Страница 33 из 43
Добираться до гостиницы надо было от метро «Ладожская». Тогда там еще не было Ладожского вокзала, и площадь около метро представляла собой замусоренную асфальтовую поверхность, уставленную какими-то неопрятными лотками, ларьками и омерзительного вида торговыми павильончиками. В сторону проспекта Энергетиков ходили старые раздолбанные желтые маршрутки, это были даже не «газели», а «рафики» - таких сейчас уже практически не осталось, а тогда еще были. Полуразваливающиеся «рафики» с надсадным ревом своих изношенных донельзя двигателей ехали от метро «Ладожская» к проспекту Энергетиков мимо каких-то свалок, сараев, кособоких построек и прочего ужаса.
Гостиница ГИБДД имела форму вертикально стоящего довольно высокого цилиндра. Меня определили в двухместный номер, пообещав никого не подселять. В номере были две кровати, стол и два стула. Удобства в прихожей, одной на два номера. Удобства довольно неудобные - можно было бы назвать их неудобствами. Ни телевизора, ни холодильника, естественно, не было. Скорее общежитие, чем гостиница.
Во всей гостинице - а особенно в моем номере - за долгие, видимо, годы установилась вязкая, почти осязаемая атмосфера скуки, тоски и уныния. В комнате сильно пахло человеческой грязью, такого запаха можно достичь, если взять одежду, которую, не снимая, носило человек пять в течение примерно двух недель, кинуть ее в ванну, залить водой и оставить так на несколько дней. При этом никаких видимых источников этого запаха обнаружено не было. Возможно, это и есть запах скуки, тоски и уныния.
Я старался проводить в гостинице как можно меньше времени. Приходил ближе к ночи или совсем ночью, стараясь особо не смотреть по сторонам и не дышать носом, входил в номер, запирал его на ключ, ложился и засыпал. Утром во мне боролись два желания: поспать подольше, благо график свободный и можно особо не торопиться, и поскорее покинуть это во всех отношениях прекрасное помещение. Побеждало обычно второе.
Как ни странно, после этого не совсем приятного опыта Петербург стал для меня уже совсем как родной. Если продолжать аналогию с человеческими отношениями, это примерно то же самое, что вместе с хорошим приятелем, который еще пока не стал другом, побывать в какой-нибудь переделке или, допустим, сильно, нелепо и смешно напиться. Наутро приятели идут к метро и, конфузливо улыбаясь, прощаются: давай, старик, весело получилось, да, ну ладно, ничего страшного, прорвемся, давай, завтра увидимся. И хотя в пережитом совместно приключении не было ничего особенно хорошего, оба чувствуют, что оно их каким-то образом немного сблизило. Нечто подобное я чувствовал, когда сдавал ключи администраторше гостиницы ГИБДД, ловил такси до вокзала, а потом ехал в московском поезде мимо Обводного канала, станции Фарфоровская и ярко освещенного проспекта Славы.
Веселый поселок
А недавно я приехал в Петербург на два дня специально, чтобы погулять по его окраинам. И за этот срок мне удалось довольно много где побывать. Проехал по Дороге в деревню Новая (это официальное название дороги), немало удивив таксиста такой экзотической, с его точки зрения, просьбой. Побывал на станции Ржевка - там, где начинается Дорога Жизни. Побродил по Рябовскому шоссе мимо аккуратно-скромных желтых домиков и желтых же деревьев. Побывал в удивительном, потаенном месте - на плотине Порохового завода. Прошел пешком насквозь Веселый поселок. Помню, лет восемь назад один питерский таксист рассказывал мне страшные вещи об этом месте. Говорил, там одни наркоманы, могут запросто убить среди бела дня прямо на улице, и якобы даже таксисты частенько отказываются туда ехать. Решил прогуляться по этому страшному месту, дворами - и ничего подобного не обнаружил. Все тихо, мирно, мамаши прогуливаются с колясками, мужички пьют пиво у магазина, группка молодежи в майках «Алисы» и с жалкими подобиями «ирокезов» на головах идут куда-то по своим молодежным делам. Дома пятиэтажные и повыше. Кое-где строятся дома новые, пусть и не элитные, но вполне добротные. Нормальный такой поселок. Пусть и не особо веселый.
Побывал на станции Рыбацкое, в Озерках и Шувалове с их древними рассохшимися дачками и неприступными коттеджами.
И еще в некоторых местах побывал.
Не могу сказать, что я увидел или почувствовал что-то принципиально новое, что бы изменило мое восприятие петербургских окраин. Разве что как-то особенно бросилось в глаза, насколько они отличаются от московских. Столичные - основательны, петербургские - призрачны и зыбки, как и, собственно, весь этот город; простите за чудовищную банальность. Московские органично связаны с центром, о петербургских такого не скажешь. Московские местами нарядны и вызывающи, петербургские - скромны и даже словно бы стесняются самих себя.
Московские… Петербургские… Опять получаются какие-то банальности, не хочется продолжать этот бесконечный ряд московско-питерских противопоставлений, все эти поребрики и бордюры до невозможности надоели, просто - окраины двух столиц очень сильно отличаются, если для кого-то это не очевидно, следует всего лишь визуально и эмоционально ознакомиться с предметом. И станет ясно, что перепутать питерские и московские окраины может только человек, находящийся в таком же состоянии, что и главный герой фильма «Ирония судьбы, или С легким паром» в момент его прибытия в Ленинград.
Яхтенная
Станция Яхтенная на самом краю города, даже не станция, а небольшая платформа пригородных электричек. До московского поезда оставалось еще часа два с половиной, гулять было уже лень, и я решил прокатиться немного на электричке - просто так, как в детстве. Справа над железной дорогой возвышается длинная эстакада, по ней проезжают редкие машины. Стоило ли строить такую огромную эстакаду ради этих редких машин - тем более что поезда здесь ходят редко. Еще правее - дома Школьной улицы, в одном из которых девять лет назад осуществлялась верстка той самой небольшой отраслевой газеты. Левее эстакады - горы непонятно чего, то ли грунта, то ли мусора. Туда один за другим приезжают КамАЗы и вываливают из своих кузовов то ли грунт, то ли мусор. На соседней скамеечке сидит полная, хорошо одетая интеллигентная женщина. Она элегантно, с достоинством пьет из банки пиво «Охота крепкое». Сейчас приедет старая, с округлой физиономией, электричка до Финляндского. Не хочется уезжать, но надо - скоро поезд, в Москву, в Москву.
Москва
Когда я ранним утром вышел из Ленинградского вокзала на хаотичный пестрый простор Комсомольской площади, увидел бомжей на остановке сорокового автобуса, ментов, проституток, уборщиков мусора в оранжевых куртках, синие туалетные кабинки, темную громаду гостиницы «Ленинградская», огромную рекламу фабрики «Большевичка», серую башню здания МПС с часами, высотку бывшего Минтрансстроя, Казанский вокзал, универмаг «Московский»… когда я все это увидел, меня охватил москвофильский экстаз.
* МЕЩАНСТВО *
Михаил Харитонов
Еда в незнаемое
Европейская гастрономия на российской почве
Главной советской мечтой было изобилие, «чтобы все было». Мечтание это, как и полагается в диалектическом материализме, имело две стороны: чтобы всего было много и чтобы много было - всего. Первое относилось к количеству и мерилось в штуках и тоннах: бесконечный магазин, набитый булочками, ешь не хочу. Второе - к качеству: чтоб булочки были не черствые, а тепленькие-мягонькие. Венчал мечтания синтез: СОРТНОСТЬ. Чтобы булки были не одинаковые, а разные, от простых нарезных до калачей и маковиков.
Тут- то все и застопоривалось. Советская система не могла «дать сорт». Остальное она умела. Поднатужившись, плановая экономика была в силах завалить булками полмира. Наведя «порядок и госприемку», она была даже способна обеспечить теплость и мягкость каждой второй булочки. Но вот сделать их разными, «на всякий прихотливый вкус», -это уже было непосильно. Нет, запредельно. «Трансцендентно».