Страница 2 из 6
— Что вам угодно? — спросил Сейсмович шепотом, предчувствуя запах гноя и антисептика.
— Я ж тебе о чем толкую, сынок, в который раз: повесился он, — вкрадчиво прошуршала старуха, после чего Сейсмовичу и в самом деле показалось, что слышит он ее голос уже не первую минуту.
— Кто повесился?
— Ну этот, рукоголовый-то наш…
“Вот так всегда, — подумал он с тоскою, — стоит только увязнуть коготком, как сразу появляются всякие… новые, которых нужно выслушивать. Так всегда”.
Старуха, пятясь от развязки с повешением, повторила ему прослышанную часть истории навыворот — о том, как какому-то дальнему ее родственнику пришлось пересаживать на культю его собственную голову, а не чью-то кисть, из-за того, что он опоздал с ПРОК и не соглашался с тем, что имелось в наличии.
— Ну хорошо, — сказал Сейсмович, — а вместо головы тогда — что?
— Что — что? — нахмурилась старуха и неожиданно зевнула, щелкнув челюстью. — Что — что? — повторила она.
— Вместо головы — что? — повторил Сейсмович.
— Как — что? А у тебя что?
— Что — у меня — что?
— Ну, у тебя самого-то что вместо головы?
— Так, — обмяк Сейсмович. — Это — все, надеюсь? Прекрасно. А теперь оставьте меня. Мне еще нужно…
Он не договорил, потому что случилось невозможное, чудовищное: втянув твердо напудренные щеки и коротко качнувшись на каблуках, старуха плюнула ему в лицо. Это было как выстрел. Теплый расплывчатый удар по переносице он ощутил прежде, чем услышал бумажный треск слюны на ее губах. Отступив, он хотел утереться, но только ударил себя культей по виску. “Вы что…” — прошептал он, полез за платком, и тут его страшно, с хрустом стукнули по затылку. Он тотчас перестал чувствовать себя ниже головы, и в обмороке, плашмя, с улыбкой рухнул на старуху.
Часть первая:
ПЗ Превентивное законодательство
Раздел первый:
УВ Упреждающее возмездие
Состав:
§ 1 ПА Правосудие и анатомия
§ 2 ЧОкСП Человеческие органы как субъекты права
§ 3 ЧОкОСП Человеческие органы как объекты судебного преследования
§ 4 ВУП Внутриутробное право
§ 5 ВЧП Внутричерепное право
§ 6 ПСП Полостное судопроизводство
§ 7 ППвОЧ Правоохранная практика в области членовредительства
§ 8 КиЧ Казнь и членовредительство
§ 9 ТДиТП Тотальная диагностика и теория права
Лежа правой половиной лица на невидимой и ощутимо членящейся твердой поверхности, он подробно и бездумно рассматривал выпуклые строки титула, подоткнутого правым верхним краем под щеку. Чувствовал он себя плохо, — не в том смысле плохо, что испытывал дурноту, а в том, что, например, шевеля ногой, не мог с уверенностью сказать, что действительно шевелит ею. Тело его как будто сделалось прерывисто. Так, он ясно и с отвращением чувствовал свой перемещающийся желудок, раскаленный и влажный от боли затылок и, сколь ни странно, правую кисть, но совершенно ничего не ощущал дальше пояса. Словно был посажен в громадном цветочном горшке. Наконец, сосредоточившись, он попытался оттолкнуться от твердой поверхности с титулом и чуть не опрокинулся навзничь. Его спасла спинка стула и стошнило.
Кроме того, с ним разговаривали. И сам он с некоторых пор участвовал в беседе — впрочем, простейшими, рода застольных междометий “м?”, “о?”, “да?” — вопросительными репликами. Что же явилось поразительней всего, так это то, что темой разговора оставался все тот же рукоголовый, о котором ему рассказывала старуха с ПОПУ. Человек, сидевший против него за шатким расщепленным столом, детализировал ход операции — наращивание мускулатуры, прокладку позвоночного столба, артерий, трахей и проч. — и, отвлекаясь по ходу, уже трижды помраченно заговаривал о том, что ни одному мало-мальски ответственному сотруднику Минанима и в голову не пришло сомкнуть глаз той памятной ночью. Человек этот, облаченный в ослепительно белый, хрустящий халат, был замечателен своим узким, как будто сплюснутым с висков en face, и походил на перекормленного пеликана. Плешивую, но прибранную голову его покрывала черно-белая тюбетейка, заякоренная бортовыми зажимами в серебряных, еще не вполне прижившихся заушных кронштейнах.
“ПОМ, — подумал Сейсмович. — Впрочем, к черту…” Он достал носовой платок и, сколько это было возможно в его положении, отерся. Титул оказался оборотной стороной с таким трудом заполненного бланка, который был безнадежно размягчен фрагментами яичного белка.
— Бросьте, — сказал человек, выталкивая из-под стола мусорную корзину.
Сейсмович замер: на дне корзины лежала окровавленная тюбетейка, точь-в-точь как на голове его плешивого визави.
Человек смерил Сейсмовича холодными крепкими глазами, задвинул корзину обратно под стол и взял откуда-то изнутри телефонную трубку. Его худое девичье запястье стягивала багровая татуировка, символизирующая след от врезавшейся веревки и озаглавленная готически: “аллегория странгуляции”. Видимо, это была какая-то сноска на повесившегося рукоголового. “А может, — осенило Сейсмовича с ознобом, — что это как-то уже с тем… что и я… за что и меня… по затылку”. И он с ужасом смотрел на свою пульсирующую культю.
Чего-то дождавшись, человек сказал в трубку только одно слово:
— Ласты. — И со второй попытки положил ее.
— Что-что? — всполошился Сейсмович.
— Латентные стимуляторы, — уточнил человек. — Ласты. Но вы не верьте. В смысле — не беспокойтесь.
— Хорошо.
Сейсмович опять стал глядеть на культю. Ему чудилось, будто в отрубленной руке он держит что-то тяжелое.
— Извините, — спросил он, вздрогнув шеей. — А кто — вернее, за что, извините, — меня ударили? Зачем?
— Спутали, — ответил человек.
— С кем?
— Так. Подумали — впроклятый.
— Впро… — кто?
— Впроклятый, впроклятый… — Ощерившись, человек страшно вздохнул худым ртом и, что показалось Сейсмовичу еще страшнее, улыбнулся, так что глаза его сделались близоруко влажны. — Да вы не беспокойтесь, Николай Николаич. Впроклятые — это присягнувшие на future indefinite и… ну, пользовались всеми благами, а потом, которые… в общем, процедуры испугались, суки. ПО.
— Я не Николай Николаич, — медленно возразил Сейсмович.
— Ах ты, черт… — Человек было ошалело схватился за телефонную трубку, но только ушиб руку, ахнул и гневно обмяк. — А ласты принесут — на Николай Николаича!
— Но почему же меня спутали — с вп-роклятым? — с запозданием сгруппировался Сейсмович.
— Что? — Человек с трудом взглянул на него и, надув щеки, постучал себя пальцем по лбу, оказавшемуся настолько узким при прикосновении, что Сейсмович всерьез задумался о том, что такой срам должен быть захвачен растительностью. — Видите ли, голубчик… — Маневрируя губами, человек мечтательно отстранился от стола, однако утратил равновесие, стукнул кулаком в стену, чертыхнулся и побагровел шеей. — Нужно… ох, пардон… нужно вам было поменьше прятать культю в карман да поменьше хромать. И, скажу вам от души, что если б вас убили, тьфу-тьфу, то убийцы были бы оправданы в тот же день. В тот самый же день.
— Но, — всколыхнулся со стулом Сейсмович, — мне ботинки жмут. Всего-то. И при чем тут, в самом деле…
— А я-то — я-то тут при чем? — удивился человек. — Ботинки жмут… Вы б на себя пять минут назад поглядели. Как вас, простите, еще с каким-нибудь Иван Иванычем не спутали… Ботинки… Нехорошо.
— Черт, — отвлекся Сейсмович, — но как можно оправдать за преднамеренное убийство?
— А вот так: убийц — если б это были даже банальные бегемоты, впрочем, даже наверняка бегемоты — судили бы по смешанному законодательству.
— По какому?
— Господи!.. — Человек патетически взвесил ладонь (предугадав цель этого жеста, Сейсмович отвел глаза) и staccato, так что отозвались серебряные кронштейны, похлопал себя по лбу. — Sancta simplicitas!.. Вы что, с Луны свалились?