Истоки тоталитаризма

Естественно, и на Рейнаха, и на Герца работало еще немало еврейских дельцов помельче. Однако их имена пусть так и пребывают в забвении, в котором они заслуженно оказались. Чем более неопределенным становилось положение компании, тем, естественно, выше были комиссионные, пока в результате сама компания почти перестала получать ссужаемые ей деньги. Незадолго до крушения Герц получил за одну лишь внутрипарламентскую сделку не менее 600 тысяч франков аванса. Аванс, однако, оказался преждевременным. Заем не был поддержан, и 600 тысяч просто уплыли из карманов держателей акций.[193] Весь этот отвратительный рэкет закончился для Рейнаха катастрофой. Издерганный шантажом Герца, он покончил с собой.[194] Однако незадолго до своей смерти он предпринял шаг, последствия которого для французского еврейства едва ли могут быть переоценены. Он передал в антисемитскую газету Эдуарда Дрюмона «Libre Parole» свой список подкупленных членов парламента, так называемых «депутатов на пособии», выставив лишь одно условие — чтобы сам он был избавлен от разоблачений. В единую ночь «Libre Раrole» превратилась из маленького, не имеющего политического значения листка в одну из самых влиятельных газет в стране с тиражом в 300 тысяч экземпляров. Врученный Рейнахом золотой шанс был использован с великими умением и тщанием. Список замешанных публиковался малыми порциями так, что сотни политиков вынуждены были жить, испытывая утро за утром приступы страха. Издание Дрюмона, а вместе с ним и вся антисемитская пресса и движение стали в конце концов одной из опасных политических сил Третьей республики.

Панамский скандал, сделавший, словами Дрюмона, невидимое видимым, принес с собой два открытия. Во-первых, он обнаружил, что депутаты парламента и государственные служащие превратились в бизнесменов. Во-вторых, он показал, что посредниками между частными предприятиями (в данном случае с Панамской компанией) и государственной машиной выступали почти исключительно евреи.[195] Самым удивительным было то, что все эти евреи, работающие в таком интимном взаимодействии с государственной машиной, были из недавно приехавших в страну. До установления Третьей республики управление финансами страны было практически монополизировано Ротшильдами. Попытка соперничающих с ними братьев Перье вырвать путем создания банка «Credit Моbilier» из их рук часть этого дела закончилась компромиссом. И в 1882 г. группа Ротшильдов оставалась еще достаточно могучей, чтобы довести до банкротства «Catholic Union General», настоящей целью которого было разорить еврейских банкиров.[196] Сразу после заключения мирного договора 1871 г., финансовые условия которого разрабатывались с французской стороны Ротшильдами, а с немецкой — бывшим агентом дома Ротшильдов Блейхредером, Ротшильды вступили на путь беспрецедентной политики: они открыто выступили за монархистов против республики.[197] Новым во всем этом был не монархический уклон, а то, что впервые могущественный представитель еврейского банковского капитала встал в оппозицию к существующему режиму. До этого Ротшильды приспосабливались к любой политической системе, которой принадлежала власть. Похоже, поэтому, что республика явилась первой формой правления, оказавшейся для них действительно непригодной.

В течение веков и своим политическим влиянием, и своим социальным статусом евреи были обязаны тому, что они были замкнутой группой, работавшей непосредственно на государство и непосредственно же охраняемой им за оказываемые особые услуги. Их тесная и прямая связь с государственной машиной была возможна до тех пор, пока государство держалось на расстоянии от народа, а правящие классы были равнодушны к тому, как оно управляет народом. В этих условиях, с точки зрения государства, евреи были самым зависимым элементом общества именно потому, что они по-настоящему к нему не принадлежали. Парламентская система позволила либеральной буржуазии взять государственную машину под свой контроль. Однако евреи сами к ней никогда не принадлежали и потому взирали на нее с не лишенным основания подозрением. Режим уже не нуждался в евреях так, как в былые времена, поскольку теперь получил возможность добиваться через парламент финансовой поддержки, далеко выходящей за пределы самых необузданных мечтаний бывших более или менее абсолютных или конституционных монархов. И ведущие еврейские банкирские дома постепенно сошли со сцены финансовой политики и стали все больше прибиваться к антисемитским аристократическим салонам, чтобы в них мечтать о финансировании реакционных движений, способных вернуть старые добрые деньки.[198] Тем временем, однако, все возрастающую роль в коммерческой жизни Третьей республики стали играть другие еврейские круги, новички в среде еврейских плутократов. Ротшильды забыли то простое обстоятельство, которое едва не стоило им их могущества: как только они хоть на мгновение устранялись от активного интереса к режиму, они немедленно теряли свое влияние не только на правительственные круги, но и на евреев. Первыми увидели свой шанс еврейские иммигранты.[199] Они слишком хорошо понимали, что республика в том виде, в каком она получилась, не есть логическое следствие единого народного восстания. Из истребления около 20 тысяч коммунаров, из военного поражения и экономического краха возник режим, чья способность управлять была сомнительной с самого момента его зачатия. Это было настолько очевидно, что приведенное на край катастрофы общество в течение трех лет настойчиво требовало диктатора. А когда оно получило такового в лице президента генерала МакМагона (чьей единственной заслугой было поражение в битве при Седане), эта личность внезапно оказалась парламентарием старой школы и через несколько лет (в 1879 г.) подала в отставку. Тем временем, однако, различные общественные элементы, от оппортунистов до радикалов и от коалиционистов до крайне правых, определились в вопросе о том, какого рода политики они ждут от своих представителей и какие средства им надлежит использовать. Правильной политикой была политика защиты интересов имущих, а правильным средством — коррупция.[200] После 1881 г. единственным законом (по выражению Леона Сея) стал обман.

Справедливо подмечено, что в этот период французской истории у каждой политической партии был свой еврей, подобно тому как когда-то своего придворного еврея имел каждый королевский двор.[201] Однако тут было и глубокое отличие. Помещение еврейского капитала в государство прежде позволяло евреям играть ощутимую роль в экономике Европы. Без их участия было бы немыслимым становление в XVIII в. национальных государств и их независимой гражданской службы. В конце концов, именно этим придворным евреям западное еврейство было обязано своей эмансипацией. Сомнительные же сделки Рейнаха и его сообщников не вели даже к созданию прочных состояний.[202] Их следствием было только то, что тайные и скандальные отношения между бизнесом и политикой погружались в еще более глубокую тьму. Этих паразитов, живущих за счет коррупции, насквозь прогнившее общество пыталось использовать в качестве своего, хотя и все более опасного, алиби. Поскольку они были евреями, то всегда существовала возможность использовать их в качестве козлов отпущения, если возникала необходимость успокоить негодование общественности. А потом все шло по-старому. Антисемиты, не задумываясь, указывали на евреев-паразитов, живущих за счет коррупции, чтобы «доказать», что все евреи — это не что иное, как термиты в здоровом во всех прочих отношениях теле народа. Для них ничего не значило, что коррупция политического тела началась без помощи евреев, что политика бизнесменов (в буржуазном высшем свете, к которому евреи не принадлежали) и их идеал неограниченной конкуренции вели к разложению государства на партийно-политические составляющие; что правящие классы оказались неспособными и дальше защищать свои собственные интересы, не говоря уж об интересах страны в целом. Антисемиты, назвавшие себя патриотами, ввели в употребление тот новый вид национального чувства, который состоит в первую очередь в полном обелении своего собственного народа и в огульном охаивании всех прочих.

193

Ср.: Frank W. Op. cit., глава, озаглавленная "Панама"; ср.: Suarez G. Op. cit. P. 155.

194

Свара между Рейнахом и Герцем придает Панамскому скандалу несвойственный XIX в. дух гангстеризма. Сопротивляясь шантажу Герца, Рейнах дошел до того, что прибег к услугам бывших инспекторов полиции, назначив за голову своего соперника 10 тыс. франков; ср.: Suarez G. Op. cit. P. 157.

195

Ср.: Levaillant I. La Genese de l'antisemitisme sous la troisieme Republique // Revue des etudes juives. 1907. Vol. 53. P. 97.

196

См.: Lazare B. Contre l'antisemitisme: histoire d'une polemique. P., 1896.

197

Относительно соучастия "Haute Banque" в орлеанистском движении см.: Charensol G. Op. cit. Одним из выступающих от лица этой могущественной группы был издатель "Gaulois" Артур Мейер. Будучи выкрестом, он принадлежал к самому злобному отряду антидрейфусаров. См.: Clemenceau G. Le spectacle du jour // L'lniquite. 1899; см. также записи в дневнике Гогенлоэ (в кн.: Herzog W. Op. cit.) от 11 июня 1898 г.

198

О тогдашних поползновениях к бонапартизму см.: Frank W. Op. cit. P. 419, где использованы неопубликованные документы из архивов немецкого Министерства иностранных дел.

199

Жак Рейнах родился в Германии, получил баронский титул в Италии и натурализовался во Франции. Корнелиус Герц родился во Франции у родителей-баварцев. В ранней юности эмигрировав в Америку, он получил там гражданство и заработал огромное состояние. Подробности можно найти в кн. Brogan D. W. Op. cit. P. 268 ff.

Процесс вытеснения исконно французских евреев с официальных должностей может быть наглядно проиллюстрирован, например, следующим событием: как только дела Панамской компании пошли плохо, Леви-Кремье, ее первоначальный финансовый советник, был заменен Рейнахом (см.: Ibid. Book 6. Ch. 2).

200

В книге Lachapelle G. Les finances de la Troisieme Republique (P., 1937. P. 54 ff.) детально описывается, как бюрократия захватила контроль над общественными финансами и то, что бюджетная комиссия руководствовалась иключительно частными интересами.

Относительно имущественного положения депутатов парламента ср.: Bernanos G. Op. cit. P. 192: "Большинство из них, подобно Гамбетте, не имели даже смены белья".

201

Как замечает Франк (Op. cit. Р. 321 ff.), у правых был свой Артур Мейер, у буланжистов — Альфред Накет, у оппортунистов — свои Рейнахи, а у радикалов — д-р Корнелиус Герц.

202

К этим новичкам относятся обвинительные слова Дрюмона (Drumont Е. Les treteaux du succes. P., 1901. P. 237): "Эти великие евреи, которые начинают с нуля и достигают всего… они появляются Бог знает откуда, живут в тайне, умирают, окруженные догадками… Они не приезжают, а возникают… Они не умирают, а исчезают".