Страница 22 из 34
- Я даже в какой-то момент грешным делом подумал - а ведь жизнь-то наладилась, хорошо в России живется теперь! Но сам себе ответил - это не в России хорошо, а мне хорошо, и нельзя забывать о том, что страна голодает.
Еще до открытия съезда Вобликов узнал из газет о том, что избранные по округам Москвы депутаты - в основном приверженцы демократических взглядов, - создают Московскую депутатскую группу. Вобликов стал ходить на ее собрания и даже (правда, очень неуверенно, заранее оправдываясь, что, может быть, за давностью лет нафантазировал) говорит, что придумал назвать группу Межрегиональной, когда москвичи в ней перестали составлять большинство.
- Никогда не забуду Андрея Дмитриевича Сахарова, - вздыхает Вобликов. - Это был очень тонкий, очень ранимый человек. Очень мудрый. Я помню, как он читал нам свой проект конституции, и говорил - вам, молодежи, ее принимать. Жалею сейчас, что мы мало с ним общались. Он был физически неуклюжий, но выступал очень точно, тщательно подбирал слова, и слушать его было тяжело, потому что постоянно приходилось напрягаться, голова должна была работать, чтобы понять, что он говорит.
О каждом из знаменитых депутатов у Вобликова есть какая-нибудь маленькая история.
- С Юрием Афанасьевым однажды шли обедать, и я ему говорю: знаете, вот я когда выхожу к микрофону, у меня коленки трясутся. Афанасьев так меня по плечу похлопал, и ответил: вы думаете, у меня не трясутся?
Когда Александр Оболенский выдвинул свою кандидатуру на должность председателя Верховного Совета СССР против Михаила Горбачева, он сказал Вобликову: «Боюсь, что меня теперь сошлют». Вобликов его успокоил: «Ты же из Мурманской области, из-за Полярного круга. Куда тебя сошлют-то?»
- А когда Ельцин не прошел в Верховный Совет, и никто еще не знал, что Казанник уступит ему свое место, я встретил Ельцина у входа во Дворец съездов - он стоял один, такой потерянный, одинокий, как в воду опущенный. И я ему сказал: «Борис Николаевич, не расстраивайтесь, сейчас кто-нибудь обязательно в вашу пользу снимется. Вы же наш Дэн Сяопин, его тоже вначале отовсюду исключали, а потом он всех победил», Ельцин на меня посмотрел так с надеждой и говорит: «Правда? Вы так думаете?» То есть я ему установку дал, как Кашпировский.
Вобликов вообще считает, что у него есть какой-то мистический дар. Накануне съезда ему приснился сон - в зале Кремлевского дворца депутаты вскакивают с мест, орут, раздеваются догола, размахивают пиджаками, дерутся. «Пророческий сон», - скромно поясняет Вобликов.
- А еще я всегда примерно знал с точностью до трех-пяти голосов, каким будет результат голосования. Наверное, такой был выброс адреналина, что в голове включался компьютер какой-то. Один японский журналист это заметил и еще до голосования каждый раз меня спрашивал, чем все закончится, чтобы, значит, в Японию раньше всех передать.
IV.
В остальном у народного депутата Вобликова все складывалось не так чтобы очень хорошо. Членом постоянно действующего Верховного Совета он не стал, нужно было где-то работать, а на родной завод не брали - горком не рекомендовал. Снова пришлось идти на дискотеку в родной ДК - несколько месяцев депутат подрабатывал диджеем.
- Выручила Раиса Максимовна Горбачева. В перерыве заседания на Втором съезде мы с ней разговорились, и она рекомендовала меня на постоянную работу в комиссию по труду и социальным вопросам. Раиса Максимовна ко мне очень по-матерински отнеслась - ну, понятно, парень из провинции, никого у него нет, никто не поможет. Да и я понимал, что все мы в какой-то степени - ее с Михаилом Сергеевичем дети, поэтому их внимание дорогого стоило.
В отличие от революционного Первого Второй съезд был достаточно мрачным мероприятием, и не только потому, что во время этого съезда умер Сахаров.
- Эйфория быстро прошла, - вспоминает Вобликов. - Я ездил по стране, встречался с людьми, видел, какое у них настроение, они начали в нас разочаровываться, и я тоже начал разочаровываться. Не все идет так, как хочешь, нету больше сил. Да и общество, честно говоря, не созрело. В какой-то момент просто хотелось положить мандат на стол и бросить все к чертовой матери, но я сдержался. Мы пришли туда в восемьдесят девятом романтиками, идеалистами. А уходили разными людьми. Кто-то оказался циником, кто-то просто негодяем. Вот это было очень неприятно.
Себя Владимир Вобликов сравнивает с мальчиком из известного рассказа Пантелеева «Честное слово», которого поставили охранять какую-то будку и забыли отпустить домой. Осенью 1991 года Борис Ельцин назначал губернаторов и представителей президента в регионах - как правило, из числа народных депутатов СССР и РСФСР при условии их лояльности новым демократическим властям. Губернатором Калининградской области стал народный депутат России Юрий Маточкин, представителем президента - коллега Вобликова по союзному съезду Тамара Полуэктова. А Вобликов не стал никем.
- Этими назначениями занимался Геннадий Бурбулис, и я у него тоже был на собеседовании, - говорит Вобликов. - И честно ему сказал, что Горбачева предавать не собираюсь, поэтому ни на какие должности у Ельцина не претендую. Я вообще очень нервно реагировал на все те события, в депрессию впал на несколько месяцев.
Я уточнил: в депрессию - в смысле запил? Вобликов обиделся, оказался непьющим.
V.
После депрессии Владимир Вобликов пытался заниматься бизнесом. Вначале с какими-то сокурсниками из Николаева пытался организовать компанию по утилизации списанных военных кораблей инновационным методом «шнуровых зарядов» в сухом доке, но у украинцев на это не было денег, и проект заглох. Потом начал возить из Германии замороженные торты для московских кондитеров, но, как говорит теперь, «без связей бизнес невозможен». Связи у него, впрочем, и у самого были, точнее - одна связь. Еще на Первом съезде депутат Вобликов познакомился с Юрием Болдыревым, который в девяностые вначале заседал в Совете Федерации, потом работал зампредом Счетной палаты, и на обоих этих постах брал Вобликова к себе помощником. Когда Болдырев из Счетной палаты ушел, Вобликов уехал к родителям, которые к тому времени из Калининградской области вернулись в родную Липецкую. Теперь пишет картины маслом и, - очевидно, чтобы уже окончательно походить на настоящего шукшинского героя, - готовит новый проект - запуск в космос большой зеркальной плоскости, чтобы в перспективе освещать солнечными зайчиками районы Крайнего Севера в полярную ночь, а для начала устроить день посреди ночи на открытии сочинской Олимпиады. Говорит, что идею уже запатентовал, осталось найти инвестора.
VI.
В начале восьмидесятых у калининградской молодежи была мода на немецкий нацизм - на стенах домов рисовали свастики, делали себе татуировки с какими-нибудь лозунгами, написанными готическим шрифтом, и так далее. Сам, кстати, помню - в первом классе мы ходили на экскурсию в Музей янтаря, находящийся в старой немецкой крепости, и мой одноклассник Дима, показывая на полустершуюся надпись латиницей на стене, сказал мне: здесь, мол, написано «Умрем, но не сдадимся!», и я подумал, что это, наверное, героические советские воины написали, и только годы спустя понял, о чем говорил Дима. Так вот, Вобликов рассказывает, что однажды в своем ДК он увидел в туалете нарисованную на стене свастику и подумал, что было бы неплохо после дискотеки ее стереть. А когда пришел с тряпкой, свастика оказалась уже перечеркнутой, и рядом было написано: «Вот вам х… й, коммунизм мы построим!», и Вобликов понял, что если ему удалось воспитать в Гусеве такую молодежь, то жизнь свою он прожил не зря.
Очевидно, эта история может утешить его и сегодня.
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Золотой луг
Хоспис как предчувствие