Гаури

— Так я могу забрать ее собой? — спросила Лакшми.

— Если возвратите ее мужу.

— Для этого мы и пришли сюда, ваше сиятельство, — сказал Адам Сингх.

— Не ваше сиятельство, а просто доктор!

— Будь благословен, исцеляющий сердца и тела, — проговорил с поклоном Адам Сингх. — Пусть боги вознаградят тебя за твою доброту.

— Не знаю, умею ли я чинить разбитые сердца. Тела — возможно, — тихо сказал Махендра.

— Я никогда не забуду ваших слов, — сказал Адам Сингх. — Вы должны приехать к нам и разбудить мертвые сердца, доктор-джи.

— А вы не боитесь, что вашим односельчанам я покажусь безнравственным безбожником? — иронически улыбнулся Махендра. — Не думайте, что они так легко откажутся от преклонения перед новым богом — деньгами. Они изменятся лишь со временем, когда великий переворот потрясет их жизнь и обновит землю. Ведь мы сейчас на верном пути. Только помните, что вы, народ, должны держать ухо востро, не поддаваться заблуждениям и не бросать таких девушек, как Гаури, на съедение волкам…

Лакшми заплакала.

— Ну, вот уж и слезы, — сказал Махендра и закурил сигарету, чтобы скрыть смущение. — Ладно, поплачьте хорошенько, чтобы потом почаще улыбаться.

— Ах, сахиб доктор, если мне удастся возвратить дочь ее мужу, я умру счастливой.

Махендра позвал Гаури и мягко подтолкнул ее к матери.

— Забирайте ее, — сказал он, улыбнувшись, — а то я, чего доброго, и сам женюсь на ней.

— Так мы взаправду можем забрать ее? — переспросила Лакшми, не веря своему счастью.

— Ну, конечно. Пусть она только уложит свои вещи да получит заработную плату. А теперь подождите на улице, пока она поможет мне принять остальных больных.

Лакшми упала Махендре в ноги, но Гаури подняла ее и проводила до дверей. Адам Сингх следовал за ними, сложив руки в знак смиренной благодарности. Разве можно было сразу излечить этих людей от укоренившегося раболепства?

Махендра пригасил наполовину выкуренную сигарету в черепе, служившем ему пепельницей, и позвонил в колокольчик, вызывая слугу.

7

Лакшми, Адам Сингх и Гаури прибыли в Малый Пиплан после захода солнца, когда далекая вершина Дхаоладхара еще тлела в темноте, словно после долгого пожара, в пламени которого сгорело убежище богов. Они сразу прошли к сараю, где лежал выздоравливающий Панчи. Хур Бану, растиравшая его, была до того поражена, что так и застыла с поднятыми руками. Но дядюшка Рафик, куривший кальян в ногах у Панчи, встал и вежливо приветствовал гостей. Панчи, не веря своим глазам, глядел на пришельцев, не находя слов от изумления.

— Сын мой! — воскликнула Лакшми, бросаясь к Панчи.

Покоробленный этой показной нежностью, Адам Сингх отвернулся и принялся вытирать платком пот с шеи. Одна Гаури спокойно подошла и села в ногах у Панчи, прикрыв глаза краем сари.

— Так вы все-таки привели ее обратно, — сказал Панчи.

Бледный и измученный, он, казалось, прошел через смерть.

— Сынок, ты видишь, она жива и здорова, — сказала Лакшми, стараясь успокоить его. — Большой доктор, у которого она работала сиделкой, был очень добр. Как мне рассказать о его доброте?.. Он так умно говорил…

— Да, сынок, — добавил Адам Сингх, чтобы отвлечь Панчи от мыслей об обидах, нанесенных ему Лакшми и Амру. — Доктор Махендра хороший человек. Он выучил Гаури на санитарку, и она скоро выходит тебя. Уверен, что он научил ее и уму-разуму и теперь она будет тебе лучшей женой.

— Ты религиозный человек, дядя, — с насмешкой сказал Панчи, — и тебе все представляется в розовом свете. А я пережил сотню смертей.

Адам Сингх понимал, что парень прав. Он подошел и погладил Панчи по голове, а затем стал рассказывать о том, как доктор Махендра забрал Гаури из дома ростовщика Джайрама Даса, потому что ее двое суток трепала лихорадка, как ростовщик рассердился и как доктор рисковал своим добрым именем, предоставив ей убежище в лечебнице.

— Но теперь все будет хорошо… — заключил он.

— Садись, брат, — сказала Хур Бану, предлагая Адаму Сингху толстый, ручной работы тюфяк.

— Вы, должно быть, устали с дороги, — сказал дядюшка Рафик. — Пойду попрошу кондитера Дулу принести вам чаю.

Горшечник знал, что индуска Лакшми не станет есть пищу, приготовленную в его доме.

— Не надо, не надо, — заторопилась Лакшми. — Мы сейчас пойдем.

Она чувствовала, что Панчи по-прежнему враждебно относится к ней, и считала, что лучше всего сейчас будет уйти.

— Да, да, мы пойдем, — подтвердил Адам Сингх.

— Подождите, я приготовлю чай, — вставила Гаури, поднимаясь с места и направляясь к очагу.

— Я помогу тебе разжечь огонь, — сказала Хур Бану.

Но Лакшми была непреклонна.

Увидев хмурое лицо Панчи, она затараторила, словно оправдываясь:

— Я сделала все, что могла. Я совершила грех, но я его искупила — привела девочку обратно. Она такая хорошенькая, все на нее обращают внимание… Молодой доктор в лечебнице чуть было не забрал ее. Но большой доктор спас ее, хотя из-за этого в лечебнице все пошло прахом. И вот она здесь… Так что мы пойдем.

— Уже темнеет, а вам идти не меньше двух миль, — сказал дядюшка Рафик.

— Ничего, скоро взойдет луна, — ответила Лакшми. — И мы с удовольствием пройдемся по прохладе.

— Может, нам даже удастся достать повозку, — добавил Адам Сингх. — Лучше всего спать в своей постели, какое бы долгое путешествие ни пришлось для этого предпринять.

Панчи продолжал молчать. Он глядел прямо перед собой, словно не желая видеть старуху и Адама Сингха. Лицо его покрылось румянцем волнения, вызванного возвращением Гаури, и ему не хотелось чем-либо выдавать свое внутреннее удовлетворение. Она заметил, что жена причесана по-городскому, с модными завитушками на висках.

Дядюшка Рафик и Хур Бану поняли его молчание и больше не пытались удержать гостей.

Гаури также вернулась, едва взглянув на запущенный очаг. Она подошла к Адаму Сингху, припала к его ногам, а затем поклонилась матери. После этого Лакшми и Адам Сингх уже не сомневались в том, что им следует уйти.

На несколько мгновений воцарилась полнейшая, почти осязаемая тишина.

Тогда Адам Сингх, чувствуя, что все присутствующие думают только о нанесенной Панчи обиде, попытался перед уходом смягчить обстановку.

— После того, как я встретился с доктором Махендрой, — сказал он, — я понял, что в нас, крестьянах, слишком много страха. Мы всегда проявляем излишнюю покорность. И еще мы совсем забыли о нашем достоинстве. Все люди без исключения действуют по указанию бога. И для каждого из нас возможны лишь два пути: путь страданий и путь бескорыстной работы на благо других.

— Но, видно, он забыл сказать тебе, — произнес Панчи, порывисто приподнявшись, — что все мы барахтаемся в водовороте забот, голода, засухи, ненависти, долгов и нищеты. Разве нас не перемалывают, как семечки под жерновами маслобойки? Разве мы не занимаемся только тем, что ведем бесконечные тяжбы, подозреваем в чем-то друг друга, распускаем сплетни и грабим один другого? Боги умерли, а мы все — живые мертвецы в этом угасающем мире…

— Видишь ли, сынок, — ответил Адам Сингх, — этот доктор понимает, что всей стране грозит смертельная опасность, но на то он и доктор, чтобы излечить болезнь и вдохнуть жизнь в больной мир.

— Если боги мертвы, то кто это сделает? — возразил Панчи.

— У доктора Махендры великие мысли… Он ученый человек и любит бедняков. Он считает, что все наши беды исчезнут, если мы станем помогать друг другу. Тогда только мы сможем достичь идеального правления, о котором говорил Ганди.

— Да, конечно, когда мы уже умрем и попадем в ад! — с горечью воскликнул Панчи.

— О, что ты говоришь! — суеверно закричала Лакшми. — Мы не слышали твоих слов!

— Все они хотят выращивать хлеб на газетных листах и орошать землю своими разговорами или своей слюной!..

— Нет, сынок, — ответил Адам Сингх. — Жизнь всего лишь пылинка в мире, созданном Брахмой[27], в ней есть и добро и зло. Всем нам нужно постоянно трудиться, бороться со злом и помогать друг другу. Индия достаточно велика, и если в ней есть такие большие люди, как Махендра, и такие молодцы, как ты, — над нашей землей всегда будет светить солнце… Человек изменит времена года. Электрические насосы станут качать воду из колодцев, и никогда не будет засухи. И здоровье придет к людям.

27

Брахма — в брахманизме один из трех высших богов, творец Вселенной; четырехликое, четырехрукое существо.