Страница 26 из 30
Но сдаваться сейчас нет смысла. Это должно быть сделано, и первый шаг надо сделать ему.
Монт провел в пещере еще одну ночь и как следует выспался. Потом он вышел в сияющее утро, поел немного пеммикана, который сам себе сделал, и запил его водой. Теперь он готов.
Он чувствовал какую-то симпатию к маленькой пещере, ставшей для него своего рода символом. По его убеждению было два в корне различных вида людей — один, который чувствовал себя склонным к равнинам, а другой, что находил покой только в горах. Если бы Монт смог прожить свою жизнь снова, то он провел бы ее в горах, где чистый воздух и чувствуешь себя ближе к небу.
Он посмотрел на луга внизу, спускающиеся к речному берегу. Здесь, наверху, несмотря на все случившееся, было спокойно. И воздух менее резок, чем внизу, и не так раздражал горло.
Его взгляд упал на раздавленные части скафандра, все еще лежавшего на краю скалы, и он усмехнулся. Скафандр наверняка ему больше не понадобится.
Монт пошел вниз по тропинке, к реке.
Подумав о выбранной им самим роли человека судьбы, он невольно улыбнулся. Конечно, он не идеальный человек для такой роли, но кроме него нет никого, кто бы сыграл ее. И от этого зависело больше, чем судьбы Валонки и Земли. Это могло оказать влияние на историю всей Вселенной.
Он пожал плечами. Слишком много требовалось от одного-единственного человека, но в конце концов все всегда сводится к тому, что решать должен кто-то один…
Жаль, подумал он вдруг, что нельзя остаться голым. Это могло бы стать убедительным символом.
Но, к несчастью, он ни в коем случае не мог находиться под этим солнцем без одежды. Она ему необходима.
ГЛАВА 16
Монт без происшествий перебрался через реку и направился к поляне, где был их с Чарли лагерь. Он удивился, найдя его таким же, каким они его покинули. Ему почему-то казалось, что лагерь должен измениться точно также, как внутренне изменился он сам. Тот ужасный дождливый день… он, должно быть, на миллионы лет в прошлом, и относится к другому веку.
Монт оставался на поляне ровно столько, сколько понадобилось, чтобы отыскать трубку и табак. Трубку он немедленно набил и закурил, наслаждаясь ароматным дымом. Если бы ему пришлось стоять у стенки на расстреле, он бы и тогда попросил о том, чтобы выкурить последнюю трубку.
Все это было очень странно, так же странно, как сама жизнь. Еще совсем недавно он избегал курить, боясь испугать туземцев. Но сейчас, когда он направлялся к ним, трубка уже не играла больше никакой роли.
Кое-чему за это время он научился.
Внешние проявления ничего не значат!
Монт вошел в лес. Вокруг него сомкнулись большие деревья, что-то, казалось, нашептывая, но это его совсем не беспокоило. Он искал место, где так давно он впервые увидел Вольмэя, предложил ему пищу и познакомился с первым мердозини.
Он нашел темную тропинку меж деревьев, где тогда гремело эхо дождя и ветра.
Он нашел пустое дерево.
Перед ним сидел Вольмэй; его голое тело поблескивало на солнце, пробивавшемся сквозь ветви. Старая голова склонилась на полосатую грудь. Он спал.
Снилось ли ему что-нибудь?
Монт подошел поближе, Вольмэй зашевелился и открыл глаза.
— Привет, Вольмэй!
— Монт! Я только что произносил твое имя, мне приснилось, что ты придешь.
— Ты меня не дождался. Вольмэй улыбнулся.
— Я ждал здесь.
— Я пришел, как только смог.
— Да. Я знал, что придешь. Я желал, чтобы ты пришел. И все-таки я не знаю…
— Что?
— Хорошо ли это. Я старик, и уже не могу ясно думать. Мне уже ничего не приходит в голову. Мне очень жаль… других.
— Все, в прошлом.
— Возможно. — Вольмэй наморщил лоб, и лицо его прорезали глубокие морщины. — Мне жаль всех других. Ведь я лишь одинокий мужчина. — Он казался очень усталым.
— Мы похожи, ты и я. Мы оба пытались сделать самое трудное. Нелегко действовать в одиночку. Намного легче плыть по течению, правда?
— Бывает время, когда надо плыть против течения. Мне сгыд-н0 что потребовалось столько времени, чтобы осознать это. Я боялся.
— Но ты приходил ко мне. А теперь я пришел к тебе.
Старик вздохнул.
— Этого мало.
— Да, нам вдвоем с этим не справиться. Я пришел, чтобы предложить себя.
Старик встал и испытующе посмотрел на Монта своими черными, печальными глазами.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Иногда войны выигрывают не в бою. Люди моего народа открыли эту истину задолго до того, как я родился. Иногда битву можно выиграть только жертвой.
— Это странная идея.
— Вольмэй, твой народ может читать мои мысли, верно?
— Если ты этого захочешь. Против твоей воли они не могут.
— Я хочу этого. Я сам предлагаю вам себя. Я не стану ничего прятать или утаивать. Вы должны точно знать, кто я и какой я.
— Как ты можешь нам доверять после того, что мы сделали? Я не могу тебе ничего обещать. Я не знаю, что с тобой будет.
Монт сел перед пустым деревом, набил трубку свежим табаком и разжег ее.
— Мы пришельцы, а это ваш мир. Будет правильно, если меня проверят перед вашим судом, как был бы проверен ты, если бы пришел в наш мир. Я заранее принимаю ваш приговор!
Старик сел рядом.
— Другого выбора у тебя бы и не было.
— Я уже сделал свой выбор.
— Не знаю… мы ведь такие разные…
— Разве? Я уже думал об этом. Но так или иначе — теперь действуют силы, которых не сдержать никому из нас. После того, как оба наши народа однажды встретились, они уже никогда не смогут совершенно разделиться. Мы стоим у истока длинной истории, до конца которой нам не дожить. Если мы доверяем друг другу — мы можем стать друзьями. Если нет, нам придется быть врагами!
— Может быть, ваша ошибка в том, что вы пришли сюда.
— Кто знает. Может, твои внуки когда-нибудь будут благодарны нам за это.
— Все очень необычно. Почему вы пришли? Это должно было быть очень долгим и трудным путешествием.
— Почему ты видишь сны средь бела дня? Почему ты живешь в пустом дереве? Мы такие, какие есть! Мой народ неудержим в стремлениях, Вольмэй, он всегда был таким. Для нас звезды — это вечный зов. Ты понимаешь?
— Звезды? — Вольмэй улыбнулся. — Иногда тихими ночами я взбираюсь высоко на дерево и смотрю на них, и меня удивляет…
— Значит, ты меня понял?
— Я не совсем в этом уверен. Ближе всего к звездам я себя чувствую, когда я один, не двигаюсь, и ветер гладит мое лицо. Значит, к звездам можно быть еще ближе.
— Не знаю. Как тебе объяснить…
— Да. Слова — ничто. Но я должен тебя спросить еще о чем-то, Монт.
— Я попытаюсь ответить.
— Как ты можешь доверять самому себе? Ты ведь не знаешь себя — как же ты собираешься узнать, что увидит в тебе мой народ? Твои сны…
— Другой дороги нет.
Вольмэй внимательно посмотрел на него.
— Да, мы можем надеяться. Ты пережил нападение на твой разум — у тебя хватило сил противостоять ему. Это удивительно! В тебе что-то кроется, нечто, что помогает тебе, и потому я надеюсь.
— Хотел бы я знать, что это!
— Хорошо, когда мужчина знает себя. Но мой народ тебя боится. Им будет очень трудно не найти в тебе ничего плохого. Понимаешь?
— Да. Мы все боимся друг друга.
— А ты теперь уже не боишься?
— Страшно боюсь! Но еще больше боюсь не сделать этой попытки.
— Я бы не хотел стать причиной твоих неприятностей.
— Ты же сказал, что другой возможности нет.
— Это верно.
— Тогда ты должен доставить меня в деревню и все им объяснить. Или, если сейчас подходящее для этого время, доставь меня к мужчинам.
Вольмэй с интересом посмотрел на него.
— Ты многое с нас узнал!
Монт почувствовал странную гордость, как будто услышал комплимент своему профессионализму.
— Очень хорошо! — Старик, прищурившись, посмотрел вверх, на кроны деревьев, как будто пытался сосредоточиться, и с минуту молчал.