Страница 30 из 47
— Сейчас, миленькая, — увещевал женский голос, — сейчас, моя Кармелиточка, пойдем писаньки…
Нюх и зрение у Кармелиточки (шпица на длинном поводке) оказались весьма острыми, а нрав — отвратительным. То ли унюхав, то ли завидев Егора, она ринулась вперед, заорала что-то победное и вонзила зубки в его щиколотку. Егор зашипел от боли и схватил собаку за загривок.
— Ах ты, пьянь! — бабулька — Кармелитова хозяйка, замахнулась на Егора зонтиком. — Шляется по чужим подъездам, собак ворует…
— А ну, тихо, — с яростью прошипел Егор, вынул из внутренненего кармана удостоверение Союза художников (слава богу, ярко-красного цвета, с маленькими буковками — в полутьме и не разглядишь) и сунул старушенции под нос. — Тихо, я из полиции. Несколько минут назад в подъезд вошел парень лет пятнадцати, худой, дерганый, в кожаной куртке…
— В куртке? — Старушка подхватила орущего шпица на руки и нахмурила брови. — Кармелиточка, девочка, успокойся, дядя тебя больше не тронет… Прыщавый такой и уши здоровенные? Я уж его не первый раз тут вижу.
— К кому он приходит? — строго спросил Егор. — В какую именно квартиру?
— Откуда мне знать? — бабулька задумалась. — Точно, что не к Селиверстовым: эти куркули к себе на пушечный выстрел не подпускают, я однажды к ним зашла соли попросить, так они меня… Может, к тому типу, что снимает квартиру на четвертом этаже?.. Кармелиточка, пойдем, милая…
Четвертый этаж был погружен во тьму. Путем нехитрых логический построений Егор на ощупь отыскал нужную дверь, пошарил по стене в поисках кнопки звонка — не нашел, конечно, какие тут, к черту, звонки. Потом, плюнув на дипломатические тонкости, изо всех сил саданул в дверь плечом — и чуть не полетел носом вперед, потеряв равновесие: дверь оказалась незапертой. Чертова незапертая дверь, до тошноты напоминающая мышеловку. И сам Егор, до тошноты напоминающий самонадеянную мышь…
— Эй, есть кто живой? — крикнул он, шагнул вперед и неожиданно услышал нечто похожее на жалобный всхлип. Звук доносился сбоку, из-за двери (ванная или туалет, подумал он мимоходом). Егор нашарил на стене выключатель и рванул дверь на себя.
Ванная. Такая же старая и убогая, как и дом, давший ей приют, — конечно, иначе и быть не могло, яблоко от яблони, как говорится… Те же темно-зеленые стены, покрытый ржавчиной змеевик, облезлая раковина — и скорчившаяся фигура в кожаной куртке и джинсах, лицом вниз, со связанными за спиной руками. Егор наклонился над фигурой, тронул за плечо — фигура шевельнулась, повернула голову и посмотрела обезумевшими глазами. Живой, слава богу…
Говорить Димка Слон не мог — только мычал, и то вполголоса: рот был заклеен скотчем. Егор подцепил его пальцем и сдернул. Мальчишка взвыл от боли, выгнулся дугой, немилосердно приложившись затылком о трубу, и вдруг заорал:
— Ах ты, урод, ублюдок! Убью!!!
— Тихо, тихо, — нетерпеливо проговорил Егор. — Кто тебя так? Имя? Ну, быстро!
— Откуда я, на хрен, знаю? Он мне бабки обещал, сука, а сам… Ну, поймаю…
— Кто обещал?
— Да мужик этот… Дал адрес, сказал: дело сделаешь — получишь сотню «зеленых», я прихожу, говорю, давай рассчитаемся, а он… Эй, а ты сам-то кто?
— Прохожий. Ты должен был доставить герань в особняк?
— Ну. Слушай, ты меня развяжешь или нет?
— Попозже. Что это был за мужик, какой из себя?… — Егор вдруг немилосердно хлопнул себя ладонью по лбу. — Короткая стрижка, сумка через плечо, похож на рабочего со стройки?
— А ты откуда знаешь?
Егор поднялся и шагнул к выходу.
— Посиди смирно, за тобой придут.
— Эй, — возмутился Димка. — Ты куда? Куда ты, мать твою?!
Держась за перила, Егор ссыпался вниз по лестнице, выбежал из подъезда, огляделся — пусто. Он пересек двор, пробежал арку, вылетел на улицу… Только фонари, горящие не подряд, а через один, и фары вдалеке, метрах в ста, два белых слепящих круга. Через несколько секунд круги трансформировались в бежевую «девятку». Машина поравнялась с Егором и неожиданно взвизгнула тормозами. И даже услужливо отворила дверцу со стороны пассажира.
Егор наклонился, заглянул в салон и сдержанно присвистнул.
— Боюсь даже спрашивать, что вы тут делаете.
— Проезжал мимо, — ответил Дамир с олимпийским спокойствием.
— Правда? — Егор кашлянул. Врал азиат или не врал — что ж, дареному коню в зубы не смотрят. — Вы не заметили мужчину — коротко стриженного, в темной куртке, с сумкой через плечо? Он выбегал из-под арки…
— Нет. Это ваш приятель?
Егор потерянно покачал головой.
— Может, скажете, кого выслеживаем? — осведомился Дамир. — Не дайте помереть дураком.
— Человека, который прислал Юлию герань, — ответил Егор. — Он вышел из дома на моих глазах. И я его упустил.
— Вот как? — Дамир задумчиво поджал губы. — И где же его теперь искать?
— Кажется, я знаю, где, — медленно проговорил Егор. — Если только окончательно не спятил.
Дамир ухмыльнулся и тронул машину с места.
— Ну, коли знаете — показывайте дорогу…
Особняк Юлия в темноте живо напоминал феодальный замок с поднятым мостом через ров и наглухо запертыми воротами. К воротам они подходить не стали — обогнули парк и перелезли через стену, элементарно накинув на «колючку» многострадальную Егорову куртку. Спрыгнули на землю, во мрак, каждую секунду ожидая грозного окрика: должна же здесь остаться охрана, черт побери. Но нет: никто не спешил им навстречу, не светил в морду фонариком, не приказывал лечь на землю и сцепить руки на затылке.
Черная туша хозяйского дома, черная туша парка с неработающим теперь фонтаном, разом утратившим былое очарование, — если в этой мышеловке и был сыр, то выглядел он не слишком аппетитно. И даже единственный здесь источник света, еле просматриваемый меж деревьев, не спасал положения.
— Что это? — спросил Егор, указав на огни.
— Сторожка, — ответил Дамир. — Полиция оставила своего человека следить за домом.
Они пересекли парк и подошли к сторожке — стеклянной будке сбоку от ворот, освещенной изнутри неоновыми лампами. Азиат заглянул внутрь и коротко доложил:
— Никого.
— Охранничек, мать-перемать, — сквозь зубы процедил Егор. — Где же его носит?
…Они обнаружили его по чистой случайности: кому-то из них пришло в голову заглянуть в щель между стеной сторожки и воротами — слишком узкую щель, чтобы вместить человеческое тело. И все же они наткнулись на него именно там, без особой натуги вытащив наружу.
Парень и при жизни не казался богатырем, после смерти же выглядел как тринадцатилетний мальчишка, которого зачем-то одели в полицейскую форму. С такой фигурой свободно можно было бы сделать карьеру форточника — если бы парень не предпочел опасную и малооплачиваемую работу в органах. Егор посмотрел в мертвые глаза — строгие и немного удивленные (видимо, последними словами парня были «Предъявите-ка документики, гражданин!»), перевернул труп на живот и сказал:
— Перелом шейных позвонков. Профессионально сработано.
— Вижу, — коротко отозвался Дамир и задумчиво пожевал губами. — Придется все-таки вызвать подмогу. Подождите здесь.
— Вы куда? — встревожился Егор.
— Мой мобильник остался в машине.
— Разве в сторожке нет телефона?
— Только внутренний.
— Хорошо… Тогда передайте вот что: на улице Ключевой, в пятиэтажном доме в глубине двора, рядом со школой, в сто двадцать четвертой квартире находится молодой парень. Его зовут Дмитрий, он важный свидетель по делу об убийстве Юлия Милушевича. Запомнили?
— Запомнил, — без эмоций ответил Дамир и растворился в темноте, оставив Егора наедине с особняком.
Дом не подавал признаков жизни: не дом, а мертвый силуэт с двускатной крышей и почившими в бозе башенками по углам фасада. Даже тьма вокруг казалась более одушевленной: она шумно вздыхала, ворочалась с боку на бок и источала запахи, словно большое косматое животное. В отличие от особняка она так и приковывала к себе внимание, поэтому Егор чуть не пропустил момент, когда в окне первого этажа, слева от парадной лестницы, мелькнул свет. Свет был неяркий и какой-то колеблющийся: не настенное бра, не настольная лампа и уж тем более не антикварная люстра под потолком. Скорее это напоминало мощный фонарь в чьих-то руках (первая ассоциация, толкнувшаяся в сознание). Фонарь — или…