Уорлегган (ЛП)

Зная, что может натолкнуться на Томаса, она тихо прокралась по коридору к лестнице и дальше вниз. Никогда раньше ступеньки так не скрипели. Спустившись, Кэролайн направилась в комнаты прислуги, которые примыкали к конюшне. На кухне горел свет, дверь приотворена. Ее кучер Бейкер сидел перед едва теплящимся огоньком в незамысловатой рубахе и чулках и затачивал деревяшку. Он выглядел полусонным, готовым вот-вот отправиться в постель. Если такова была его роль, то играл он хорошо.

Когда вошла Кэролайн, Бейкер резко вскочил. Она приложила палец к губам, запыхавшись, сама не своя. Последние минуты неожиданно выдались напряженные.

— Томас?

— Пошел наверх, мисс, всего три минуты как. Не думаю, что спустится.

— Тогда подожди еще пять минут, а потом ступай к лошадям.

— Да, мисс.

— Я иду прямо к карете. Элеанор уже там. Мы будем тебя ждать.

— Хорошо, мисс.

Приготовившись покинуть кухню, она посмотрела на часы. Пять минут двенадцатого. Дуайт уже должен ждать.

Лотти Кемпторн проснулась почти сразу же, как почувствовала на лице дуновение прохладной ночи. Она не двигалась, но заметила, что отец совсем рядом и высунулся в окно.

Она услышала его приглушенный голос.

— Это просто лихорадка, я думал за вами послать, доктор, но потом решил подождать до первых петухов, чтоб вас не беспокоить. Может, утречком будете проезжать мимо...

— Я осмотрю тебя сегодня, — произнес голос снаружи.

— Думаю, это может подождать, и завтра...

— Впусти меня. Нам надо поговорить.

Пока, что-то бурча про себя, ее отец закрыл окно и стал натягивать штаны, Лотти не шевелилась. Она знала, что не должна обращать внимания, когда отец уходит или приходит, а если же задаст вопрос, то, скорее всего, заслужит оплеуху или ругательство. Так что она поудобнее легла на тонком и твердом матрасе, прислушиваясь к тихому дыханию спящей рядом Мэй.

Отец спустился вниз, прихватив свечу, и Лотти услышала, как тот отодвигает засов на двери. Большинство жителей Сола никогда не запирали двери, ни днем, ни ночью, но только не Чарли. Она услышала, как отец разговаривает с гостем, и села, почесавшись в темноте. Она гадала, зачем доктор Энис решил так поздно их навестить, и почему говорит таким странным тоном. Доктор Энис был к ней так добр и всегда любезен. Не иначе случилось нечто ужасное.

Она не могла совладать с любопытством, выскользнула из постели и, дрожа, пробралась к люку, ведущему вниз, подняла его на пару дюймов и заглянула.

Ее отец сидел на стуле, под пристальным взглядом доктора Эниса, и пытался возмущаться, а доктор навис над ним с белым и суровым лицом. До нее донеслись слова:

— У тебя нет никакой лихорадки, и ты прекрасно об этом знаешь. И никогда не было. Зачем ты рассказываешь всем сказки?

— Может, для вас это не лихорадка, доктор, но три часа назад я потел, как скаковая лошадь. Да еще Лотти только что выздоровела от оспы... Вот, смотрите! Пощупайте! Разве это не...

Но лицо доктора Эниса, доброго доктора Эниса, не изменилось.

— Эта фальшивая болезнь ведь только предлог, чтобы избежать участия в выгрузке контрабанды, так ведь, Кемпторн? Почему ты не желаешь принимать в этом участия?

Отец, которого Лотти любила, облизал губы и стал застегивать рубаху.

— Да я ж весь дрожу. Сначала накатывает, как холодная вода, как лед. А потом...

— Уже два года здесь имеется доносчик, который пересказывает новости за золото. Ты ведь это знаешь, Чарли?

— Да уж конечно. Каждый знает. Его схватили?

— Мне кажется, что да.

Лотти переместила затекшую ногу и приподняла люк еще на несколько дюймов.

Ее отец встал.

— Кто, я? Боже ты мой, доктор, да что это вам в голову втемяшилось? Ну и идейка! Да это ж оскорбление! И всё из-за того, что меня внезапно скосила лихорадка. Вот прям перед вашим приходом у меня зуб на зуб не попадал!

— А откуда ты взял всё это? — спросил доктор Энис, сердито обводя руками комнату, и Лотти испугалась, что он ее заметит. — Чем ты за это заплатил? Шторы, ковры, оконное стекло. И все на доходы от шитья парусов? Или ты продаешь друзей?

Отец Лотти улыбался, но она хорошо его знала — улыбка не была дружелюбной.

— От шитья парусов, доктор. Истинная правда, жизнью клянусь. И никто не может сказать, что это не так. А теперь уходите, доктор, оставьте меня в покое, и свои гнусные подозрения с собой заберите! Ишь чего! Являетесь сюда посреди ночи с такой мерзкой ложью...

— Это тебе придется уйти, Чарли, и побыстрее, если дорога жизнь. Сегодня ты донес на своих друзей, ведь так? В котором часу состоится выгрузка? Еще есть время их предупредить?

— А что, если я кое-что про вас расскажу, доктор? Что вы домогались Розины, с тех пор как ее увидели, и лапали ее? А? Что вы возвели на меня напраслину, чтобы я на ней не женился? Я-то знаю. Все ваши с ней проделки знаю, как вы втихаря ее тискали, пока матери нет дома. Мне Розина рассказывала. Вы должны благодарить, что кто-то еще хочет на ней жениться.

Доктор Энис резко дернулся, и отец Лотти отпрянул, словно ожидал удара, но доктор повернулся к столику, где в тот вечер играли Мэй и Лотти. Она вытянула шею, чтобы разглядеть, что он там подобрал, и с удивлением поняла, что это книга с картинками «История милашки Примроуз».

— Откуда ты это взял, Чарли?

— Купил.

— Где купил?

— В Редрате.

— Лжешь. Эта книга принадлежала Хуберту Веркоу, сыну таможенника. Я видел ее в их доме.

Доктор пролистал страницы.

— Неа, и вовсе это не умно, доктор. Ничего не доказывает. Таких книжек уйма в Редрате продается. И почему...

— Сомневаюсь, что есть еще одна. Могу определить владельца по первой же странице. Хуберт Веркоу раскрасил крылья ангела красным. Он сам мне об этом сказал, и я видел книгу в его руках.

Доктор Энис захлопнул книгу и сунул ее в карман.

В тишине, которая затем последовала, Лотти услышала, как Мэй заворочалась в постели и захныкала, словно сообразив, что сестра куда-то делась, унеся с собой тепло. Внизу двое мужчин смотрели друг на друга, как псы перед схваткой, сопели и напрягли мускулы.

— Как вы собираетесь поступить?

— Узнаешь, когда я это сделаю.

Доктор взял свой хлыст и шагнул к двери, но Чарли Кемпторн оказался проворнее и перегородил дорогу. Даже доктор Энис теперь понял, что это недружелюбное поведение.

— Стойте, доктор. Куда это вы собрались?

— Прочь с дороги!

Никто не сдвинулся с места.

— В котором часу выгрузка? — спросил доктор Энис.

— В полночь. Вы опоздали, доктор. Никуда не успеете. Идите домой и ложитесь в постель. Там для вас самое место.

— Почему ты это сделал, Чарли? Почему предал своих же друзей?

— Каких еще друзей, доктор? Что они для меня сделали? Моя первая жена утонула у всех на глазах. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти. Никто! Просто позволили ей утонуть. А я? Кто протянул мне руку помощи, когда пришла беда? Никто. Все только о себе и думают.

— Но предавать? Продавать других за деньги? Это же не лучше Иуды.

Лотти заметила, как руки отца сомкнулись на деревяшке, которой он запирал дверь. Палка находилась за его спиной, но Лотти разглядела.

— Называйте как хотите, доктор, мне плевать. Я забочусь о себе, в точности, как и вы. И других признаний вы не получите. Когда мы с Розиной поженимся, то уберемся отсюда.

— Если ты сделал это, чтобы завоевать Розину, то, скорее всего, ее потеряешь.

— Что сделано, то сделано, доктор. Вы излечили меня от чахотки, но не вправе распоряжаться моей жизнью. О нет.

Лотти вскрикнула, когда ее отец прыгнул на доктора и занес деревянный засов. Доктор Энис, видимо, увидел ее и отвел голову, так что деревяшка стукнула его в плечо. Боль исказила его лицо, он упал на стол за своей спиной. Чарли Кемпторн совершенно преобразился и бросился на гостя, размахивая палкой, но падение спасло доктора. Стол обрушился, доктор Энис откатился в угол и сел, пока отец Лотти подбирался к нему между ножками стола. Доктор схватил стул и поднял его, дубина врезалась в стул, и от боли Чарли чуть ее не выронил. Доктор встал и схватился за деревяшку, мужчины сцепились и привалились к стене.