Посредник

— Зик, прошу тебя, еще несколько секунд!

Пот струился по лицу Куинна, который впервые за двадцать дней дал выход своему напряжению. Он понимал, насколько близок крах.

На кенсингтонской подстанции несколько техников и полицейских не сводили глаз с громкоговорителей, слушая струящуюся по проводам ярость; на Корк-стрит, под тротуарами роскошного Мэйфера, четыре агента службы безопасности приросли к креслам, из динамиков тем временем лилась злоба, а катушки магнитофона все крутились и крутились….

В подвале посольства на Гроувенор-сквер находились два техника службы электронной разведки, три агента ФБР, Лу Коллинз и Патрик Сеймур. Их привело сюда известие об утренней радиопередаче, и они ожидали услышать что-нибудь в этом роде, но легче от этого не было.

Тот факт, что все национальные радиостанции, включая городскую, в течение двух часов опровергали утреннее сообщение, ничего не значил. Все прекрасно понимали, что оправдываться теперь можно до скончания века — значения это уже не имело. Как сказал когда-то Гитлер, люди верят только крупной лжи.

— Пожалуйста, Зик, дай мне время лично связаться с президентом Кормаком. Еще сутки. Не бросай все наши переговоры псу под хвост. Президент обладает достаточной властью, чтобы приказать этим засранцам выметаться, и тогда останемся только ты и я. Он может доверять только нам с тобой, рассчитывать только на нас. Прошло уже двадцать дней, и я прошу у тебя еще один. Двадцать четыре часа, Зик, только и всего.

На том конце провода молчали. По улицам Эйлсбери в графстве Бакингемшир молодой детектив незаметно приближался к ряду телефонных будок.

— Завтра в это же время, — наконец бросил Зик и повесил трубку. Он вышел из кабины и как раз завернул за угол, когда из переулка вышел детектив в штатском и глянул на телефонные будки. Все они были пусты. Он опоздал на восемь секунд.

Куинн положил трубку, подошел к длинной тахте, улегся, положил руки за голову и уставился в потолок.

— Мистер Куинн, — робко подал голос Маккрей. Куинн уже не раз говорил, что тот может обойтись без «мистера», но застенчивый агент ЦРУ упорно обращался к нему, как к школьному учителю.

— Заткнись, — отчетливо проговорил Куинн. Вконец удрученный Маккрей, собравшийся спросить, не хочет ли Куинн кофе, отправился на кухню и все же принялся его варить. Зазвонил третий, «обычный» телефон. Это был Крамер.

— Мы все слышали, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?

— Как выжатый лимон, — ответил Куинн. — Есть что-нибудь новенькое об источнике сообщения?

— Пока нет, — сказал Крамер. Девочка-практикантка, которая его приняла, все еще в холборнском полицейском участке. Клянется, что говорил американец, но откуда ей знать что-нибудь еще? Утверждает, что человек говорил очень официально и убедительно, знал что сказать. Вам нужен текст передачи?

— Пожалуй, уже поздновато, ответил Куинн.

— Что вы собираетесь делать? — осведомился Крамер.

— Сначала помолиться. А потом стану что-то придумывать.

— Желаю удачи. А я еду в Уайтхолл. Буду время от времени позванивать.

Потом позвонили из посольства. Сеймур. Поздравляем, что вам удалось… Если мы можем чем-нибудь помочь… В том-то и беда, подумал Куинн. Кое-кто слишком усердствует с помощью. Но вслух он этого не сказал.

Куинн выпил уже полчашки кофе, когда вдруг спустил ноги с тахты и набрал телефон посольства. В подвале сразу же сияли трубку. Сеймур.

— Я хочу, чтобы меня подключили к засекреченной линии, мне нужно связаться с вице-президентом Оделлом, — заявил он, — причем немедленно.

— Э-э… послушайте, Куинн. Вашингтон уже знает, что тут произошло. А вскоре там получат и запись. Я подумал, что они должны послушать сами и обсудить…

— Если в течение десяти минут меня не свяжут с Майклом Оделлом, я позвоню ему по обычной линии.

Сеймур задумался. Так дело не пойдет. Управление национальной безопасности сможет подслушать разговор с помощью своих спутников, и англичане тоже, и русские…

— Я свяжусь с Оделлом и попрошу поговорить с вами, — решил Сеймур.

Через десять минут Майкл Оделл был на проводе. В Вашингтоне было 6.15 утра, вице-президент находился еще у себя в резиденции. Но разбудили его уже полчаса назад.

— Куинн, что за дьявольщина у вас там творится? Мне только что сказали об анонимном звонке на какую-то дерьмовую радиостанцию…

— Мистер вице-президент, — ровным голосом перебил его Куинн, — у вас есть под рукой зеркало?

Последовала пауза.

— Да, кажется, есть, — наконец ответил изумленный Оделл.

— Если вы посмотритесь в него, то увидите нос на своем лице, не так ли?

— Послушайте, в чем дело?.. Ну ладно, да, я увижу свой нос.

— Так вот, столь же верно, как то, что вы его увидите, Саймон Кормак через двадцать четыре часа будет убит…

Куинн дал время этим словам проникнуть в сознание потрясенного человека, сидящего на краешке кровати в Вашингтоне.

— …если только…

— Да говорите же, Куинн, не тяните!

— …если только пакет с алмазами рыночной ценой в два миллиона долларов не будет у меня в руках завтра на рассвете — по лондонскому времени, естественно. На всякий случай имейте в виду: этот разговор записывается на пленку. Всего хорошего, господин вице-президент.

Он положил трубку. На другом конце провода вице-президент США в течение нескольких минут излагал, что он думает по этому поводу, в выражениях, которые лишили бы его голосов высоконравственной части избирателей, услышь его эти честные граждане. Закончив, он позвонил на коммутатор.

— Соедините меня с Мортоном Станнардом, — велел он, — где бы он ни находился. Найдите его!

Энди Ланг был удивлен, что его вызвали в банк столь скоро. Его пригласили к 11.00 утра; явился он на десять минут раньше. Провели его, однако, не в кабинет главного бухгалтера, а к самому управляющему. Рядом с ним сидел и главный бухгалтер. Хозяин кабинета молча указал Лангу на стул, стоявший против его стола. Затем встал, подошел к окну и, несколько секунд полюбовавшись крышами Сити, отвернулся от окна и заговорил. Голос его звучал серьезно и сухо.

— Мистер Ланг, вчера вы явились к моему коллеге, покинув Саудовскую Аравию одному вам известным способом, и высказали серьезные обвинения относительно честности мистера Стивена Пайла.

Ланг встревожился. Мистер Ланг? А почему не Энди? В банке было принято обращаться друг к другу по имени, что, по мнению Нью-Йорка, создавало семейную атмосферу.

— И я привез с собой массу распечаток, которые свидетельствуют о моей правоте, — осторожно проговорил он, но в животе у него засосало. Что-то случилось. При упоминании о распечатках управляющий пренебрежительно отмахнулся.

— Вчера я получил также пространное письмо от мистера Пайла. А сегодня долго разговаривал с ним по телефону. И мне, равно как и главному бухгалтеру, стало совершенно ясно, что вы, Ланг, мошенник и растратчик.

Ланг не мог поверить своим ушам. Он взглянул на бухгалтера, ища у него поддержки. Тот смотрел в потолок.

— Я все знаю, — сказал управляющий. — Абсолютно все. Как оно есть на самом деле.

И на всякий случай он пересказал Лангу то, что считал правдой. Ланг воровал деньги со счета одного из клиентов банка — министерства общественных работ. По саудовским меркам немного, но достаточно — один процент того, что министерство платило подрядчикам. Мистер Амин, к сожалению, ничего не заметил, но мистер аль-Гарун обнаружил недостачу и дал знать мистеру Пайлу.

Управляющий филиалом в Эр-Рияде, в порыве великодушия пытаясь спасти карьеру Ланга, настаивал лишь на том, чтобы на счет министерства было возвращено все до последнего риала, что и было уже сделано.

В ответ на столь трогательную солидарность со стороны коллеги и в ярости, вызванной потерей денег, Ланг остался в банке на ночь и подделал отчетность, чтобы доказать, что была похищена гораздо более крупная сумма, причем не без участия самого Пайла.

— Но я же привез распечатки, — слабо возразил Ланг.