Страница 34 из 47
И я так понимаю, что он в этом с детства рос, то есть пути другого у него не было. И вот как-то он меня ударил. Я ему сказала, что если это повторится, я уйду. Это повторилось, и еще раз повторилось, и еще раз. Родителям я ничего не рассказывала, но мы чуть не каждую неделю ссорились и дрались…
Я видела, что он скатывается. Ему было всего 19 лет, и я понимала, что он съезжает в пьянку, причем катится очень быстро. Приходил под вечер и уже просто не вязал лыка. И так одна неделя, другая, третья. Я все это время рыдала. А потом у меня внутри что-то переломилось. Родители мои уже как родного его воспринимали, нашли ему нарколога. Тот его осмотрел и сказал мне, что парень безнадежен, у него нет даже зачатков воли. Конечно, просто заниматься им не хотел, - но это была правда. Никакой надежды не было.
Он перестал приходить домой, но иногда я обнаруживала его спящим на лестнице в непотребном виде. Я, может, плохая русская баба, но у меня уже не было к нему ни любви, ни жалости. Я подумала, что мне всего 19, и я хочу, чтобы у меня было в жизни еще что-то, кроме блевотины.
Он до сих пор жив, что удивительно, из универа его исключили, что неудивительно совсем. С родителями мы тогда поссорились - они считали, что я должна была за него бороться. Я так не считаю. Я вот одного не могу понять только. Когда по телевизору рассказывают, что какие-то народные мстители замочили торговца героином, все втихую радуются. Для борьбы с продавцами наркоты есть целая служба. При этом самая страшная отрава продается свободно на каждом углу. А я бы не возражала, если бы тех, кто производит спирт и торгует им, постигла бы та же участь, что и драгдилеров.
Надежда Макарова, замужем вторым браком
У меня в семье алкоголиков было три: мать, муж и свекор. В живых сейчас - одна мама.
Конечно, я не выходила замуж за алкоголика. Пил, как все, что называется. В компаниях, по праздникам, на днях рождения. Потом иногда по выходным, потом иногда в будни, потом всегда по выходным, а потом всегда и в будни.
Это развивалось долго. Странное дело - когда погружаешься в это потихоньку, постепенно, сам не замечаешь ту грань, за которой твой близкий человек становится алкоголиком. Диагноз мне стал понятен уже после развода, который - я в этом смысле нетипичная жена - произошел не по моей инициативе. А пока ты живешь, думаешь про себя: ну вот сейчас он выпивает, а захочет - и не будет. Он же не алкаш.
Мне много раз приходилось слышать, что он был наследственно предрасположен - у него отец пил запоем, но сейчас мне кажется, что это не аргумент. В России алкоголики были в семье практически у каждого, и если бы это играло столь важную роль, мы все были бы давно пациентами наркологов. Зато у нас есть кое-что другое - алкоголизм (в отличие, скажем, от наркомании) не считается тяжелым заболеванием. Реакций на чужое пьянство две: «Ну, выпивает человек» либо «Ах, бедненький, спился».
Мой муж алкоголиком себя не считал. Говорил: вот мой отец, когда выпьет - злой, а я, когда выпью, - добрый. Поэтому отец алкоголик, а я - нет. Муж пытался не пить, но становился злым, мрачным и агрессивным, и было уже непонятно, что хуже. Наш развод пришелся на кризис среднего возраста - он ушел, заявив, что ему надо менять в жизни все. Нашел женщину, полюбил ее и вскоре умер от алкогольного панкреатита. Ему было сорок лет.
Для того чтобы пойти лечиться, у нашего мужика должно случиться серьезное попадалово: уволили с работы, ушла жена. А если человек «просто выпивает», то для него пойти к наркологу - это добровольно унизить себя в собственных глазах. Только в нашей стране проводят разницу между «алкоголиком» и «пьяницей» - в то время как желание выпить вечером уже есть алкоголизм. Пока у нас не будут приняты жесткие меры, пока спиртное не будет исключено из продажи, из рекламы, из культуры - ничего не изменится. Страна будет спиваться.
Уже после развода я как-то в конце трудного дня вдруг поймала себя на том, что хочу выпить пива - более того, я уже оделась, чтобы за ним идти. И вдруг так испугалась, что полгода после этого вообще не прикасалась к спиртному.
Если вы задумались, нет ли такой проблемы - значит, проблема уже здесь.
Записал Алексей Крижевский
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Танцы кривых
Помощь или борьба?
Народ загноился от пьянства и не может уже отстать от него.
Старец Зосима, «Братья Карамазовы».
I.
… На другом конце города растет девочка, внучка - вся точь-в-точь, бровки и волосики белые. «Я ей цигейковую шубку сшила из шапок, они так посмотрели и говорят: не надо. Денег бы, говорят. Откуда у меня, он давно все вынес, за двести рублей отдал сервант». Она не плачет, но всхлипывает, смотрит в асфальт сухими глазами. «А скажи - он был добрый, хороший? Помнишь, всем чинил велосипеды? Помнишь, „Новый мир“ тебе принес, а ты потеряла на субботнике? А песню у тебя переписывал, как же группа называлась - Смоки, Смоуки? Я раньше интересовалась современной музыкой, теперь слушаю Чайковского одного».
Не помню. Всякий раз, приезжая на родину, я видела его на лавке, летом - в трениках и с голым торсом, зимой - в ушанке и плащике. Он был частью ландшафта, и не сказать, чтобы совсем неосмысленной, он воплощал высокую вечную праздность, несуетность, непричастность к нашим идиотским передвижениям; мы уезжали в другие города, растили детей, возвращались, разводились, тосковали и радовались, - а друг детства, кажется, не сходил с места, чесал грудную шерсть да целовал пивное горло. Иногда узнавал меня: «Дай десяточку» - не больше. «Когда же он сидел?» - думаю я. Добрый парень получил первый срок сразу после армии, за участие в групповом изнасиловании - а он не участвовал, подставили, он пьяный спал на полу, я даже верю, что он спал, именно на полу, а второй - за то, что разбил стекло в ночной палатке, когда горели трубы, а третий еще за что-то - она уже и не говорит, за несущественное, - и загнулся в тюремной больничке от почечной недостаточности. Никто не виноват; мы дали ему все что могли; а как его хвалила учительница химии! Провинциальная итээровская семья - благопристойнейшая: БВЛ, портрет Высоцкого, абонементы в бассейн и филармонию, дача с гладиолусами. Ей, Анне Васильевне, всего 60 лет, последние пятнадцать она провела в преисподней. Рука плохо двигается, плохо зарастает ключица («Ну, бил, случалось»), от улыбки остались три передних зуба.
«Помню, конечно», - угрюмо бормочу я.
Он был добрый.
Он был замечательный.
Самая рядовая, дежурная, мучительно обыкновенная участь. Глухой российский стандарт.
Мы, родившиеся во второй половине шестидесятых, продолжаем хоронить ровесников.
II.
Демографический «русский крест» похож на свастику со свободно развевающимися концами. Из левого верхнего угла падает кривая рождаемости, из нижнего левого - взлетает кривая смертности. Встретившись в точке 1992 года, они идут дальше, своей дорогой; победительная линия смерти первый раз спотыкается и падает в 1998-м, но уже немедленно подбирается и достигает пика (16 % на тысячу человек) к 2005 году; за 1999-2005 годы прирост смертности составил 315 тысяч человек, но в последние годы осторожно нисходит.
Линия жизни падала стремительно, почти вертикально. За постсоветское время рождаемость снизилась более чем вдвое, и лишь в последние два года родовые сертификаты приподнимают ее - тоже робко и неуверенно, но, кажется, вполне устойчиво.