Страница 23 из 48
И только потом, когда все сдвинулось, потом еще раз сдвинулось, перевернулось и улеглось, когда всех поставили на карачки, а потом выпустили (как героя фильма Германа «Хрусталев, машину!»), дескать, живи, если сможешь, - вылез настоящий (тошнотворный) страх. Страх как обморок от унижения. И собственного бессилия перед… - ведь ни прикоснуться, ни понять. Только убить.
Не случайно - опять же иностранец (о, как же нам их отблагодарить) - Стивен Кинг именно отвращение выделял в особый вид тех чувств, которые людей пугают, но не отпускают. Был такой рассказ у Петрушевской, в 90-е годы, из ее цикла про городские истории, в жанре «литературный жестокий романс». Деталей его я не помню, помню только, что там убили какую-то девушку, разрезали на куски и спустили в канализацию. А потом хозяйка открывает кран с горячей водой, чтоб посуду помыть, а из крана - палец. С маникюром.
На том и стоим.
I. Люди без лица
Известная японская сказка. Заблудилась девушка в лесу, вдруг видит: степь, там костер, вокруг костра люди. Обрадовалась, побежала к огню. Люди сидят кружком, улыбаются. Она говорит: «Наконец-то я нашла хоть кого-то живого». А они - улыбаются. «Можно, - говорит девушка, - я с вами до утра посижу?» - «Можно», - отвечают. И улыбаются. Села девушка и спрашивает: «А вы вообще кто?» - «А мы - отвечают, - вот кто». И проводят по лицу ладонью, и лица у каждого - как голое яйцо. Демоны.
Закричала девушка, выскочила как-то из круга, бежит - опять заблудилась, изранилась вся, вышла к обрыву. А там, на краю, стоит прекрасный юноша. Одет как горожанин. Она к нему. За защитой. Он ее спрашивает: «Что ты такая испуганная, милая девушка?» Она все и рассказала ему, плача, как ей демоны в степи встретились. И как потом вдруг провели по лицу ладонью, а оно у них - как яйцо стало.
«Вот так?» - спрашивает. И улыбается. И ладонью по лицу проводит.
А оно у него - голое, как яйцо.
Самое страшное в городе - не то, что тебя собьет машина, тебя прирежут в подъезде, или ты задохнешься в метро, или взорвут твой дом. Надо быть очень крепким на голову человеком и слушать в детстве только сказки про Чебурашку, чтобы бояться именно этого.
Самое страшное в городе - это то, что у него есть второе дно. И это дно - внимательно к тебе и одновременно безразлично. Внимательно - потому что потаенно за тобой наблюдает. Безразлично - потому что именно ты ему не нужен. Оно не знает твоего имени, ему нет дело до того, какие сказки тебе рассказывали в детстве и кто ждет тебя сейчас, поскуливая у входной двери, дома. Ему чихать на твои родинки, и оно точно не собирается узнавать, хочешь ты или не хочешь умирать, быть качалкой для шестерых подростков или гнить в виде раба на цепи в чьей-нибудь ванной (была такая детская страшилка).
- Потаенные люди… Страшно именно этого. Я боюсь «припрятанных людей», - говорит один мой знакомый.
Я его понимаю.
До сих пор я хочу найти один фильм, который видел однажды, испанского режисера. Про центральный вокзал. То ли мать у мальчика умерла, то ли потерялся он, но стоит на шумном вокзале, а люди мимо него снуют, табло с расписанием, как домино, щелкает, пассажиры бегут с чемоданами, и никто его не видит… Но возле одной стены пристально наблюдает за ним старуха-чистильщица. Обувь она тут на вокзале чистит. Работа у нее такая. А в свободное от работы время любит бабушка телевизор смотреть. Тоже вполне безобидное занятие, кто же спорит. Да вот только денег на телевизор - нет. И она решает ребенка продать. Чего сироте без толку пропадать. И она его продает.
- Что-что вы говорите, Ваня, про «припрятанных людей»?
- Я говорю, что боюсь их. Что их там, на дне Города, целая сеть, и что они все как-то повязаны вместе. Невидимой обычному человеку ниткой. И поэтому всегда могут найти общий язык. Вот вы бы могли продать чужого ребенка? Чисто технически?
- Да я и собаку свою, умом обделенную, и ту продать не могу.
- А вот они могут. То есть ЗНАЮТ, куда пойти. Не пойдешь же просто так к первому встречному: «Хотите купить ребенка? В публичный дом или на органы?» Нет, не пойдешь. А они идут. Потому что идут к конкретному человеку. И даже не спрашивают «хотите». Знают, что хотят. А потом вы за этим человеком, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ, стоите в кассу или за слойками. Вы какие слойки любите?
- Я - с лимоном.
- Ну вот, стоите вы за своей слойкой с лимоном, коль уж так их любите, и вдруг вам становится плохо. Совсем плохо. Без дураков. Вы оседаете, как куль или мешок с дерьмом. А он говорит: «Я провожу». И ведет вас под ручку. Куда?
Я (с надеждой):
- Продавать в публичный дом?
Ваня (с сомнением, поглядев на меня):
- Ну… может быть…
Интеллигентный какой Ваня попался.
Как бы его отблагодарить?
Даже не знаю.
II. Первое отступление. Федор Сологуб
III. Люди без прошлого и будущего
Современная русская сказка, рассказанная в интернете: «Мне часто снятся кошмары об этом: городской транспорт, которому, оказывается, изменили маршрут, и он привез меня в такое место этого города, в котором ты вообще ничего не знаешь - даже сторон света».
Иногда кажется, что это потайное дно Города, его Темную Сторону чувствуют не все. «Я боюсь, что меня столкнут под колеса в метро». «А я боюсь погромов или неуправляемых толп, вот как в прошлом году болельщики устроили беспорядки…» «А я полоумных старух и красного светофора».
Я думаю, написавшие это чего-то не договаривают.
Потому что темная сторона города связана не столько с людьми (точнее - не сразу с ними), а с какой-то его безразличной выталкивающей силой, если ты вдруг перестанешь играть по его правилам, откажешься или не сможешь быть в его системе. Темная сторона Города не обязательно хочет тебя умыкнуть. Иногда наоборот - выталкивает. Внимательность улетучивается, остается одно безразличие.
- Помните, Настя, я вам говорил однажды, когда мы шли по Москве: «Как хорошо, что нам есть куда вернуться. А если представить себе, что вот я или вы приехали сюда одни, и это чужой город. А мы потеряли деньги и документы. А люди опять же снуют, солнце еще светит, но мы-то знаем, что скоро все разойдутся по домам и делам. Стемнеет, похолодает. Спустится ночь. НО ДО НАС НЕТ НИКОМУ ДЕЛА. Мы невидимки. Ты будешь идти по улице, кажется - вот они люди, и я еще живой, протяни руку - и ты сможешь дотронуться до чужой занавески, а за ней - желтый круг комнаты, семья чай пьет, пельмени жрет. Плюшками балуется. Но протяни руку - через форточку, потрогай желанную занавеску, и закричат - высокими резкими голосами - ударят створкой. Милицию вызовут. Кто такой? Никто. Есть документ? Нет. И пошло-поехало, цыпленочек. Дно проснулось, открыло рот. Ам. Унижение. Камера. Выпал из системы. Стал только тенью. А ведь говорила родня: не выходи без паспорта. Никто не защитит. Кричи не кричи».