Страница 38 из 47
Но к профсоюзникам не стоит очередь. Приходят за помощью совсем немногие. Боятся. Не верят. Кто-то просто не воспринимает всерьез.
И напрасно. Эффект все-таки есть. Соцпроф «инициировал» некоторые сокращения. Недавно около 30 сотрудников службы безопасности пришли к Алексею и заявили о своем желании вступить в Соцпроф: их перевели на трехтысячный оклад, а сокращать «по закону» отказались. Цивенко уж думал, как классно было бы иметь этих рейнджеров в организации, и раздал им бланки заявлений; с этими бланками парни пошли в директорат. И гендиректор будто бы сказал им: ребята, зачем нам ссориться? - и провел сокращение по всей процедуре.
Алексей Цивенко, 36-летний лидер Соцпрофа, - родом из Армавира, родители из станичников. Ментальность (в беседах с Цивенко мы явно злоупотребляем этим словом) казачья, и ему было дико смотреть на все это таганрогское левантийство. Когда пришел на Тагмет аппаратчиком кислородного цеха, был потрясен манерами. «Встань у стенки, вынь руки из карманов», - чего-чего, это кому, ему говорят, человеку с высшим образованием (Цивенко окончил физмат пединститута, работал в консалтинговой фирме)? А условия труда, а недоплаты, а нарушения КЗОТа? Нет, он не позволит с собой так обращаться! Цивенко списался с московским Соцпрофом и создал организацию на Тагмете, с которого и был благополучно уволен в 2005 году, разделив судьбу практически всех независимых лидеров, - в общем, пошел по канону. Сергея Пенчукова, лидера МПРА, созданного в августе 2007, тоже уволили. В июне 2008 года два других активиста: Брызгалов и Грамм - в аккурат после проведения пикета у проходной были почти синхронно избиты в разных концах города. Правда, случаются и победы: в октябре суд восстановил Алексея Грамма на работе.
V.
Еще в апреле нынешнего года рабочие ТагАза пишут письмо во властные инстанции:
«…Попадая на работу на ТагАз, ты пишешь заявление о приеме на работу и сразу на расчет, что означает, что ты можешь быть уволен, не ведая сам за что. Еще не выходя из отдела кадров тебя заставляют, можно сказать, насильственно вынуждают, подписать документ о том, что твои пенсионные отчисления теперь будут перечисляться в негосударственный пенсионный фонд „Тихий Дон“. Квитки, т. е. распечатку оплаты труда описанную по пунктам, на этом производстве давать никто не собирается… Люди, которые хотели отстоять свои права и права коллег, устраивали забастовки, пытаясь обратить внимание на свои проблемы. Но единственное, чего они добились, - это либо снятия своей денежной премии, либо аудиенции с директором завода. Где были высказаны угрозы с его стороны по поводу не только работников, но и их близких родственников. Но это уже в нашей стране недопустимо, ведь мы являемся жителями демократической державы, на которую другие должны равняться, а не смотреть с усмешкой, как при диктатуре… Начальник цеха при подписании заявления на отпуск, дает 28 дней, а не 40 положенных по закону, мотивируя: жалуйтесь кому хотите.
…Были случаи, связанные действительно с угрозой жизни человека из-за безалаберности руководства. Люди, обезумевшие мерзнуть, ожидать автобус, чтобы добраться домой, создали давку, так что водитель наезжал на ноги людей.
…В случае если заболел, тебе платят гроши несоизмеримые с минимальной оплатой труда в Ростовской области. Ты должен работать всегда и желательно без выходных, наверно, этого принципа придерживается наше руководство. По-видимому, только смерть может разлучить тебя и ТагАз.
…Надеемся, что хотя бы для вас этот материал не станет простым провинциальным анекдотом».
И далее, и далее, дорогой дедушка Константин Макарыч.
«Охренеть! - отреагировал лидер МПРА, Алексей Этманов с Форда. - Многоуважаемые авторы, я показал ваше письмо бразильским товарищам, и они оценили вашу интересную позицию „сделайте нам хорошо“… Пока вы не встанете как один, для прекращения этого беспредела, никто не сможет помочь вам без вас».
Не встали. Вероятно, постеснялись бразильских товарищей.
Сергей Пенчуков тоже ответил: «Товарищи! Друзья! У нас есть реальная поддержка за спиной, не те „желтые“ застарелые профсоюзы, а реальные боевые единицы, состоящие из простых рабочих… Мы предлагаем вам ВМЕСТЕ показать работодателю, что мы не рабы, а люди имеющие свое „я“».
Не объединились. Не показали.
- Атомизированное общество, - объясняет индивидуальный предприниматель Александр Пономарев, по совместительству - глава общественной организации «Комитет народного контроля» и главный городской оппозиционер. - На ТагАзе нет коллектива, при такой текучке он просто не успевает сложиться… Нет коллектива - нет и коллективного сознания.
- Высокий уровень кумовства и сватовства, - дополняет Цивенко. - Большая плотность горизонтальных связей. Плюс, конечно же, многие боятся за родственников, которые остаются на ТагАзе.
Они издают газету «Металлург - Народный контроль» - очень злую и очень остроумную. Цивенко долго рассказывает мне, как складывается стоимость рабочего места, и делится идеей профсоюзов новой формации: они должны зарабатывать деньги, оказывать консалтинговые услуги, и работать не с администрацией, но напрямую с работодателем. Он писал Пумпянскому, хозяину Тагмета, ответа не получил, а потом увидел свои идеи в одной из публикаций. Что же, везде воруют. Идеи интересные, это может быть бомбой. Я внимательно слушаю, смотрю в окно, за трамвайную линию, и думаю, что дистанция между теми рабочими, курящими у проходной, и независимым профсоюзом гораздо больше, чем ширина улицы Инструментальной.
VI.
Рассказ бывшего гальваника Е.
- Я приехала в 1975-м, по комсомольской путевке из Молдавии. Работала на комбайновом. Квартиры мы с мужем так и не дождались, дали две комнаты в общежитии, родились сын, дочь. У нас сразу как-то жизнь не сложилась, он восточный человек, очень жестокий, не понимал, как я детей воспитываю, все не нравилось. Нет, не пил, но лучше бы пил. А бил жестоко. И вот значит, у нас две комнаты, и я беру детей и ухожу на съемную квартиру. Он приходил, в дверь ногами, скандалил, было тяжело. Но получала я хорошо, 400-500 выходило, можно жить. В 1997 году меня сократили на комбайновом, ну так по-хорошему, по-человечески, все объяснили, завод закрывался, и не было обидно никому. Пошла работать на рынок. Муж все это время меня преследовал, один раз встретил с работы, избил до крови. Дети подрастали, надо было что-то искать, где-то жить, и я устроилась через агентство на работу в Москву, кухаркой в одной богатой семье. Было сначала очень страшно, когда я в Москву приехала, первый раз в жизни, ведь мы с ним не выезжали ни разу из города, а тут сразу Москва. Но хозяева оказались нормальные, платили 500 долларов, тогда это было много, я откладывала, собрала в итоге сто тысяч рублей. Потом попросила повысить - отказали. Звонит дочка, она уже работала на ТагАзе - мама, приезжай, есть работа, и платят вроде бы нормально. Я же пенсионерка, мне 56 лет, но вот взяли маляром в покрасочный цех, сдала на разряд. Я так радовалась, что можно взять кредит. Значит, 100 тысяч у меня было, и еще 100 в банке взял на себя сын (возвращать надо 140), и я купила «гостинку», перестала чувствовать себя подзаборной. У детей свои семьи, дети, свои трудности, и я сыну с зарплаты возвращала понемножку кредит.
Работа была очень тяжелая, страшная. В день мы должны были покрасить 500 машин. Температура в цеху 40 градусов, цех в подвале, кондиционеров нет, а вентиляторы просто гоняли горячий воздух. Люди все время падали в обморок, девочка умерла, Ирина Олейникова, 27 лет, она в жару очень плохо себя чувствовала, пришла домой, легла и умерла. Средняя смена на ТагАзе - 12 часов, только сейчас сделали 8. Вот считайте, три часа туда-обратно на дорогу, дома падаешь без сил, - все, суток нет, и я радовалась, что вот дети взрослые, не надо готовить, а ведь сколько у нас матерей-одиночек. По субботам работали, это обычный рабочий день. Получалось у меня от 15 до 17 тысяч, ну где я, пенсионерка, заработаю больше? А мужчины могли получать и по 25 «грязными».