Страница 6 из 45
В 150 метрах от места, где погибли женщины, установлен переходной настил, которым они могли воспользоваться.
Как это все до жути зримо. Две бабульки, надсадно дыша, тащат тележки с колесиками. Колесики то и дело застревают в земляных и асфальтовых неровностях, запинаются о камешки, запутываются в траве. Тяжко и муторно бабулькам тащить тележки, будь они неладны. А что делать. Урожай. Святое дело. Надо.
Ноги больные, сил нет, тележки тяжелые. До перехода далеко, туда сто пятьдесят метров и обратно столько же, далеко, тяжело, ох, тяжело. А станция вот она, совсем рядом. Пойдем, может, на переход. Ох, давай здесь перейдем, а если поезд, да ничего, видно же, поездов нет, если что - заметим. Сил нет до перехода тащиться.
И конечно, при перетаскивании тележки через пути где-то там эти проклятые колесики застряли, да еще и сумка, наверное, наклонилась или вообще упала, и урожай выкатился из нее, Нинка, ну что ты там, где ты там есть, ой, да сумку не могу перетащить, колесо застряло, ох, ну что же ты, ну давай помогу, давай, ты сюда ее тащи, а я наверх, ох, ну что ты будешь делать, упала, ничего, ничего, давай, отцепляй ее, а я потяну… Увлеклись, да и глуховаты, наверное, и не услышали поезда, а поезд - такая штука, которая не может сразу остановиться, как, например, машина, у него большой тормозной путь, и машинист ничего не может сделать, ему остается только зажмуриться…
Этим бабушкам кто-то должен был помочь. Должны были найтись люди, которые бы могли и хотели взять на себя транспортировку тележек с урожаем. Например, дети. Или внуки. Или соседи. И тогда бабушки были бы живы, пили чай с вареньем, приготовленным из того самого урожая, и вели за чаем свои неторопливые однообразные старушечьи разговоры.
Но таких людей, увы, не нашлось.
Предложение убийства
В Курской области расследуется уголовное дело по факту убийства 11-летнего сына учительницы музыкальной школы Солнцевского района Ольги Глотовской.
По версии следствия, 29 августа около 22 часов 41-летний житель деревни Зуевка Солнцевского района Олег Глотовский, находясь в состоянии алкогольного опьянения, предложил своей жене Ольге совершить убийство ее малолетнего сына. Супруги считали, что мальчик растет непослушным и мешает им нормально жить. Глотовский грозился бросить женщину, если та не согласится с его замыслом. Глотовская нашла сына на улице в компании друзей, привела его в дом и оставила наедине с мужем. Глотовский стал наносить пасынку заранее приготовленными молотком и двумя ножами множественные удары по туловищу, шее и голове. Смерть мальчика наступила от обильной кровопотери, множественных (более 50) колото-резаных ран тела.
После совершения убийства Глотовские положили труп мальчика в мешок, вынесли в сад, расположенный за двором дома, и спрятали в кустах малины. Вернувшись в дом, Ольга Глотовская смыла следы крови на полу в зале, вымыла молоток и ножи.
По данному факту прокуратурой Солнцевского района возбуждено уголовное дело по ст. 105 ч. 2 п. «ж» УК РФ («Убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору»). Супруги Глотовские задержаны и с санкции суда заключены под стражу. В ходе следствия проверяются обстоятельства и мотивы нанесения Олегом Глотовским телесных повреждений 16-летней дочери Ольги Глотовской, после чего его действиям будет дана правовая оценка.
Сухой язык милицейских сводок иногда поражает. Такие бездны порой разверзаются за этими скучными канцелярскими оборотами.
Вот, например, слово «предложил». Простое, безобидное, в сущности, слово. Один человек что-то предложил другому. Например, муж предложил жене убить ее сына.
Как он сделал это предложение? Каким был этот разговор? Какие слова он говорил? Трудно себе это представить, даже невозможно. Слово «предложил» переводит всю ситуацию в плоскость театра абсурда, и диалог представляется примерно таким.
Муж: Жена, предлагаю совершить убийство твоего сына. Твой сын совсем нас не слушается, мешает нам нормально жить. Если мы избавимся от него, нам станет гораздо лучше. Исчезнут многие проблемы. Начнется новый, светлый этап нашей совместной жизни. А если ты не примешь мое предложение, я оставлю тебя, ибо терпение мое на исходе.
Жена: Пожалуй, ты прав. Мой сын действительно не слушается нас и создает массу проблем. Это печально, но, похоже, другого выхода нет. Я принимаю твое предложение.
В дальнейшем поведении матери также присутствует что-то зловеще-абсурдистское. Спокойно пошла на улицу, нашла сына, повела собственного сына на убой.
Петенька, иди, папа хочет с тобой поговорить.
Преподавательница музыкальной школы.
Что она, интересно, преподает?
Фортепьяно? Сольфеджио?
Дмитрий Данилов
* БЫЛОЕ *
Михаил Розанов
Остров Воркута
Труды и дни зека-аристократа
Перед вами фрагменты, по-видимому, первых опубликованных на русском языке воспоминаний узника ГУЛАГа. Мемуары «Завоеватели белых пятен» напечатаны в 1949 году в журнале «Посев», а через два года - отдельной книгой в одноименном германском издательстве. Их автор Михаил Розанов родился в 1902 году, был журналистом во Владивостоке, затем перешел китайскую границу и работал на КВЖД, в 1929 году был арестован и более 11 лет провел в ГУЛАГе - в ленинградских «Крестах», на Соловках и в Ухто-Печорском лагере. В 1940 году выпущен на свободу, в начале войны пошел на фронт. Во время Великой Отечественной Розанов попал (или сдался - мы уже не узнаем) в плен, оказался в Германии, потом в Америке. В 1987 году, незадолго до смерти, посетил Советский Союз в качестве туриста и написал книгу о Соловецких лагерях.
Столица белых невольников
В дни ежовщины Воркута пережила самую жуткую трагедию за весь период существования печорских лагерей. Командированный из Москвы энкаведист Григорович со своей комиссией творил следствие, суд и расправу над каждым, кого НКВД даже в лагере считало опасным. В тот период тут было около 6 тысяч заключенных, среди них много видных троцкистов, партийно-советских сановников и участников последних массовых голодовок зимой 1935-36 годов. В бараках отучились спать, поминутно ожидая очередного вызова кого-нибудь к Григоровичу. Нервы у всех напряглись до предела. Партия за партией под усиленным конвоем уходили на кирпичный. Некоторых на самолетах отправили в Москву, чтобы, допросив еще раз, рассчитаться с ними на месте - в подвалах Лубянки. Опасаясь восстания, Григорович вызвал на Воркуту Усть-Усинский взвод охраны.
Кирпичный завод превратился в гигантскую камеру смертников. Мало кто считал себя виновным, но почти каждый надеялся на помилование.
Как это произошло, никто толком не знает, и рассказывать о том не хочет даже спустя два года. Страх тех дней не рассеялся и поныне. Слова совсем скупы. «Вызвали с вещами. Построили во дворе, сказали, что на рудник. Дали команду. Вышли за ворота. Спустили в лощину. - Рассказчик боязливо оглядывается, хотя мы стоим на пустой дороге, и шепотом продолжает. - Вдруг с обеих сторон косогора стрельба. Пулеметная и винтовочная… Всех уложили. Сколько? Кто их считал! Охрана три дня ходила их закапывать. Наверно, несколько сотен. Вон там, несколько правее…» Как все просто! Вывели и ухлопали. Все! Среди этих несчастных находился и мой первый наставник в лагерном планировании - Натан Исаакович Левин, до лагеря начальник планово-экономического управления Наркомзема РСФСР, осужденный в 1934 году якобы за шпионаж. Мы вместе работали в 1935 году в Усинской водной группе. В начале зимы 1935 года, прощаясь со мной - я тогда переезжал в Покчу, а Левин на Воркуту начальником планового отделения, - он сказал: