Страница 42 из 44
А выспавшись, приступил к поискам книжного магазина.
Поиски эти заняли ровно два дня. Полученные на ресепшн адреса не дали результата - все места, некогда популярные, заполненные новенькими книгами на грузинском, русском и английском языках, сегодня заняты либо какими-нибудь дорогими шопами-салонами, либо представляют из себя полуразвалины. Я выпрашивал новые адреса - у встреченных на улице людей интеллигентной внешности, у газетных киоскеров, у таксистов - радостно бежал туда (или же ехал на такси, оно в Тбилиси удивительно дешевое, приблизительно 15 лари в час), и понимал, что снова припозднился на год-другой.
В конце концов, пришлось признать - в Тбилиси нет нормальных книжных магазинов. То есть их нет вообще, так же, как магазинов, например, торгующих едой для космонавтов. Есть букинистические развалы (там торгуют чем-то вроде собрания сочинений критика Белинского), есть отдельчики в канцелярских магазинах (там можно купить краткий путеводитель на английском языке или же карту города), есть что-то случайное в киосках. А специально выделенного просторного помещения с книгами, рассортированными по различным разделам, здесь нет.
Москва, в которой существуют трехэтажные книжные супермаркеты, показалась мне гуманитарной столицей Европы.
На протяжении всего этого времени я то и дело видел высоченный купол, увенчанный громаднейшим грузинским флагом.
- Что это такое? - спросил я, наконец, у таксиста.
- Саакашвили дворец себе строит. Людям есть нечего, а он шикует.
- А зачем такой купол? Это что - домовый храм? Может быть, планетарий?
- Ничего не знаю. Знаю, что когда он ездит по стране, его микроавтобус с девками сопровождает.
Да, не пользуется Михаил Николозович всенародной любовью. Впрочем, за одно его все хвалят, не нахвалят. Ужесточение законов почти полностью избавило страну от воровства и взяточничества. Тбилисский житель может запросто оставить на сидении своей машины дорогой ноутбук или же фотоаппарат - с ним не случится ровным счетом ничего.
- Воровать? Да вы что! У нас это не принято, - гордо заявляли мне тбилисцы.
Не удивительно - раз в несколько минут по каждой улице медленно проезжает полицейская патрульная машина, а за кражу можно получить немалый и, главное, вполне реальный срок - ведь взятки судьям здесь давать тоже «не принято».
А вот аналогов нашей ГАИ и вправду нет. Другое дело, что патрульная машина в любой момент может остановить любой автомобиль, так что дорожный беспредел тоже отсутствует.
Отсутствуют, кстати сказать, практически везде меню на русском языке. И даже на английском. Только грузинская вязь. Правда, решается эта проблема просто - официантка берет меню, и все подряд читает, сразу же переводя на русский.
Удивительно, но русским здесь владеют все, за редким исключением. Даже молодежь, которая не помнит никакого там СССР. Но и русские знают грузинский. Так что русской диаспоры как таковой нет в Тбилиси.
Я, правда, все равно предпринял несколько попыток ее отыскать. К примеру, съездил в русский ресторан «Матрешка». В интерьере обнаружилось огромное количество матрешек, самоваров и иной экзотики. Стулья были расписаны под палех. Играла музыка - русская песня:
Икра, икра, черная икра,
Любовь, любовь - опасная игра.
Икра, икра, икра красная,
Любовь, любовь - игра опасная.
И черная, и красная икра в меню присутствовали. Меню, кстати, там было трехъязычным - на грузинском, английском и русском. Квас в меню значился, но его не оказалось в наличии. Морс принесли, только он оказался вишневым компотом - освежающим, холодненьким, с кислинкой. Вяленая оленина - нечто вроде бастурмы, только очищенной. Чача, «Боржоми», «Набеглави».
Я спросил официантку-грузинку, что это за блюдо такое - ягненок, приготовленный на огне? Оказалось, бараний шашлык.
За соседним столом распивала грузинский коньяк веселая русско-грузинская компания. Счет был, ясное дело, на грузинском.
А еще я посетил в Тбилиси русский храм. Он был пустынный и неряшливый. В углу кого-то отпевали. Возле входа, по российскому обычаю, переругивались русские старухи-нищенки. Увидев меня, дружно запросили милостыню. Перейдя зачем-то на грузинский.
Я понял, что диаспору мне не найти. Так же, как книжный магазин.
***
В один из дней я сидел в полюбившемся кафе в центре Тбилиси - в том самом, где волею случая я оказался сразу по приезде. Пил опасный для жизни «Боржоми», трепался с грузинскими официантками. Вошел мой знакомый таксист (а в Тбилиси знакомства заводятся легко и стремительно).
- Привет, Леха, как дела?
- Да, вроде, ничего. А у тебя?
- Только что свечки поставил. Сегодня же девятое апреля.
Вот, думаю, попал! Действительно, 9 апреля 1989 года в Тбилиси был жестоким образом разогнан митинг, погибло больше двух десятков человек, несколько сотен отравилось газом. Этот день почитают днем национальной трагедии - он даже объявлен государственным выходным. Понятно, что мне лучше, от греха подальше, торчать в гостинице - мало ли что.
Делюсь своими мыслями с таксистом.
- Да ты зачем, - говорит он, - такую чушь несешь? Ты что ли тогда газ пускал? Конечно, нет! И все это прекрасно понимают. У нас, в Грузии, умеют «отделять мух от котлет», как ваш президент говорит. Мы прекрасно понимаем, что русский народ здесь совершенно ни при чем - власть виновата!
Я вспоминаю события октября 2006 года, когда на высшем уровне запретили «Боржоми», а на низшем школьные учителя пытали учеников - не грузины ли у них, часом, родители. И понимаю, что нам есть чему учиться у нашего южного соседа.
И вправду, в этот день, как и в другие дни, я не почувствовал враждебности ни на секунду. Не было ни единого косого полувзгляда. В магазинах так же продавали наши водку, сок и шоколад. «Матрешка» работала в своем обычном режиме.
Да, мы, русские, для грузин пока еще свои.
Разве что Горбачева недолюбливают - и за жестоко подавленный митинг в поддержку независимости Грузии, и за развал СССР.
Вот такой парадокс.
* ХУДОЖЕСТВО *
Аркадий Ипполитов
Одержимость
Про это
Это трудно описать. Что это такое? Чувство ли это, ощущение ли, переживание? Страсть ли, любовь или просто прихоть, игра ума? Где граница между ними? Да и есть ли она? Разум ли определяет это, сердце ли, душа ли, сознание или что-то еще, неведомое? Внутренняя ли это потребность, врожденная, или это определено роковой случайностью? Доктор Фрейд виноват или богиня Афродита со своими детками, Эросом и Танатосом? Или другой какой бог, девственная Афина ли, солнечный Аполлон или вороватый Гермес, проводник в царство мертвых? Как это зарождается, откуда идет, к чему приводит? Откуда это восхищение всеми несовершенствами, всеми индивидуальными особенностями вожделенного объекта, пигментными пятнами, легкой желтизной, проглядывающей сквозь матовую бледность, неровностями и неправильностями, часто делающими его еще более привлекательным, еще более желанным, чем самые совершенные образцы его породы? Дикое, изнуряющее влечение, похожее на сумасшествие, карамазовское какое-то, к особому изгибу, к мелкой черточке, большинству незаметной, для большинства непонятной, но резко отличающей этот единственный экземпляр от всего остального, не столь вожделенного. Легкое отличие, заставляющее замирать в блаженстве мучительном от счастья одной возможности его созерцания!
Что за чарующее занятие - коллекционирование гравюры! Какое неземное блаженство - ощущать подушечками пальцев плотное благородство европейской литой бумаги, шелковистую, гладкую нежность японских листов или легкую, как вздох, прозрачность бумаги китайской, что так любят изысканные офортисты, которых становится все меньше и меньше в мире. Как восхитителен гордый вид знатока, с важностью рассматривающего водяные знаки, приближающего гравюру к источнику света, слегка приподняв ее за края, чтобы прочитать на ней волшебные эзотерические символы, неведомые непосвященным. Как перехватывает дыханье, когда среди множества листов хорошего и среднего качества вдруг мелькнет редчайший, малоизвестный, а то и совсем неизвестный оттиск, на который невежда и не обратит внимания, ибо он, редчайший, может быть более грязным, затасканным и корявым, чем оттиски ординарные, но за этой его внешней неказистостью скрывается ценность, во много раз превышающая стоимость более привлекательного для широкой публики товара. Но оказывается, что именно этот лист, неброский, засаленный и мятый - единственное, вновь открытое, новое состояние, отличающееся от всех остальных крохотной закорючкой, различить которую смог только он, подлинный, настоящий знаток гравюры.