Страница 44 из 46
Все- таки чем проще эмоция, тем сложнее ее транслировать. Как говорил Фитцджеральд: «из всех присущих человеку свойств жизнелюбие передается труднее всего».
ВОРОВАТАЯ ГОРДОСТЬ СЕРГЕЯ ШНУРОВА
Как «Ленинград» Москву завоевывал (фрагмент книги)
В тот день Ник Кейв потребовал себе героин в гримерку Дома культуры имени Горбунова, его тогдашний гитарист Бликса Баргельд изобразил подобие чечетки на крыше чужого «Мерседеса», припаркованного у клуба «Четыре комнаты», а я впервые услышал о существовании группы «Ленинград».
Я полулежал на заднем сиденье рывками движущихся «Жигулей», отхлебывал из бутылки и вполуха слушал то, что нес рыжий повеса, похожий на подсолнух, который неделю простоял на прокуренной кухне. Подсолнух сидел впереди, его звали Митя Борисов, и он проталкивал мысли насчет новой команды по имени «Ленинград». Он говорил, что они из Питера; что они играют шумно, пьяно, матерно и весело; что их в группе очень много; что песни в ней пишет некий Шнуров, а поет их какой-то Вдовин. С его слов выходило, что уже осенью «Ленинград» превзойдет всех и вся. Борисов старательно избегал слова «блатняк», взамен оперируя скользким термином «городской шансон». Ехали мы на концерт Ника Кейва.
Я подсолнуху не слишком верил, хотя и знал его неплохо - Борисов с середины девяностых вел дела импровизированной продюсерской конторы под названием «Ы», которая, в основном, занималась организацией московских концертов группы «Аукцыон». Летом 1996 года Борисов под эгидой французского посольства устроил в бассейне «Чайка» довольно шумное празднование Дня взятия Бастилии. Я там работал охранником - так и познакомились.
Карьера секьюрити как-то не задалась, и я решил переквалифицироваться в музыкальные критики. Провернуть это было довольно несложно, поскольку уровень здешней музыкальной журналистики в те годы был даже плачевнее, чем состояние собственно музыки. Год спустя Борисов уже нахваливал мне питерскую же группу «Маркшейдер Кунст», которая пела про то, что деньги - это придуманный способ обмана. То была неплохая, но довольно ограниченная в своем увеселительном тоне музыка - босяцкий подгон в сочетании с афробитом. Там был грув, но не было драйва, и в результате выходила вполне резервационная история для каких-то неведомых «своих».
Я подумал, что «Ленинград», скорее всего, станет очередной абберацией «Ы» - та же резервация, только не про раста, а про искомый городской шансон. Меж тем, резерваций тогда решительно не хотелось. Хотелось, напротив, какого-нибудь массового помешательства. Тем летом я поездил с группой «Мумий Тролль» по Приморью, и мне ужасно понравились все эти автобусы, раскачиваемые обезумевшими девчонками, принципиально стадионные концерты и прочие атрибуты, наделяющие самую пустоголовую рок-музыку хоть каким-нибудь смыслом. Тема крупномасштабного успеха тогда вообще витала в воздухе. Даже издательство Ad Marginem переключилось с французских интеллектуалов на русских брендмейкеров - уже пошли в тираж Сорокин и Баян Ширянов, но еще хватало ума не печатать Проханова. Эра «Ома» с его переводной журналистикой и крадеными картинками Терри Ричардсона благополучно завершилась, более оригинальный «Птюч» тоже притих, эпоха журнала «Афиша» еще не наступила - поэтому почитывали в основном «Русский телеграф» и русский интернет. В сети наиболее забавным чтивом были сардонические трактаты математика Михаила Вербицкого, главного мыслителя тогдашнего Рунета.
Опоздавшая молодежь слушала easy listening в различных его проявлениях - как раз вышел первый альбом дуэта Air, который придал коллекционной, в сущности, истории легитимную актуальность. Принудительная легкость и сладкая безосновательность этой музыки неплохо сочеталась с подозрительно крепким статусом рубля и затишьем в Чечне. Для более въедливых эстетов, неформалов и просто сумасшедших неувядающей ценностью обладала радиопередача «Трансильвания беспокоит». Ее автор, божественный запорожский шиз Гарик Осипов был, наверное, самой недооцененной фигурой второй половины местных девяностых - именно он заморочил всем голову на предмет Аркадия Северного, Кости Беляева, Владимира Шандрикова и Александра Шеваловского, гениально увязав неухоженных блатарей с шустрой итальянской эстрадой, кромешным помп-роком, австрийским дарк-вейвом и саундтреком к кинокартине «Vampyros Lesbos». Вся же дозволенная и абсолютно неинтересная рок-альтернатива тогда так или иначе группировалась вокруг конторы FEELEE. Они на законных основаниях распространяли пластинки Mute и еще живого тогда World Serpent Distribution, а на должность главной русской рок-группы прочили Tequillajazzz, группу неплохую, но смертельно скучную. Хотя вопрос тогда вообще нужно было ставить не так. Не «кого назначить главной русской рок-группой?», а скорее «кому эти русские рок-группы вообще нужны?» В самом деле, в англо-, франко- и даже германоязычном мире творилось столько всего интересного в плане музыки (от построка до того же лаунжа), что только умалишенный мог всерьез заинтересоваться записями какой-нибудь группы Deadушки.
Мы ехали и ехали на этих «Жигулях», длинный летний день 1998 года никак не мог кончиться, каждую минуту было что-то сказано, каждый час происходило нечто. Но мне все-таки запомнилась именно история про «Ленинград». Непристойности вообще врезаются в память сильней - вполне по правилам древнеримской риторики.
Месяц спустя Борисов позвонил мне и попросил тем или иным образом воспеть коллектив. Я обрадовался предложению, поскольку мне совершенно нечем было заполнить полосу журнала Show, который мы тогда творили вместе с Алексеем Зиминым, Станиславом Ростоцким и Алексеем Казаковым под руководством Осколкова-Ценципера И. В. Продвижением проекта занимался удивительный человек Дмитрий Ханкин (кстати, именно ему принадлежал «мерседес», на котором плясал Бликса Баргельд). Тот факт, что ни одной песни «Ленинграда» я не слышал, меня не слишком смущал. С восторженных борисовских слов я за десять, что ли, минут сочинил первый в истории текст о группе. Вот он:
«„Ленинград“ - представители независимой клубной сцены города Питера - готовят к выпуску дебютный альбом. Попытки раскрутки подобных коллективов (например, „Маркшейдер Кунст“) до сих пор успеха не имели. У „Ленинграда“ есть шансы стать исключением из правил. На сегодняшний день группа покончила с мастерингом 24 песен для диска „Пуля“. Снимаются два клипа. Группе помогает лидер „Аукцыона“ Леонид Федоров (иногда он выступает на концертах „Ленинграда“: играет на гитаре и поет песню „Таня“). Недавно „Ленинград“ прекратил сотрудничество с „Шок рекордз“ и теперь работает с продюсерской группой „Ы“. „Ленинград“, образованный десятком профессиональных музыкантов в 1997 году, играет „ретро-шансон-фолк-панк“, лихую плясовую музыку с матерком - нечто среднее между Томом Уэйтсом, группой Pogues и Аркадием Северным».
Это идиотское, а впрочем, вполне провидческое сочинение было проиллюстрировано даже не фотографией собственно исполнителей «ретро-шансон-фолк-панка», а почему-то черно-белым изображением Исаакиевского, кажется, собора. Не думаю, впрочем, что эта публикация сильно поспособствовала продвижению группы «Ленинград», поскольку буквально через неделю-другую после комической презентации в ресторане «Театро» производство журнала Show было резко приостановлено - в связи с обрушившимся дефолтом. Руководство издания истерически засобиралось в Прагу (это было популярное поветрие среди тех, кто успел хоть что-нибудь заработать). Мы с Зиминым ничего заработать не успели, поэтому в дни кризиса часами сидели на лавочках в районе метро «Маяковская», пили пиво, слушали группу «Адаптация» и от нечего делать следили за передвижениями видного метафизика Александра Дугина, который жил в соседнем дворе. Дугин катался на «Опеле» и грыз чипсы с солью.
Денег на новые пластинки у меня не было, и от нечего делать я стал слушать разнообразный отечественный скарб, который скопился у меня за последний год. В конце концов у меня дошли руки до пилотной пластинки группы «Ленинград» под названием «Пуля». Она, в общем, подтвердила мои опасения насчет резервации. «Пуля» производила впечатление чего-то одновременно и забродившего, и выдохшегося. Определенная ферментация чувствовалась, но ее категорически не хватало. «Пуля», разумеется, была довольно тонкой работой, в некотором смысле даже эталоном блатного декаданса. Однако червоточины преобладали над спелостью, а в этом жанре такое было равносильно гибели.