Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 50

ЛУКРЕЦИЯ В СПАРТЕ

Между патриотическим и державным принято ставить знак равенства. Это справедливо лишь отчасти. Патриоты пользуются имперской демагогией, а империя пользуется услугами патриотов. Но только до поры до времени. В гипотетической империи будущего наши патриоты, если им - не дай Бог - удастся ее воссоздать, займут место штурмовиков в Третьем рейхе. Как и штурмовики, они протопчут дорогу тем, кто впоследствии их уничтожит. Ночь длинных ножей, во время которой были расстреляны штурмовики Рема, эти германские патриоты, - на самом деле закономерный венец всей их предшествущей деятельности. В случае победы наших патриотов ожидает такой же финал. И расстреляны они будут аккурат за то же самое. «…»

Я не утверждаю, что полковник Алкснис вожделеет полковника Петрушенко, а беллетрист Проханов - критика Бондаренко. Речь о том, как они строят свой имидж. Мир полковников - это мир настоящих брутальных мужчин, «мущщщин» через три «щ», мир Жана Жене в экранизации Фасбиндера, мир крепких чувств и крепких мускулов, мир почвы и крови, мир кожи, металла и бодибилдинга, мир Спарты, если говорить образно, мир гей-клуба, если называть вещи своими именами. И там между коричневыми Рема, чернорубашечниками Васильева и кожаным Невзоровым, никто бы не заметил никакой разницы.

В потной мужской Спарте, с ее культом армии, где в военных потехах соревнуются любящий с возлюбленным, женственной Сажи Умалатовой нет места. Прельщенная имперским декором патриотов, она готова посещать их мальчишники и блистать сахарной головой среди ядерных боеголовок. Но со своей органичной женской державностью она тут инородна. В основе державы не воинство, а дом, очаг, атриум. В основе державы быт, а не безбытность мужского братства. В основе державы - халат и домашние тапочки, а не кожанка и бодибилдинг. В основе державы - менее всего ценности Спарты. Неприкаянная Сажи не нашла и не могла найти здесь своей идеальной пары. Из насквозь педерастической Спарты она бесповоротно выпадает. Но самое парадоксальное, что из нее выпадает и Лимонов.

ЛУКРЕЦИЯ В РИМЕ

Лимонов похож на Сажи, как ложный белый на гриб-боровик. Это сказано не в обиду писателю, а, скорее, в усладу, потому что влечет за собой комплимент лимоновскому творчеству. Любой писатель и любое писание проигрывает своему прообразу по части цельности, но зато выигрывает по части осознанности. Лимонов - это не вполне Лукреция, но зато осознанная Сажи Умалатова. То, что у него не выходит в жизни, он достраивает в литературе. И, закрыв глаза на разницу между реальностью и мифотворчеством, попробуем определить черты сходства.

Оба они верили, что империя, великая и могучая, будет существовать вечно. Для обоих крушение коммунизма стало личной трагедией. В случае с Лимоновым это отчасти удивительно, потому что коммунистом он никогда не был, а, напротив, был эмигрантом. Удивляться, однако, долго не стоит. Идеология для Лимонова - момент глубоко второстепенный, как, впрочем, и для Сажи. И хотя одна в прошлой жизни была королевой, а другой - парией, конец ее они переживают одинаково. Для обоих рухнула совсем не идеология - рухнул мир, рухнул Рим, в котором был дом, быт и атриум.

Слова Умалатовой, брошенные на съезде Горбачеву: «Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, слезы, гибель невинных людей» - подсказаны Спартой, но лишь наполовину. Наполовину они выстраданы. Ибо, только страдая, можно запутаться в трех словах, обвинив президента еще и в холоде, в котором он явно не повинен. В этой проговорке - подлинное ощущение утраты того вещного, осязаемого, живого и теплого мира, что был обустроен на века и вдруг весь вышел. «…»

Сажи Умалатова не случайно не нашла своей идеальной пары, и не случайно Афины ее отвергли. Она - маркирована. Она - мечена. Она - часть мира, канувшего навсегда, без всяких злых козней и даже без насилия со стороны отсутствующего Тарквиния. Мира, в котором бригадир и красавица, ясная, звонкая, статная, могла быть избрана на съезд от КПСС и - что не менее важно - сесть в поезд в родном городе и с шутками, с курицей, с солью, крутыми яйцами и крутым же запахом давно не стиранных носков случайных попутчиков по купе сладко-уютно добраться до Москвы. А там кормить привезенными из дома мандаринами и товарок по депутатскому корпусу, и подружек по заочному факультету, и соседку в Большом театре, где им спляшут «Лебединое озеро» всего за 3.50 с каждой.

И никогда больше не будет этой бросовой роскоши последней империи, ни этого поезда, ни этих мандаринов, ни чая в мельхиоровом подстаканнике, ни балета, что впереди планеты всей, ни груды золота на Олимпиадах, ни Аллы Пугачевой к Пасхальной заутрене, ни пирожка с мясом за девять копеек.



1992, № 25. Леонид Баткин

Гол в собственные ворота

Проходят дни, насыщенные куда более, казалось бы, существенными событиями, а у меня не идет из головы впечатление 2 мая. «…» Вечером нам показали по телевизору беспрецедентное шоу. Высшие руководители России и Москвы, облачившись в трусы и футболки, гоняли мяч на стадионе. В перерыве и после матча давали блиц-интервью. Президент Ельцин и столичный мэр Попов изображали «тренеров», государственный секретарь Бурбулис взял на себя, если я правильно запомнил, роль «капитана» российской государственной сборной, в которой творцы отечественного экономического чуда, прочие министры, также генерал Грачев. Вице-мэр Лужков, игрок таранного типа, на удивление прытко передвигал свой мощный корпус к воротам президентского правительства, и я не позавидовал бы тем, кто попадался ему на пути. Красивый шеф московского КГБ, известный демократ Е. Савостьянов, сообщил, что, будучи одновременно заместителем министра этого ведомства (разумеется, переименованного, как и все), колебался, в какой команде ему надлежит участвовать по чину, но выбрал все-таки «Москву». И правильно! - ведь должность он получил из рук Попова. Толстые и тонкие, старые и молодые высокопоставленные чиновники бегали и пыхтели, иногда сталкиваясь и сшибая друг друга. Особенную убедительность происходящему придали травмы: министра юстиции даже унесли с поля на носилках. (То ли еще впереди!) Политики обливались потом, показывая стране и миру, что вообще это весьма изнурительная профессия. Большая политика! Большой футбол. «…»

Конечно, на поле не хватало Хасбулатова, который наверняка сумел бы внести в игру особый колорит. Но мы, впрочем, и так недавно видели его в марафонском забеге мнимого «парламента» в соответствующем (спортивном) исподнем, когда он делал на глазах всего населения быстрые финты (которые люди, ни черта не смыслящие в политике и спорте, нехорошо называют ложью), прибегал к силовым приемам, но, впрочем, вынужден был кончить ничьей по договоренности. Ах, на сей раз было весело и без Руслана Имрановича, притом совершенно в его же вкусе.

… Интересно, кто тот умник, который подал эту роскошную футбольную идею, наглядевшись на кадры американской хроники, запечатлевшие Рейгана или Буша играющими в гольф и делающими утренние пробежки. Все дело, однако, в том, что тамошние политики (сплошь поджарые) занимаются этим, не только когда приглашают тележурналистов…

«…» Я испытываю разлитие желчи, но не злобу. Я прежде всего в очередной раз удручен и встревожен. Можно ли полагаться на то, что политики, которым настолько недостает социального такта, вытянут нас из ямы? Т. е. помогут нам самим (только так! только самим, «снизу»!) вылезти из непросыхающей постперестроечной трясины? Спустя скоро год после августа-1991 поверить в это все трудней и трудней.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТДЕЛА ПОЛИТИКИ

Мы почувствовали необходимость дистанцироваться от нашего автора: играет себе власть в футбол - и Бот с ней! Мы не против. Мы вполне можем представить себе, что президент или какой другой умный человек в правительстве сообразил: «Хватит пессимизма, давайте покажем, что у нас все в порядке, что мы не боимся спадов и кризисов, что мы - живые, реально существующие люди, что мы… футболисты, черт возьми!» Это показуха? Да. Но и американская администрация грешит точно такой же показухой. «…»