Страница 38 из 44
А тут и ключ в двери - муж стоял в прихожей с бледным и беспощадным лицом человека, поставившего последнюю точку в отношениях. Бросилась ему на грудь, подвывая от счастья.
С пуговицами же дело объяснилось просто - в начале девяностых годов случилось переобмундирование доблестной турецкой армии, пуговицы старого образца ничего не стоили, и стамбульские заводчики широко использовали их в своем недорогом пошивочном деле - обтягивали кожей и пришивали на куртки и женские пальто. Ну а в кипятке, конечно же, дрянная кожа размокла. Стоит ли говорить, что супруги помирились? Простили друг друга. Восстановили семью, добились относительного достатка. Живут в нерушимом покое.
Что же произошло в тот судьбоносный день? Наша героиня поняла, что все еще любит мужа? Нет, ничего такого она не поняла. Обошлось без лирических чудес. Любовь действительно прошла. В телесном, интимном смысле они как были, так и остались друг другу не слишком-то желанны. Она испытала не страх за мужа, не боязнь остаться одной, она почувствовала, что интересы семьи представляют для нее бесконечную ценность. Что любви нет, а семья не разрушена, существует. И дело тут не в привычке и пресловутой родственности, а в той работе, которая была потрачена на ее строительство.
Семья строится по законам сообщества, коллектива и, как всякий коллектив, имеет собственное чувство самосохранения. При этом интересы семьи совершенно не обязательно совпадают с личными интересами каждого из домочадцев. Скорее, наоборот. Скромный этот парадокс был в свое время описан Львом Гумилевым - он, впрочем, обдумывал другое сообщество - воинское. Армейское подразделение, желающее выжить в качестве боевой единицы, должно состоять из солдат, готовых умереть. Если солдаты захотят выжить, подразделение погибнет. Что-то в этом роде происходит и с семьей. Строительство семьи - женская работа. Тут необходимо нравственно засучить рукава, и если уж не выдавать детям ежедневные билетцы, в которых записаны все их прегрешения и достижения за день, то, по крайней мере, бесконечно думать о том, что действительно идет на пользу детям, мужу и прочим домашним. Что способствует их духовному благополучию, а что - нет. Это реальный труд. Когда жена говорит мужу: «Ты не помогаешь мне, я все везу на себе!», - чаще всего она (пусть и неосознанно) имеет в виду эту работу нравственного строительства. Именно этот труд скрепляет семью. Семья держится на соплях. На слезах, на крови, на смешении всех физиологических жидкостей, на бесстыжей, простой телесной близости, не имеющей никакого отношения к фиалковому гламурному сексу, приносящему УДОВОЛЬСТВИЕ. Вернее так - семья держится на памяти об этом периоде сообщничества, но крепится соратничеством. Общим смыслом. Собственно то, что обыкновенно происходит в супружеской спальне, - не совсем половой акт. Он и называться-то должен по-другому. Пожалуй, действительно, супружеским долгом. Это акт подтверждения близости, присяга не столько в верности друг другу, сколько в обоюдной верности семье.
Анна Андреева
Бери, пока дают
Неравный брак
Дорогая Мария, сестра!
Довольно-таки бесцеремонные, я бы даже сказала -вульгарные вопросы задаешь ты мне. С другой стороны, я тебя понимаю, - 35 лет разницы кого не смутят, но единственное, что мне интересно в твоем экстравагантном будущем, - наденешь ли ты флердоранж или обойдешься бейсболкой.
По врожденной честности, я не скажу тебе ничего радостного. «Как это все происходит?» - как у людей, Маня, все как у людей. Можно предположить, что ты будешь удручена обыкновенностью действа, как это было впервые со мной, его тривиальностью. Бывает, конечно, и своя специфика, когда известная потеря в мощности компенсируется технической изощренностью, но к этому быстро привыкаешь, а спектр приемов, в сущности, исчерпаем. В любом случае - готовься к большой и кропотливой физической работе - слушать, как крутится счетчик, у тебя не получится. Не злоупотребляй маникюром. И - при всей нашей резистентности к венским пошлостям - смотри внимательно, чтобы не был похож на папу. Ну да, импринтинг, инцестуозное влечение - распознаешь, вздрогнешь: папа - не «папик», с папой - нельзя.
Погляди окрест и уязвись, Маня: ты мучительно неоригинальна. Я не стала бы говорить о массовой моде - пока это, пожалуй, слишком, однако на любом светском, извини, рауте, в любой турпоездке, в театре и на культурно-зрелищных мероприятиях ты непременно встретишь как минимум несколько пар в крутом возрастном мезальянсе. Писательница, громко говоря, О. Робски описывала сцену, как почтенных лет буржуй встречает в кабаке дочку с таким же, как и он, буржуем-старпером и рвется начистить охальнику табло, а на локте у него висит его подружанка - ровесница дочери. Сцена симптоматичная, показательная. Актер Табаков рассказывает во всех интервью, как он молодеет год от году с супругой Мариной, сам уже как молодильное яблочко, румянится весь, кипят и множатся творческие силы. Актер Пороховщиков в каком-то интервью нахваливал свою молодайку и вдруг говорит: мол, надо бы ребеночка хоть одного в жизни, да че-то денег маловато. Я прямо подумала: гражданин сбрендил, а потом поняла - нет, так и надо.
Ну ладно, это все суть селебритиз и буржуи, суть бахвалы и извращенцы, им стремно без экстерьерного сопровождения и без сигнала, посылаемого урби эт орби: я о? кей, мышцб работает, бульдожка щерится, красотка гладит бакенбард. Но как не стыдно нам, обывателям? К каким горним высотам стремимся мы, все из себя задумчивые, и что нам эта ярмарка? Не знаю ответа. Вот Лиза, она вышла замуж за своего профессора в аспирантуре, думала - это монастырь и духовка. Как же! Семьдесят два года - подавай ему ребеночка, да безо всяких химиовмешательств, ведь он считал себя супермужчиной (Лиза узнала первая). Старалась изо всех сил, и труд этот, Маня, был страшно громаден, но в конце концов увенчался-таки девочкой, не совсем здоровой, порок сердца прооперировали - и сейчас все тьфу-тьфу. Так что ты думаешь, Лиза теперь одинокая мать - в 76 лет он ушел к девушке из стихотворческой студии. Жизнь желтее желтых газет, бульварнее бульварной литературы, а ты говоришь.
Что же касается возможностей к функционированию, то я бы совсем, совсем не взялась обобщать. Вот, скажем, Илья Борисович мой по ресурсам похоти мало чем отличался от 40-летнего. Но за это я жестоко расплачивалась - совместными безуглеводными диетами, морковным соком, шейпингом, джоггингом, петтингом… впрочем, нет, последнее - оговорка. Предлагала ему выписать народно-оздоровительную газету ЗОЖ (Здоровый Образ Жизни) - волшебные советы по лифтингу кожи, типа настойки подмышечного волоса в отваре медузы фиолетовой; к счастью, он не согласился, хотя кремы и лосьоны у меня втихую подворовывал, а я мужественно не замечала.
И. Кон любит ссылаться на результаты американского исследования среди большой группы 65-97 лет (sic! но почто обошли столетних?), согласно которому 52 процента мужчин и 30 процентов женщин сохраняют сексуальную активность. Сексолог Эрнест Борнеман утверждает преинтересную вещь: в старости возвращается та же высокая чувственность, что у младенцев, - сексуальное удовлетворение появляется при простой нежности, тактильных ощущениях. И все это будто бы обусловлено чувством свободы, когда не надо думать о черной работе секса, противозачаточных и всем прочем (я-то думаю, что это обусловлено просто дефицитом телесных контактов). Я была бы только за, но, к сожалению, пожилой русский муж совсем не таков: цивилизованной некоитальной сексуальной активности он предпочитает предынсультное коитальное варварство. И ничего с ним поделать нельзя.
Не заменит нежность… А вот не будет тебе Тютчева, Маня! Не будет и Давида на Ависаге. Что ты, с двумя разводами за плечами и сыном-первоклассником - девочка-мазурка? Приятно, Маня, воображать себя носительницей живой воды, нести себя как драгоценный скудельный сосуд, как подарок неслыханной роскоши. Но ведь ты не подарок, Маня, и ты это знаешь.