Страж штормов

Эмиен с болью вспоминал свое обещание привезти ее домой. Он мог бы послать матери и двоюродным братьям заработанное в этом походе серебро, чтобы возместить потерю «Даксена», но даже самый большой из аметистов Татагрес не стоил жизни его сестры.

Эмиен беспокойно заворочался и встал.

Колдун Хеарвин в конце концов запретил ему заходить в трюм, и все-таки стоило попытаться еще разок. Если рядом не окажется гвардейцев, может, он сумеет уговорить Таэн выйти. Он наврет ей с три короба, даже пообещает, что Анскиере освободят. А когда сестра выйдет, заставит ее наконец понять, что к чему, и уговорит забыть Стража штормов.

Босиком Эмиен бесшумно прокрался между спящими в гамаках матросами. На носу и корме горели фонари, отбрасывая на палубу множество теней. За бортом под черным, как смола, небом светлячками светились огоньки на других кораблях. Но Эмиен ничего этого не замечал.

Стараясь не шуметь, он спустился по трапу. Вахтенный матрос привалился к борту и чистил ногти; он не увидел, как юноша прокрался мимо камбуза и нырнул в люк, ведущий на весельную палубу.

Эмиен спустился по трапу; звуки его шагов заглушил шумный храп одного из гребцов. От запаха множества спящих вповалку людей парня затошнило, к тому же он боялся, что его вот-вот заметят и поднимут тревогу. Но вахтенный офицер стоял к нему спиной, а фитиль фонаря, висящего на крюке, почти догорел, и сквозь закопченное стекло огонь был еле виден.

В темноте Эмиен нащупал засов нижнего люка и плюнул на металл, прежде чем осторожно повернуть и отодвинуть щеколду. Взмокнув от пота, он закрыл глаза, осторожно потянул пахнущую смазкой крышку люка, и та беззвучно открылась. На юношу повеяло влажным затхлым воздухом трюма.

Наверху затрепетали паруса, «Ворон» вздрогнул и закачался на морской ряби. Но Эмиен уже спускался по трапу и ничего этого видеть не мог.

Над его головой послышался шорох; юноша замер и увидел что-то белое, метнувшееся вниз с бимсов весельной палубы. От страха у Эмиена перехватило дыхание, но это оказалась всего-навсего птица. Перья мазнули его по щеке, он отпрыгнул и сильно ударился о ступени трапа.

Хотя в трюме было темно, теперь он ясно увидел птицу: нет, она вовсе не была обыкновенной, потому что ее окружал бело-голубой ореол! Кровь бросилась Эмиену в лицо. Птица наверняка принадлежала Анскиере! Уверенный, что эта тварь прилетела за Таэн, юноша вытащил из-за пояса кинжал, сжал в зубах и прыгнул вперед.

И тут над морем с гневным воем пронесся ветер, на палубе кто-то закричал, паруса хлопнули и подались вправо с такой силой, что загудели штаги. «Ворон» резко накренился, Эмиена швырнуло обратно к трапу, и это спасло ему жизнь: на то место, где он только что стоял, рухнул ящик и тяжело врезался в доски между шпангоутами галеаса.

Раздался душераздирающий треск ломающегося дерева, сквозь пролом фонтаном забила вода. Наверху новый порыв ветра с шумом пронесся сквозь такелаж, паруса хлопнули и напряглись. Загудели штаги, галеас накренился под широко развернувшимися стакселями, и в весельные люки хлынула вода.

Ухватившись за поручни трапа, Эмиен вынул из зубов кинжал.

— Таэн!

Его крик слился со страшными воплями гребцов, прикованных к скамьям. Эмиен услышал нарастающий рев, в трюм водопадом устремилась вода. Сквозь штабеля груза юноша увидел крачку, присевшую на край бочонка: птицу вдруг охватило мерцающее сияние. Корабль вздрогнул, и Эмиен испугался, что, если галеас наклонится еще немного, балласт в трюме сдвинется и начнет разносить груз в щепки.

— Таэн! — в отчаянии заорал он.

Наверху что-то треснуло, и Эмиен облегченно выругался. Порвался фал, значит, теперь хотя бы в один парус не ударит убийственный ветер, старающийся опрокинуть корабль. Юноша вцепился в трап, когда галеас начал неуклюже разворачиваться. В трюме заплескалась вода, но постепенно крен стал меньше.

Эмиен окинул взглядом трюм: крачка все еще сидела на бочонке, распахнув крылья, чтобы удержать равновесие, пока судно выравнивалось. Хрупкие белые перья с черными кончиками сияли в ореоле призрачного света. Эмиен перехватил нож поудобнее и приготовился к броску.

Аура вокруг птицы тут же стала ярче, превратившись в четкую магическую сферу. Крачка наклонила голову, глядя на юношу немигающим глазом, и Эмиену вдруг показалось: эта птица олицетворяет все, что он когда-то любил и оставил на Имрилл-Канде. Острая тоска заставила его заколебаться, и внезапно его ненависть к Анскиере прошла вместе с желанием убить, и рука дрогнула при виде чистой беззащитной красоты. Эмиену захотелось отбросить нож и последовать за птицей, которая поведет его к некоей прекрасной судьбе, но память о клятве верности Татагрес не позволяла ему поддаться этому порыву.

Под напором разбушевавшегося моря «Ворон» развернулся по ветру. Эмиен стоял по колено в ледяной воде, но не чувствовал холода. Не обращая внимания на крики матросов и сумятицу наверху, он застыл в нерешительности; по его щекам текли слезы. Он не заметил мелькнувший наверху свет фонаря, не заметил и спустившегося по трапу колдуна, чью мантию пламя окрасило в цвет свежей крови.

— Мальчик! — сердито и резко прозвучал голос Хеарвина. — Мальчик!

Эмиен не шевельнулся; по его лицу метались тени. Зачарованный магией, которую Анскиере вложил в волшебную птицу, юноша разжал руку, и его кинжал с громким всплеском упал в воду.

— Таэн?

Эмиен завороженно шагнул вперед, но Хеарвин спрыгнул с трапа и схватил его за руку.

— Идиот! Ты рехнулся?

Он рванул Эмиена назад, тот споткнулся, и Хеарвин, развернув юношу к себе, при свете фонаря увидел следы слез на его странно застывшем лице. Колдун сразу понял, что происходит. Анскиере, избавившись от сковывавших его магическую силу заклятий, пустил в ход свое могущество, чтобы вызволить детей!

Девочка так и не вышла из убежища, но Эмиен явно готов был поддаться чарам Стража штормов. Татагрес будет очень недовольна!

— Огни Кора!

Хеарвин повесил фонарь на крюк и взмахнул руками перед лицом юноши. В воздухе вспыхнул магический знак, колдун пробормотал заклинание противодействия, и, вспыхнув алым, знак быстро угас.

Эмиен заморгал и резко вздрогнул. Спокойствие на его лице сменилось ужасом, он задохнулся и вскрикнул, когда пленительная иллюзия, манившая его к себе, вдруг превратилась в кошмар ночной бури.

Хеарвин встряхнул его за плечи.

— Забудь про Имрилл-Канд! Забудь про свою семью! Ты поклялся в верности Татагрес, и теперь ты нужен ей!

Ветер пронзительно взвыл, почти заглушив его слова. «Ворон» качнулся, бурлившая в трюме вода заставила его тяжело рухнуть с очередной волны. Судно накренилось, наверху затряслась и зазвенела сталь — гребцы в ужасе рвались из своих цепей.

«Из-за паники матросы не успеют закрыть весельные люки», — машинально подумал Эмиен.

«Ворон» мог затонуть, но его это почему-то не волновало.

Хеарвин снял фонарь с крюка, и трюм погрузился в темноту.

— Я запретил тебе ходить сюда. — Колдун начал подниматься по трапу. — Зачем ты сюда явился?

Эмиен в мрачном молчании двинулся следом. У самого люка он оглянулся, но не смог вспомнить, почему покинул свою койку на баке. Хеарвин удовлетворенно кивнул, заметив замешательство юноши. Одного-единственного заклинания оказалось достаточно: больше Эмиена не обеспокоит магия Анскиере.

Колдун не заметил крачку, сидевшую на краю бочонка с бренди в глубине трюма. Заклинание, наложенное на Эмиена, теперь мешало и брату Таэн видеть птицу — сияние ауры было незаметно враждебному взгляду. Но девочку с Имрилл-Канда, одну из двух детей, которых стремился защитить Анскиере, наверняка уже не будут искать, и ее можно переправить в безопасное место.

Волна вынесла «Ворона» вверх, потом швырнула вниз, и штурвал судна затрещал, как старые кости. Рулевой еле удерживал нос галеона по ветру.

Татагрес была сухопутной крысой, но все же отважилась подняться на ют и теперь стояла на палубе, широко расставив ноги. Штормовой ветер трепал ее светлые волосы, промокший бархат плотно облегал роскошную фигуру, но капитану было не до разглядывания женских прелестей. От презрительного взгляда колдуньи возмущение капитана несколько улеглось; он несколько раз открывал рот, но так и не вымолвил ни слова.