Страница 33 из 49
16.
Нина
словно
простыни на весу.
Нина встала - стала намного выше.
Глядишь - а они не в земле, а в другом лесу,
дерево вроде стен и заместо крыши.
И она говорит, встряхивая головой,
ледяным кулаком стуча в белизну березы:
у меня за душой
только платок носовой,
только звезды и полосы, неостывшие слезы.
Да вы знаете,
кто хотел это тело,
когда оно ело, ходило, любить хотело,
когда оно пело… как это тело пело!
Теперь оно отлетело.
Да вы знаете, как его обнажало,
как оно отражало и как смеялось!
Пока оно было, я за него боялась,
теперь не хочу, пожалуй.
Я привыкала долго к новому свету,
траченному дождем, будто молью кофта.
Здесь пересылка для тех, кого уже нету,
неправильная парковка.
Я ничего не помню, в чем виновата.
Каждого мужа я называла «папа».
В давней Корее молоденькие солдаты
встречали меня у трапа.
Голую грудь мою заливали светом,
как и не снилось здешним облезлым Светам,
чтобы теперь на заброшенной пересылке
ты мне сдавал бутылки.
Мне отсюда видней:
никого уже нет -
кого несколько дней,
а меня - много лет.
Ярче майского дня
то, что нету меня!…
- И ты, Толян,
зря отодвигаешься,
день девятый на исходе,
а ты все пугаешься!
Ты, дружок, покойный.
А вот и твой конвойный.
…Николай молодой
словно и не слышал.
- Пойду за водой.
И пошел, и вышел.
17.
Вечер. Поле. Огоньки.
В речке ходят окуньки.
Дождь на время перестал.
Небо стало чистое.
Звезды сыплют на металл
маленькими числами.
Мы в поселок не пойдем.
Мы поселок обойдем.
Видишь, синенький дымок
берегом змеится?
Нинка младшая сидит,
курит и смеется.
Накрашены губы
темней винограда.
- Краса-то какая! -
Другой и не надо.
Увидел бы - ахнул,
да кто здесь мужчина?
- Ну здравствуй, мой ангел.
Какого ты чина?
Я, знаешь, не сразу узнала тебя-то.
Казалось, такие простые ребята.
Докурила, а дымок
продолжает литься.
И сидят над речкою,
расправляя лица.
- Эти, что приехали, - за твоим приехали,
ты не сомневайся, Коля, они не уехали.
День стояли под дождем
и не замерзали.
Мы, сказали, подождем.
Время есть, сказали.
Им не надо помощи,
найдут вас сами к полночи.
Я им вроде родни,
но боюсь до одури.
Что за груз? Намекни?
Лучше б вы им отдали.
Им живется в городе
в постоянном голоде.
Как почувствуют живье,
все кричат: мое! мое!
Здесь у них большая власть,
чтобы всласть злодействовать.
Страшно в руки к ним попасть,
лучше посодействовать.
Они стоят у парничка.
Пойдем сдавать
напарничка!
Ты ведь то при нем,
что и я при ней?
Ну, давай курнем - и зову парней.
Кто бы знал, что случай представится
сбросить груз, который не нравится.
Подопечные наши здешние -
люди грешные, люди кромешные,
им уже широко постелено.
Наше дело - делать, что велено,
провести расчет да подать отчет.
(А река течет и течет.)
- Я вросла в этот край, как мох,
ты бы так никогда не смог.
Я уже говорю, как местная!
Нинка мне давно стала тесная.
Я здесь много лет, не десяток дней,
мне давно равно, что случится с ней.
Переправлю их на ту сторону -
и пойду гулять на все четыре стороны.
Твоя правая - моя левая
многодонная полоса,
буду в ней молодой королевою:
белой пеной стрелять в небеса.
И позвал бы меня -
поздно возвращаться.
Подай- ка огня
и пора прощаться.
…шепчет? кричит?
А он все молчит.
18.
Далеко среди тумана,
как глаза, горят огни.
На свободе, без охраны,
Нина с Толею одни.
Говорит тихонько Нина,
так, как в песенках поют:
Знаю, где твоя машина.
Уходи, пока дают.
Уезжай скорее, Толя.
Нас тут держат на убой.
Я привыкла ждать без боли -
не бери меня с собой.
При обочине дороги
припаркован грузовик,
заведется, как ведется,
только имя назови.
Тайный груз-пирожок
под сиденьем, запечатан.
Что же ты, мой дружок,
озираешься, печален?
Люди плачут-провожают
и смеются, уходя,
терпят муки, как рожают,
забывают, погодя.
Подарят пятак,
искупают в луже.
Здесь, у нас, не так,
но не знаю, лучше ль.
Здесь свет, как сноп,
над пустыми водами.
Не целую в лоб:
тикай огородами!
Пока есть, куда бежать,
буду взглядом провожать.
19.
Толян говорит
глухо, неуверенно:
- Давай-ка со мной,
коли все потеряно!
Черед настал
предаваться в руце.
На небе места
силою берутся.
Врата без замка:
залепили скотчем.
Попрем на закат,
может быть, проскочим.
Вот только Колян,
что сейчас в грусти,
идти на таран
нас с тобой не пустит.
И что? Ничего.
Мы прорвемся без него.
Жаль, подругу твою
не могу дозваться.
Ну, увидимся в раю,
некуда деваться.
20.
Погоня, погоня!
- Уходят, уходят! - По коням!
Долинами длинными их без разбору погоним,
пока у машины хватает во чреве бензина,
пока не сгорела с предательским свистом резина
и ужас не начал лизать беглецов языками.
Погоня, погоня! - Возьмем их своими руками!
Дорога пустая, а дух, как в вокзальном сортире.
Бежит грузовик, и его догоняют четыре.
Он то оторвется - и сердце во мне оборвется,
А то нагоняют - а воздух меня не роняет.
Я видел и сверху, и снизу, и, кажется, сбоку:
в машине шофер помолился незримому Богу -
и прыгнул его грузовик за глухую канаву.
И вижу я все это сверху и, кажется, справа.
Но черных четыре машины, как умные пули, -
накрыли канаву, и эту канаву сглотнули,
и как не заметили: начали полем стелиться
- Не мешкай! - привычной побежкой охотничьей псицы.
Они нагоняют. Но вот из кабины мелькнуло,
не то занавеска, не то это женская ручка
как будто махнула - и в воздухе что-то сверкнуло,
расческа, по-моему, вечная женская штучка.
И там, где упала, все поле задернуло лесом
густым и безлиственным и почему-то белесым,
то русые кудри, приправленные
пергидролем.
За ними пропал грузовик, занавешенный полем.
Но снова нагнали! Наставили круглые фары,
как будто легли в незапамятной тьме светофоры,
и каждым из них черно-белый огонь пробегает -
такое бывает у этих, когда достигают.
А в кабине болтанка
вроде теплого супа,
а Толян за баранкой
напевает сквозь зубы.
(- Если АМО форда перегонит,
Значит, Раечка будет твоя!)
И снова рука, как платок, над машиной мелькнула,
тряхнуло машину, как будто в ведро обмакнуло,
и зеркальце под колесо полетело с подскоком -
дешевое, мелкое, мутное, с розовым боком,
ценою три цента,
и то два - наценка.
Где зеркало пало - внезапное озеро встало,
вода накатила, и ветром ее залистало,
безмерные воды качнулись с востока на запад -
и дно опустело, как будто их выпили залпом.
Безвидные рыбы забились на дне.
И джипы поехали по глубине.
А в кабине болтанка,
а в кабине трясучка,
а Толян, как из танка:
- Ну давай же ты, сучка,
не сдавайся, голубка,