Страница 31 из 35
I.
Герберт Уэллс в своей «Машине времени» предсказал разделение человечества на элоев и морлоков. Прекрасные, беспомощные и глуповатые элои - результат эволюции правящих классов, выродившихся в результате столетий абсолютного безделья. А где-то под землей живут морлоки - зверообразные, кровожадные и дикие потомки пролетариев. Они, напротив, вечно работают, ибо уже к этому привыкли.
Футуристический прогноз Уэллса, как чаще всего с прогнозами и случается, сбылся с точностью наоборот. Кто он, этот хорошо знакомый нам персонаж, бледный, с красными от недосыпа глазами, с языком на плече, с приросшим к уху мобильником, по которому он непрерывно кричит: «Извини, у меня вторая линия!» Это - современный элой, представитель элиты двадцать первого века. Еще недавно он был просто менеджером, его рабочий день составлял десять часов, сейчас сделался топ-менеджером и получил законное право посвящать работе часов по двенадцать-четырнадцать. За один сегодняшний день он успел побывать на трех деловых встречах, провел четыре совещания, на семь утра у него билет до Гонконга, и он хочет перед вылетом повидать детей, с отчаянным упорством это повторяет, пока какой-то разумный коллега не спросит: «А уверен ли ты, что твои дети захотят с тобой общаться в четыре часа утра?»
Я спрашивала у многих людей, уже обеспечивших благополучную жизнь себе и потомкам, зачем они живут в таком античеловеческом ритме. Получала, в общем-то, один ответ: «Смысл жизни - в расширении экспансии». Эту мысль, помнится, когда-то горячо пропагандировал Борис Абрамович Березовский, который в итоге доэкспансировался.
Как- то раз мне довелось оказаться в Париже в компании двух таких энтузиастов бесконечной экспансии. Один из них впервые оказался во французской столице и жаждал насладиться всеми ее соблазнами. Прибыв поздним вечером, сразу решил отправиться в лучший ночной клуб. Сказано -сделано. Мы устроились за столиком, стали размышлять над заказом. Тем временем, в качестве комплимента от заведения перед нами поставили по бокалу вина. Едва его пригубив, мои собеседники упали головами на скатерть и синхронно заснули. Тут же возникла официантка, взглянувшая на эту сцену с неподдельным ужасом. Она, вероятно, подумала, что меня с моими спутниками связывают какие-то запутанные личные отношения, и я, решив все разрубить одним ударом, их обоих и отравила.
Я успокоила ее, объяснив, что господа за последние двое суток совершили три перелета и спали в общей сложности часов пять. Попросила не тревожить эти несчастные тела. Действительно, сорок минут спустя тела подали признаки жизни и были транспортированы в отель. Тем более, что в восемь утра их уже ожидали первые переговоры, а в три часа дня - самолет то ли в Пермь, то ли в Сан-Франциско. На этом и закончился их короткий роман с Парижем.
Еще у одного товарища я спрашивала, отчего раньше на корпоративные праздники в их фирме приглашали жен (коллектив там мужской), а теперь эту практику прекратили. Причем посиделки с супругами длились иногда до утра, а когда превратились в холостяцкие пирушки, все участники уже к полуночи оказывались дома.
- Понимаешь, когда рядом жены, надо какие-то темы для разговора изобретать, - честно ответил он мне. - Книги там, театр, путешествия. В общем - напрягаться. А на это уже никаких сил не остается. Единственное, на что ребята способны - побазарить о делах, поорать под караоке, напиться, а дальше уже шоферы всех развезут по адресам.
Тот, кто это говорил, был не наперсточником, а выпускником физтеха, образованным человеком. Впрочем, что такое в наши дни - образование? Человек, с блестящими экономическими познаниями запросто может не представлять, кто правил раньше - Петр Первый или Иван Грозный. И у него не будет ни малейшей возможности обогатить себя подобными сведениями, потому что потребуется напрягаться, а на это нет уже никаких сил.
II.
На протяжении столетий как-то само собой считалось, что досуг - привилегия тех, кто находится на вершине социальной лестницы. Богатые люди могут себе позволить много отдыхать и много есть. Бедняки голодают и трудятся. В наше время все поменялось. Чипсы, пиво, сидение у телевизора - все это пролетарские радости. Состоявшийся человек сосредоточен, серьезен, он не употребит зря лишнюю калорию и не потеряет ни минуты времени.
С едой все просто. Действительно, чем ниже у человека достаток, тем психологически ему сложнее отказаться от еды. (Знакомый, учившийся в американском университете, рассказывал о примечательном контрасте между толстыми уборщицами и сухощавыми профессорами.) Ситуация с досугом кажется более странной. Ибо если от лишних калорий бывает вред, то от свободного времени разумному человеку вреда быть не должно. И непонятно, почему утерялось высокое искусство досуга, которым была славна Европа да, в общем, и Америка. Ладно, если бы речь шла о печальных неудачниках, у которых не было других достойных занятий. Но, например, Коко Шанель с Сергеем Дягилевым связывала настоящая дружба, они много общались, что не помешало им обоим войти в число самых успешных людей двадцатого века. Сейчас все это исчезает, и что самое странное - никто особенно об этом не жалеет.
Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, основатель некоммерческой организации «Центр исследований постиндустриального общества», объяснял мне:
- В восемнадцатом-девятнадцатом веках в Европе, где существовала целая салонная культура, практически отсутствовала дифференциация элит. Принадлежавшие к высшему обществу люди были приблизительно одинаково образованы, обладали навыками литературной деятельности, были знакомы с важнейшими течениями в искусстве, в равной степени хорошо владели несколькими языками. Их «профессии» (участие в политической жизни, военная служба, литературная деятельность или служение церкви) были скорее временными амплуа, своего рода «вторичной идентичностью». Основной же была принадлежность к дворянскому сословию и интеллектуальному классу. Современная ситуация радикально изменилась. Она характеризуется возникновением «функционального» человека. На первый план вышел профессионализм - а с ним и специализация. Люди изолированы по профессиональным группам. Сегодня бизнес, научная, военная и политическая элиты четко разделены.
- Но не кажется ли вам, что разделение на мало соприкасающиеся элиты, когда представители деловых, политических и военных кругов живут собственной жизнью, не могут свободно общаться, понять точку зрения друг друга, вредит эффективности?
- Наши генералы не потому неэффективны, что не общаются в салонах, а американские стратеги в Ираке не потому эффективны, что они там общаются. Скорее наоборот - насильственное насаждение взаимного диалога может повредить эффективности, так как этот диалог будет вестись вокруг пустых и отупляющих тем. Просто человечество прошло тот уровень знаний, когда каждый талантливый человек может иметь адекватное представление обо всем.
Интересное мнение, но война в Ираке представляется примером несколько странным. Там, судя по всему, как раз бизнесмены занимались бизнесом, политики - политикой, генералы - войной, в результате сама операция превратилась в цепочку отдельных весьма эффективных действий, приведших к сомнительному результату.
В России разобщенность элит усугубляется еще и благодаря местной специфике. Социолог Роман Абрамов, руководитель проекта «Люди ХХI» в фонде «Общественное мнение» объяснял мне:
- В западных странах буржуазия укоренена в городское комьюнити. Особенно - пожилые представители элиты, они обычно состоят в местных краеведческих, исторических, благотворительных организациях, в Ротари-клубах. В российских городах есть момент, связанный с близостью к администрации, к руководству города. Такая деятельность властью может восприниматься, как вызов. А если ты потерял доверие местных властей, ты утонешь. У нас по сути сохраняется наследие советской номенклатуры - подпольная светская жизнь, банные встречи. В начале девяностых создавались разнообразные «Ассоциации предпринимателей». Но они так и не стали площадкой для общения.