Суженый

Во всю следующую неделю темно-русая красавица не выходила из головы у него: и отмеривая кисею, и подводя итог в счетной книге, и смотря на Лисицына[7] в «Филаткиной свадьбе»[8], и на шумной вечеринке с товарищами он задумывался и думал об ней. «Что попритчилось нашему Ивану Дорофеичу?» (так уже честили его) — говорили об нем домашние и ума приложить не могли для объяснения.

На следующее воскресенье, лишь только в соборе ударили в большой колокол к обедне, он отправился в церковь, где увидел в первый раз свою красавицу и, выбрав выгодное для себя место в приделе, откуда мог обозревать все удобно, притаился за столбом. Как билось его сердце при всяком шуме у двери! Он едва переводил дыхание и беспрестанно оглядывался. Уж кончился благовест, уж бойкие два дьячка прочли часы[9], уж начали звонить; народ собрался; он смотрел на всякого приходившего, на всякую приходившую. Не она, не она, не она… Ах… она! Гостинцев затрепетал.

Девушка стала с матерью на прежнее место и не отводила глаз от образа, пред которым молилась. Она показалась ему еще прекраснее. Он был весь во внимании. Ни одна ямочка, ни одно родимое пятнышко, ни один рубчик на лице ее не укрылись от его проницательного взора. С какою набожностию она стаяла, как усердно молилась! Глаза ее часто наполнялись слезами. Вещие были эти слезы для молодого человека: ему почудилось, что девушка об нем молится богу, и он сам заплакал, сам с пламенным чувством стал молиться об ней.

— Ты моя, — сказал он, как будто вдохновенный, почти вслух, кончив свою молитву, — жить с тобою или умереть без тебя. Господи! помоги мне. — С сим словом он вышел из церкви как человек, принявший твердое намерение, избравший решительные средства и желающий стремиться к цели, не тратя ни одной минуты в бездействии. Прямо отправился он к дому Чужого. К счастию, дворник в это время отгребал лопатою снег с тротуаров; но, к несчастию, этот олух как две капли был похож на некогда знаменитого, теперь забываемого Фаддея в «Сбитенщике» Княжнина[10] — и Гостинцев, искусно вступив с ним в разговор, мог узнать только то, что у купца Чужого есть одна дочь, что он торгует в суконной линии, что она вместе с матерью теперь у обедни. От него прямо в город. Там собрались уже все сверстники и ожидали его с нетерпением, чтоб узнать от него, по обещанию, в чем состоит континентальная система, которою Бонапарт хотел подшибить Англию[11].

— Что, брат, Иван Дорофеич, с тобою сделалось? Спеваться и к обедне не приходил к нам, а мы без тебя как овцы без пастыря; да и теперь опоздал: двенадцать часов, пора обедать, мы все перезябли.

— Виноват, братцы, — отвечал Гостинцев, — захлопотался за хозяйскими делами. Так и быть — верно до завтра отложить нам толки об англичанах, а теперь покамест покалякаем об чем-нибудь о своем. Что, нет ли у вас чего нового?

— Чему быть?.. В суконной линии только нынче ночью хотели было добрые люди палатку разбить. Вот нам молодец рассказывал теперь.

— Уж не у Чужого ли? — подхватил сметливый Гостинцев.

— Нет-с, — отвечал молодец из суконной линии, — к Чужому не сунутся, у него палатка за семью замками да за семью запорами.

— Разве осторожен он больно?

— Не без того-то-с.

Общий разговор обратился на этот предмет, а Иван Дорофеич между тем искусно ухаживал за суконщиком и выспрашивал его. Слово за слово, он выведал таким образом у нового знакомого, что у Чужого капиталу в обороте пятьсот тысяч рублей, сверх того, есть много вотчин[12] по разным рядам; что он никому не должен, очень скуп, нравом крут и высокомерен, охотник до лошадей; что жена у него женщина простая, ходит в платках, а не в немецком платье; что у них есть всего-на-все одна дочь, красавица (это уже не новость для Ивана); что эту дочь они любят без памяти и оставляют ей по смерти все свое имение. «Не надо мне вашего имения, — думал про себя Иван, — мне девушка полюбилась, а имение — дело нажитое».

С сими известиями, как новыми данными для соображений, воротился он домой, распрощавшись с товарищами, перехватил кое-что за обедом и тотчас после убрался в свою каморку, сел за маленьким столиком, оперся на локоть и стал додумывать свою важную думу. Долго ли, коротко ли он думал, до этого нам дела нет. Мы скажем только, что он не определил своего плана окончательно, а решился, не спеша и не мешкая, ожидать всего от случая, пользоваться им и искать его. Свататься же прямо за богатую вотчинницу не смел и думать бедный приказчик. Между тем — «стояньем города не возьмешь!» — воскликнул он, вставши, надел свою бобровую шапку и отправился на Никитскую шататься около дома Чужого и искать вожделенных обстоятельств.

В три часа отворяются ворота, выезжают лаковые сани, запряженные парою добрых вороных лошадей, которые лоснились, как атлас, в хомутах с серебряным прибором. Кучер с черною окладистою бородою, в синем кафтане и лосиных рукавицах, сидел величаво, одною ногою наруже и приготовлялся кричать на прохожих. Пристяжною, которая сгибалася кольцом и рыла землю мордой, правил сам хозяин, стоявший назади в енотовой шубе, подпоясанный шелковым богатым кушаком. В санях сидела мать с дочерью, разряженною, как куколка.

Не успел еще наш Иван вздохнуть и проводить их глазами вниз по Никитской, не успел сказать себе: «Ладно, хозяев теперь дома нет, познакомимся в доме», — как вдруг выскочили из ворот две девушки в коротеньких шубках, в цветных платочках и расположились на лавочке подле калитки глядеть на прохожих. Вслед за ними показалась старушка в треухе и с муфтою. — Мимо на ту пору проходил разносчик с коврижками, миндалями, конфектами. Мой удалой тотчас подвернулся к нему, остановился и начал торговать грецкие орехи.

— Не худо бы доброму молодцу, — сказала одна девушка повострее, — попотчевать и нас для праздника.

— А почему бы и не так, красные девицы? — отвечал Гостинцев — (Филат тому и рад) — и тотчас поднес им сверток с конфектами, взяв его без торгу у разносчика.

— Помилуйте, да мы шутили, нам совестно.

— Что вы это делаете, проказницы? — закричала старуха, окрысясь на молодиц. — Ах, мои матушки, уж с незнакомым человеком начали растарабарывать. Вот какова удаль!

— Ничего, сударыня, не извольте гневаться, — нынче день праздничный; прошу вас покорно откушать; от хлеба-соли не отказываются, — и с поклоном начал всех их потчевать. Те понекались, понекались, наконец взяли по немногу.

— А у вас сейчас съехала со двора пара — что за кони! — сказал он, заводя речь и оборачиваясь к старухе, между тем как разносчик, которому нарочно была дана крупная ассигнация, искал ему сдачи.

— Хозяева выехали на бег — покатать мою Дунюшку.

— Дунюшку?

— Да, они скоро и воротятся: что-то снег порошит, а на Афимье Федоровне салоп-ат новый, с иголочки. — Позевайте, позевайте, девки, да и в хоромы: надо ведь убирать кое-что.

Между тем разносчик разменял бумажку в ближней мелочной лавочке и принес сдачи. Иван, разочтясь с ним и сказав еще несколько слов со старухою и девушками, рассудил за благо не оставаться больше с ними, чтоб не навесть подозрения, и, довольный тем, что на первый случай завел знакомство, распростился с новыми знакомыми, оставя их в полном удовольствии рассуждать о его любезности и живости.

Таким образом явилось новое лицо на его сцене. План его стал определяться. На няню Дунину устремил он свое внимание как на полезное орудие; чрез нее хотел он завесть связи с своею красавицею. — Для этого надо было сперва приобресть полную доверенность старухи и обеспечить успех с этой стороны. Вот первая задача.

Гостинцев до такой степени занят был всегда настоящим делом, ближайшими средствами, что вовсе позабывал на время о цели. Он стал ходить всякое воскресенье в Хлыново и всякий раз здоровывался, разговаривал с нянею; потом подослал старушку, будто бы тетку свою, для знакомства с нею, чтоб иметь случай угощать их вместе и выведывать разные домашние подробности. Наконец уже он решился показаться Дуне.

7

Лисицын А. В. — актер-комик, популярный у демократического зрителя.

8

«Девишник, или Филаткина свадьба» — комическая опера А. Княжнина (музыка А. Титова) (1809).

9

Часы — здесь: церковное чтение перед началом обедни.

10

Фаддея в «Сбитенщике» Княжнина — Фаддей — глупый слуга из комической оперы Я. Б. Княжнина «Сбитенщик» (1783).

11

…континентальная система, которой Бонапарт хотел подшибить Англию. — В 1806–1814 гг. Франция и ее союзники подчинялись декрету Наполеона, запрещавшему вести торговые, почтовые и др. сношения с Англией, чтобы подорвать ее экономическую мощь и заставить прекратить военные действия против Франции. Эта политика называлась континентальной блокадой.

12

Вотчина — здесь: технический термин у торговцев, обозначающий лавку (примечание Погодина в журнальной публикации).