Страница 31 из 59
В состав каравана назначалось обыкновенно 10-15 саней; значит, общее количество перевозимого составляло 300-360 пудов золота. Для охраны такого каравана назначался конвой из 4-6 казаков. Надо удивляться как патриархальности перевозки таких ценных сокровищ, так и похвальному благонравию сибирских «чалдонов» (каторжных-беглых, бродяг), придорожных ссыльнопоселенцев или просто изобилующих в Сибири охотников до лёгкой наживы, которые, кажется, ни разу не учиняли нападений на такие караваны с золотом. А ведь такой караван представлял собою ценность в 4-5 миллионов рублей. Одна только повозка представляла собою ценность в полмиллиона. Караван постоянно и неизбежно разрывался, растягивался на протяжении 1-2 вёрст. Случится поломка в какой-нибудь кошеве, и весь обоз останавливается: не только конвой, но и все ямщики собираются на выручку застрявшей повозки; а тем временем остальные сани с золотом остаются рассеянными и брошенными в тайге и на дороге, под охраной Николая Угодника. Что стоило бы кому-нибудь угнать хоть одну повозку, или сбить и спрятать в снегу ящик с золотом, которым завладеет потом по миновании каравана.
Неугодно ли сопоставить это с перевозкой какой-нибудь тысячи долларов по улицам Чикаго в наше время...
Чиновники горного правления уверяли, что грабители потому не рискуют нападать на караваны с золотом, что сбыть такое золото было очень трудно. В действительности это вовсе не так: хищники умудрялись перевозить золото контрабандным путём через китайскую границу, иногда даже в экипаже самого генерал-губернатора, как это случилось в моё время, в 1889 г. Устроили это таким образом. Проведали контрабандисты, что объезжавший Забайкалье генерал-губернатор барон Корф, по приезде в Селенгинск, принял приглашение китайских властей заехать из Кяхты в пограничный китайский городок Маймачин на обед, приготовленный в его честь. Зная хорошо, что генерал-губернаторский тарантас таможенные чиновники осматривать не посмеют, хищники всунули незаметно в ящик, где обыкновенно хранится колёсная мазь, с десяток грязных, захватанных мазью ящичков колёсной мази, в которых вместо мази было золото. Сам контрабандист, зорко следя издали за этим тарантасом, одновременно перешёл границу с пустыми руками, а по прибытии в Маймачин усердно помогал ямщику-буряту... мазать колёса тарантаса, только не той, конечно, мазью, которую он заготовил.
Долгое время барон Корф не мог забыть, как он попал в контрабандисты.
Раз коснувшись своеобразных способов передвижения по Сибири, отошедших теперь в область преданий, нелишнее вспомнить и весьма оригинальные путешествия на плотах, которые в былое время совершались из Читы, вниз, конечно, по течению Ингоды, Шилки и Амура до Благовещенска, Хабаровска, а иногда и далее, до Николаевска, т.е. всего на расстоянии свыше 3000-4000 вёрст.
Замечу мимоходом, что этот способ передвижения к Великому океану имеет своё историческое прошлое, богатое многими событиями и последствиями. Ещё при первом занятии Приамурского края, при графе Муравьёве-Амурском, явилась необходимость обеспечить новую колонию первыми авангардами переселенцев и снабдить новосёлов какими-нибудь боевыми силами и жизненными запасами. Всё это возможно было только посредством сплава по Амуру. Никаких дорог из Забайкалья на Дальний Восток нет, как известно и поныне, если не считать Амурскую железную дорогу и небольшие участки колёсных дорог вдоль Амура. Так что поныне огромная наша окраина Дальнего Востока висит лишь на телеграфной проволоке, а для сообщения служит самая поверхность Амура - зимою по льду, а летом на пароходе. При Муравьёве и этого не было; так что передвижение грузов и людей возможно было только на плотах и редко - на судах.
Прибрежное население Ингоды и Шилки по сие время ещё полно всевозможных преданий о принудительном переселении забайкальских казаков и государственных крестьян на Амур посредством сплава на плотах. На этих плотах перевозилось население чуть не целых посёлков - стар и млад, домашний скот и весь скарб домашний.
Эти подневольные новосёлы послужили ядром для основания процветающих теперь в материальном отношении амурских и уссурийских казаков. Зато сколько слёз, в своё время, было пролито этими вынужденными переселенцами при оставлении насиженных мест. Сколько плотов с людьми, скотом и всем скарбом погибли в пучинах Амура, который в половодье имеет местами вид настоящего моря, так что и берегов не видать.
Позднее, в моё время, сплавом по Амуру пользовались только для передвижения партий новобранцев на укомплектование войск, расположенных на Амуре. Но этот способ передвижения обходился так дорого, чреват был часто такими несчастными случаями, что нашли более соответствующим отправлять этих новобранцев из Одессы морем, кругом всей Азии.
Сибирь - место ссылки и каторги. Характеристика Сибири и сибиряков. Сибирь - «страна чудес и курьёзов». Почётный гражданин и председатель благотворительного общества - грабитель и разбойник на большой дороге. Культурное развитие Сибири. Моё участие в общественной жизни. Перевод в Генеральный штаб. Изучение туземного населения. Жизнь бурят. Буддизм, ламы и «дацаны» (монастыри) бурятские. Жизнь «семейских» (раскольников). Жизнь приискателей. Жизнь золотопромышленников, хищников и спиртоносов. Таёжные обычаи и законы. История Желтугинской республики.
Зимою 1888 г. я прибыл на службу и житьё в Забайкалье, в самую глушь сибирскую, в эту причудливую, неизведанную страну чудес и курьёзов, как давно уже названа Сибирь устами её присяжных беллетристов.
В уме и воображении русского народа Сибирь встаёт величавым грозным фатумом, соединяющим в себе что-то магическое и таинственное. Человек невольно теряется в этом безбрежном океане суши, подавленный природой унылой и мрачной, - мрачной, как сама тайга сибирская. К тому же эта долго забытая, отверженная окраина до сего времени служит страной ссылки и каторги. Бесконечный, длинный путь уже сотни лет увлажняется обильными слезами обездоленных судьбой. Тёмной рекой льётся в необъятную Сибирь горе людское, прикрытое сверху сутолокой повседневной жизни со всей её разнообразной мелкой рябью, под которой своим путём, незаметным для постороннего глаза, струится и струится это горе-горемычное.
И никак не наполнят они это горе и страдание людские - ненасытную, необъятную Сибирь, бездонное море печали...
Сибиряки, однако, страстно привязаны к своей сумрачной, безлюдной родине, любят бесконечное раздолье сибирское и сильно дорожат укоренившимися в Сибири традициями социального характера. В Сибири никогда не было крепостного права, поэтому там неизвестны разные общественные перегородки Европейской России; а общее, чреватое иногда горестными воспоминаниями прошлое само собою сближает людей разных положений, независимо от различия материального состояния.
Всё это окружает «страну чудес и курьёзов» таким пленительным ореолом, что сибирякам неуютно и тесно вне Сибири. Невольно вспоминаются тоскливые вздыхания многих декабристов, которым, после получения свободы, жалко было променять широкое раздолье сибирское на тесные объятия их старой родины.
Так растворилось и переработалось в Сибири всё, что выбрасывалось туда много лет прихотливыми волнами исторической жизни Европейской России. Неудивительно, если в этом горниле земли русской народились особые сибирские типы, душой и телом закалённые в упорной борьбе - то с судьбой, злой мачехой, то с негостеприимной суровой природой. На сибиряка прежде всего кладёт отчётливую печать сама бесконечная ширь его родины. Признано давно уже общим местом, что природа и люди находятся между собою в постоянном взаимодействии. Мне то представилось особенно наглядным при сопоставлении людей и природы Сибири и её соседки Японии, с которой мне пришлось познакомиться несколько позже.