огонь, ни веревка. А как произошло крушение?

— Мы попали в шторм,— пояснила Соня,— мачта упала, а потом нас перевернуло. К счастью, берег был недалеко, я сумела доплыть до него.

— Да, старый скряга Шикшим вечно жалел денег на оснастку. Предпочитал рискнуть и выйти в море с подгнившей мачтой, лишь бы не раскошелиться на новую. Вот и доигрался в конце концов… Слушай, а этот горец, он что, с тобой? Симпатичный парень. Хе, притащила с собой горца, сама вырядилась, как горянка… На свадьбу-то пригласишь? Ну, не злись, не злись, я же шучу. Но кто же все-таки этот парень, а?

— Его зовут Теранои,— ответила Соня.— Эй, Теранои, перед тобой — папаша Шаки, хозяин этого заведения и мой давний друг.

— Приветствую тебя, па-па-ша-ша-ки,— ответил горец, запинаясь на трудном, незнакомом ему имени.

— И я приветствую гостя, заглянувшего ко мне,— пророкотал папаша Шаки.

— Приюти его на несколько дней, пожалуйста,— попросила Соня.

— О чем разговор, золотце мое рыжеволосое? Эй, кто там… Мышонок, ну-ка, поди сюда! Усади этого парня где-нибудь в уголке да накорми хорошенько. А потом, как поест, найдешь ему свободную постель. Пусть выспится, он, верно, устал с дороги. Это мой гость, а не просто постоялец, ты понял? Веди себя с ним соответственно.

Маленький шустрый подросток-слуга молча кивнул и, поманив за собой горца, отправился выполнять поручение. Папаша Шаки снова обернулся к Соне.

— Ну а тебя обязательно должна накормить обедом мамаша Илина. Она мне никогда не простит, если я тебя к ней не отведу, утопленница ты наша.

— Пока не утопленница, хоть, правду сказать, чуть было ею не стала! — рассмеялась Соня.

На редкость приятное чувство охватило ее: то чувство, которое испытывает путник, вернувшийся после долгих скитаний в знакомые места и к испытанным друзьям. Никто, разумеется, не станет спорить с тем, что в большом мире много зла. Но, если подумать, то и добра в нем никак не меньше.

…Рассказ длился долго, и все слушали Соню, открыв рот и не перебивая. Мамаша Илина, шустрая жизнерадостная толстушка, то и дело ахала, подпирала ладонями круглые румяные щеки, поминала Изиду и Митру. Папаша Шаки одобрительно бурчал, взял меч, изготовленный древними хейворками, долго рассматривал его, щелкал по лезвию ногтем, слушал звук.

— Знатное оружие,— заключил он наконец.— Сейчас такое уже разучились делать. Эх, будь я малость помоложе, снарядил бы корабль и вывез сюда всю ту оружейную. А там ведь, в пещерах этих, и не только бронза может найтись, как думаешь? У хейворков, раз они раньше такие умелые были, и золотишко, и камушки самоцветные наверняка водились, так ведь?



— Сиди уж! — неожиданно резким голосом возопила мамаша Илина.— Хватит, натаскался по морю! Чего тебе не хватает-то, скажи на милость? Ешь ведь досыта, спишь вволю, нет, потащишься на край света, смерти искать!

— Ну затрубила,— беззлобно огрызнулся папаша Шаки.— Я ведь не говорил, что поеду. От добра добра не ищут, а живется мне и на самом деле не худо.

— Вот и я про то говорю! — не сбавляла тона мамаша Илина.— Поглядела бы я, как ты по подземельям этим от великанов тамошних улепетываешь, с твоим-то брюхом!

 — Если уж что и способно выгнать меня из дому,— задумчиво продолжал папаша Шаки, при этом хитро поглядывая на Соню,— так это женские свары и дрязги…

Мамаша Илина тут же осеклась.

— Ты ешь, ешь давай,— принялась она потчевать Соню.— А вот, попробуй фаршированного каплуна, запеченного в собственном соку. Знаешь, как я его делаю? Беру дюжину яиц, варю их вкрутую, затем фарширую яйца грибами. После этого беру трех карпов, полежавших в уксусе, вынимаю из них все косточки, и уж этих карпов фарширую яйцами. Затем вкладываю карпов в тушку жирного каплуна, зашиваю разрез шнурком, чтобы сало не вытапливалось, и ставлю в печь. Сама понимаешь, все это пересыпается душистыми травами. Давай отрежу кусочек, а? Петрушкой сверху посыпь, так оно еще вкуснее будет.

Фаршированный каплун и правда был восхитителен, как, впрочем, и все остальные блюда на столе мамаши Илины: устрицы с горчицей, поджаренная на вертеле баранина, густая, остро пахнущая похлебка с плавающими по поверхности пятнышками золотистого жира, соленые овощи, орешки, уваренные в виноградом соку, сладкие варенья, цукаты… Стояли на столе и несколько кувшинов с винами — лучшими из тех, что хранились в погребке папаши Шаки.

Время от времени пробуя то или иное блюдо, Соня продолжала рассказ: о чудовищных грозах Перевала Судьбы, о таинственных Вратах, об Источнике и его могучей Силе, об удивительном народе, живущем возле Источника и ради Источника…

— Так этот горец, которого ты притащила с собой, он что, из того самого народа? — спросил папаша Шаки.

— Верно,— кивнула Соня.— И я хотела бы поговорить о нем с тобой.

— Что еще за горец? — поинтересовалась мамаша Илина.

— Его зовут Теранои,— принялась объяснять Соня.— Он посчитал, что жизнь в долине скучновата, вот и увязался за мной, чтобы выбраться в большой мир. Только он совершенный дикарь, ничего здесь не знает. Ему надо помочь, а то пропадет.

— О чем разговор, солнышко мое? — откликнулся папаша Шаки.— Хочешь, я предложу ему место на кухне?

— Попробуй,— ответила Соня,— только вряд ли он согласится. Понимаешь, прежде, чем прийти к тебе, я немного поводила его по Султанапуру, показала храмы, городской сад с фонтанами, квартал знати, базар — в общем, все, что обычно показывают чужеземцам. А когда мы пришли в порт, то он стал точно мальчишка какой-нибудь. В бухту как раз входил большой четырехмачтовый галеон, так этот горец уцепился за поручни на пристани и стоял неподвижно, пока корабль не причалил. И лицо у него при этом было такое, понимаешь…

— Понимаю,— улыбнулся папаша Шаки.— Я и сам, бывает, приду в порт, так сердце и защемит, хочется снова выйти в море, как когда-то… Да успокойся ты, мамаша,— сказал он Илине, видя, что та возмущенно округлила глаза и уже открыла рот, собираясь хорошенько отчитать его.— Это так, настроения, никуда я не собираюсь плыть. Не те уж мои годы… Да, а у этого парня, как видно, тоже душа моряка. Хочешь, я определю его на какой-нибудь корабль?

— К этому и веду,— ответила Соня.— Парень он ловкий, к морскому делу должен быстро приноровиться.

— Только вот не укачивает ли его? Я знаю не так уж мало людей, которые из-за морской болезни вынуждены были отказаться от ремесла моряка.

— Это вряд ли,— подумав, сказала Соня.— Мы от гирканской границы семь дней добирались сюда верхом. Он с непривычки уставал поначалу, но чтоб укачался… Нет, этого я не заметила. Только устрой парня на какого-нибудь честного «купца». Темные делишки — не для него.

— Я и сам никогда не имел дела ни с пиратами, ни с работорговцами,— гордо выпрямился папаша Шаки.— Ну, разве пару раз, когда совсем уж туго приходилось. Ладно, через седмицу или чуть позже отсюда в Акит пойдет карака. Капитаном на ней мой хороший знакомый, Вансу, по прозвищу Кот. Он наполовину туранец, а наполовину кхитаец. И честный человек, что довольно странно при таких предках. Вот к нему-то я и устрою твоего парня.