Страница 38 из 49
Правда, квартиры эти с небольшим таким обременением в две без малого сотни человек, но частная собственность священна, а прописка, пусть и постоянная, - рудимент тоталитарного совка, уродливый отросток полицейской системы, ничего не значащий в свете нового жилищного кодекса, позволяющего собственнику выписывать всех прописанных.
Мы это дело быстро раскидаем, сказали незадумчивые парни, - и к обременяющему элементу полетели уведомления с требованиями освободить незаконно занимаемые помещения, если он не хочет заключать договор коммерческого найма и платить за комнату в общежитии почти столько же, сколько за съемную. А у многих и зарплата меньше, чем стоимость этого самого найма. «Вы в моей квартире живете, понимаете?» - Нет. Они не понимают: «Мы здесь 15 лет прописаны, дети родились, другого жилья нет». - «Это частное владение, мое, понимаете? Вы здесь из милости. Я вот свет отключу, воду, батареи лопнут». Отключает - нет, все равно не понимают. Он им - «собственность неприкосновенна», а они ему - «неприкосновенна Конституция, право на жилище».
Непонимание выливается в митинги, пикеты, а в 2004 году - в движение «Пермские общаги», объединившее жителей 74 общежитий города.
III.
Над площадью Уральских добровольцев висит дирижабль - красиво! Мне объясняют, что в нем больше пользы, чем красоты, это такая система видеослежения - все аварии видны, все эксцессы, и удалось даже раскрыть несколько сложных грабежей. Я думаю, видят ли камеры на дирижабле то, что совершается в пермских общагах?
Постоянная участница пикета - пенсионерка Анастасия Тенене - живет как раз в муниципальном общежитии, но приватизировать ничего не может. По словам Анастасии, во время работы на целлюлозно-бумажном комбинате она требовала, чтобы отчисления в пенсионный фонд шли со всей зарплаты, а не с небольшой «основной ее части» (еще одно обременение - образование: у рабочей женщины четыре курса высшего экономического). Писала, скандалила, - и из общаги ее попросили, она убеждена, именно по этой причине. Ну попросить-то смогли, а силой выселить - нет, и тогда в 12-метровую комнату к пенсионерке вселили девицу 20 лет, пьющую-курящую-гулящую, такую стереотипную лихую «лимитчицу», - девица дает жару, может и руку поднять, Анастасия показывает синяки и груду заявлений - в милицию, в Генпрокуратуру. «Как возможно подселение, моя семья - это я», - говорит она, речь хорошая, грамотная, пятьдесят первый год рождения. Тенене (фамилия от мужа-литовца), кажется, единственная, кто проводит в палатке целый день, остальные работают, забегают на час-полтора. Во вторник вечером ее забрала «Скорая», но на другой день она была на посту, единственное послабление - позволила себе прийти не в 10, а в 11 утра.
Вот сидит на траве без пяти минут бомж - столяр Равиль Касимов, отец двух детей 12 и 7 лет. Отказался заключать пресловутый коммерческий найм - и все, заочно выселили через суд. За 18-метровую комнату он последний раз заплатил около 5 тысяч (а зарплата у него - 8), потом и вовсе счета перестали присылать, - полтора года не платит, потому что его нет как жилищной единицы, нет в природе, и жены его нет, и детей. «Пробовали комнату снять, искали. Семья большая - комнату не сдают, а на квартиру не хватает, это 12 тысяч самое мало-мало». - «Куда вы теперь?» - «Не знаю. Куда-то…»
История Татьяны Кузнецовой, жителя общежития, принадлежащего ОАО «Мотовилихинские заводы»: она получила комнату двадцать лет назад, еще в 1988 году, как молодой специалист. Десять лет назад у нее погиб муж, работник этого же предприятия, осталась вдвоем с дочкой. Старожилы - работники, вселившиеся до акционирования предприятия, могут приватизировать жилье бесплатно, но Татьяна к ним, как оказалось, не относится, потому что несколько лет назад переехала из одной комнаты в другую и стала считаться «некоренной», вновь заселенной - ей тоже предлагают купить (администрация «Мотовилихинских» продает по гуманным ценам - от 2 400 рублей за метр). Но Татьяна, недавно получившая диплом психолога, пошла в школу - самый низкий 7-й разряд, зарплата 4 тысячи («Так бывает?» - спрашиваю. «У нас - бывает»), и платить не собирается. «Я имею право на бесплатную приватизацию», - повторяет она. Стали приходить счета по коммерческим расценкам - она платила, как и прежде, по муниципальным, утвержденным Думой, нарисовался долг, и прошлой зимой ее «обесточили» - отключили свет на целых полтора месяца. Татьяна прошла по всем инстанциям - свет включили, но долг оставили. На эту борьбу за права, которые кажутся элементарными, неотъемлемыми, уходят недели, месяцы, годы, нервы, силы, жизнь.
IV.
Общаги - очень разные, трудно найти единую характеристику. Есть чистые, ухоженные, с домашним духом, есть совершенные живописные трущобы, в которых замер бы от восторга любой столичный диггер. Общагой может быть и комната в 10 метров с «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная», и относительно комфортабельная двухкомнатная малосемейка - миниатюрное, но совершенно независимое жилье, в котором истреблены все следы коммунальности. Последнее терять особенно обидно - жильцы годами инвестировали в эти клетушки, с особым разумением обихаживали каждый сантиметр пространства. Например, в общежитии на улице Быстрых есть квартиры, где жильцы вложились в перепланировку, выкроили кухоньки и оплатили устройство коммуникаций, провели газ, поставили душ. Для них, небогатых людей, это серьезные деньги, - теперь они почему-то должны платить новые, большие, снова, кому-то, за что-то платить.
Да, такие люди. Пытаюсь посмотреть на них глазами частнособственника: не люди, а натуральное безобразие. Подумать только: они не хотят подписывать договор коммерческого найма, но и жить на улице тоже не хотят. Они платят за коммуналку по расценкам, установленным городской Думой, - какой цинизм! А когда им перекрывают кислород (отключают свет, тепло и воду - между прочим, зимой), они в ответ перекрывают городские трассы! Ужасное свинство (нет бы зажечь свечки и кротко замерзнуть во тьме). Они не идут на наши самые демократические в мире выборы, вывешивая из окна простыню с лозунгом «Нет выбора - нет выборам», а на Масленицу сжигают чучело «Безразличная администрация». Рабочие, учителя, врачи.
- Мы хотим, чтобы все общежития передали в муниципалитет, - твердо говорит член координационного совета «Пермских общаг» Светлана Кравцова - маленькая, тонкая, очень принципиальная девушка в очках. - В 2006 году муниципальные общаги разрешили приватизировать, это, мы считаем, наша большая победа. Есть и прецеденты в частных общежитиях, например, на Пушкина, 110, все отсудились полностью - пятиэтажка, 150 квартир, собственнику принадлежит неизвестно что. Но решение принимается по каждому иску отдельно, и часть жителей не может добиться ничего, часть уже выселена. Например, учительница с ребенком, мать-одиночка, просто ушла…
С 16 июня они сидят - и никто не приходил к ним на газон, ни власть, ни депутаты. Приходили разве что из комитета Уполномоченного по правам человека и пообещали, что в суды, рассматривающие дела о выселении из общаг несовершеннолетних, будут присылать своих представителей.
Выселять детей в никуда все-таки можно, но это должно проходить культурно, цивилизованно. С соблюдением прав человека.
V.
Предпринимателю Сергею Ожгихину («торгово-закупочная деятельность, транспортные перевозки») принадлежат примерно 40 процентов общаги на бульваре Гагарина.
В том, что вместе с квадратными метрами он купил две сотни судеб, он не видит ничего особенного.
- Что вы собирались делать с этим помещением? - спрашиваю.
- Извлекать прибыль, - отвечает мне честный Сергей Владимирович.
Да - не созданы мы для легких путей. Надо как Ожгихин - через тернии к звездам. Пятеро детей у Сергея Владимировича, младшей два года, - и он хочет обеспечить детям нормальный жизненный старт. У старших - по комнате в этой общаге, а должно быть по квартире - и будет! С какого перепугу он должен думать о чужих детях, пусть о них думают родители; с чего бы вдруг ему озадачиваться судьбами людей, которые неспособны обеспечить себя даже жильем. Он вложился в бизнес, вложения должны приносить прибыль. Да - протесты, препоны, бизнес не пошел, более того - приносит убытки, ему приходится платить за свет-газ-воду, что потребляют эти люди. Ну - не пошло. Неприятно, конечно, но ничего страшного, нам ли стоять на месте. Бывает.