Посредник

— Я должен посоветоваться, — проговорили в трубке. Если понадобится подготовить… кхм… документ, на это уйдет время. Не совершайте необдуманных поступков. Я уверен, что все можно еще уладить.

— Даю вам двадцать четыре часа, — отрезал Куинн. — Позвоню завтра, в это же время. Передайте тем пятерым, что откладывать нельзя. Мне деньги, вам — рукопись Потом я исчезаю навсегда, а вам обеспечен покой на всю оставшуюся жизнь.

Куинн повесил трубку. Пусть собеседник сам решает: раскошелиться или потерпеть полный крах.

На следующий день Куинн взял напрокат мотоцикл, купил овчинный полушубок потеплее.

Наступил вечер. Трубку на другом конце провода сняли мгновенно.

— Ну как? — прогнусавил Куинн.

— Вы запросили непомерную сумму… Но тем не менее ваши условия приняты.

— Документ раздобыли?

— Да. Рукопись при вас?

— У меня в руках. Меняемся и дело с концом.

— Согласен. Но только не здесь. На прежнем месте, в два часа ночи.

— Приходите один, без оружия, — сиплым голосом предостерег Куинн. — Коли вздумаете нанять в помощь какого-нибудь типа — сыграете в ящик.

— Никаких хитростей, ручаюсь вам. Раз уж мы готовы вам заплатить, надобность в этом отпадает. Большая просьба: с вашей стороны — то же самое. Простая коммерческая сделка — и ничего другого.

— Годится, — одышливо прохрипел Куинн. — Меня интересуют только деньги.

Собеседник Куинна дал отбой.

Стрелки часов близились к одиннадцати. Джон Кормак сидел за своим рабочим столом, перечитывая написанное им от руки обращение к американскому народу. Сдержанные, полные сожаления слова. Зачитают обращение другие. Его опубликуют все газеты и журналы, передадут по всем радиостанциям и телевизионным каналам. Самого президента тогда уже не будет. До Рождества оставалось восемь дней. Однако встречать праздник в этом величественном здании будет другой человек. Безукоризненно честный, на которого можно положиться.

Зазвонил телефон. Президент с неудовольствием взглянул на аппарат. Номер был засекреченный: его знали только ближайшие друзья — те, кто мог явиться в любое время суток без предупреждения.

— Да.

— Господин президент?

— Я вас слушаю.

— С вами говорит Куинн, посредник.

— А… Здравствуйте, мистер Куинн.

— Я не знаю, что вы обо мне думаете, господин президент. Теперь это не так уж важно. Я не сумел вернуть вам сына. Но мне удалось разгадать тайну. Найти убийц. Прошу вас, сэр, не вешайте трубку. Выслушайте меня до конца. Времени у меня мало.

Завтра, в пять утра, возле поста секретной службы у входа в Белый дом на Александр-Гамильтон-плейс остановится мотоциклист. Он передаст пакет — плоскую картонную коробку. В ней будет лежать рукопись. Предназначенная исключительно для вас. Этот экземпляр — единственный. Прошу вас распорядиться, чтобы коробку доставили лично вам в руки немедленно. По прочтении вы вправе принять те меры, какие сочтете нужными. Доверьтесь мне, господин президент. В самый последний раз. Спокойной ночи, сэр.

В трубке послышались частые гудки. Джон Кормак помедлил в растерянности, не сводя глаз с аппарата. Потом потянулся к другому телефону и отдал дежурному офицеру секретной службы соответствующие распоряжения.

Куинн терялся в догадках. Ему сказали «на прежнем месте». Как же узнать, где именно? Расписаться в неведении было нельзя: это означало бы немедленный провал. Встреча висела на волоске. Сверившись с адресом, который дала ему Саманта, в полночь Куинн приехал в Джорджтаун. Оставил громоздкую «хонду» в конце улицы и затаился в тени между домами, в двадцати ярдах наискосок от особняка на западной оконечности N-стрит.

Изысканное здание из красного кирпича в пять этажей. Тихая улица ведет к кампусу Джорджтаунского университета. Куинн прикинул, что особняк обошелся владельцу не менее чем в два миллиона долларов.

За домом располагался гараж с дверями, управляемыми электроникой. В доме на трех этажах горел свет. Сразу после двенадцати свет на пятом, служебном, этаже погас. К часу ночи свет остался гореть лишь в нескольких окнах на цокольном этаже. Кто-то продолжал бодрствовать.

В 1.30 окна наверху погасли. Еще через десять минут между дверьми гаража засветилась желтая полоска: кто-то садился в машину. Затем свет исчез, и в полумраке двери начали подниматься. Выехал длинный черный «кадиллак» и свернул на улицу. Двери медленно опустились. Машина направилась в сторону, противоположную от университета. Куинн увидел, что с водителем никого нет и правит он очень осторожно. Куинн незаметно пробрался к своей «хонде» и сел за руль, завел мотор и устремился вслед за лимузином.

Лимузин свернул на Висконсин-авеню. Деловая сердцевина Джорджтауна с барами, бистро и открытыми допоздна магазинами, где обычно все кипит, в этот час декабрьской ночи пустовала. Куинн, насколько было возможно, приблизился к «кадиллаку». Задние огоньки лимузина мигнули с поворота на М-стрит, а затем машина свернула направо, к Пенсильвания-авеню. Не отставая от лимузина, Куинн проехал по Вашингтонскому кольцу и выбрался на 23-ю улицу. Проехав по авеню Конституции, «кадиллак» остановился у обочины под деревьями, как раз за проездом Генри Бэкона.

Куинн съехал с проезжей части и, загнав машину в кусты, заглушил мотор. Он увидел, как огоньки «кадиллака» погасли и водитель выбрался наружу. Мимо, в напрасных поисках пассажира, скользнуло пустое такси. Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, человек двинулся вперед. С тротуара перешагнув через заграждение, он перебрался на газон Западного потомакского парка и зашагал напрямик в сторону Пруда размышлений.

Вдали от уличных фонарей тьма поглотила фигуру в черном пальто и такого же цвета шляпе. Справа от Куинна находился Мемориал Линкольна. Его прожекторы заливали ярким светом оконечность 23-й улицы, но в парке между деревьями было темно. Куинн, на расстоянии пятидесяти ярдов, крался за фигурой в черном.

Человек обогнул с запада угол Вьетнамского мемориала и срезал угол, направляясь к возвышенности, густо засаженной деревьями, между озером Парка конституции и Прудом размышлений.

В отдалении мерцали огни бивуака ветеранов, несущих стражу в честь павших в бою на той горестной, теперь уже далекой войне. Это были единственные признаки жизни в парке в столь поздний час. Тот, кого преследовал Куинн, выбрал путь наискосок, чтобы случайно не оказаться поблизости.

Мемориал представляет собой длинную стену из черного мрамора, достающую до лодыжек по углам и уходящую вглубь на семь футов посередине. Она пересекает аллею наподобие неглубокого зигзага. Куинн перешагнул стену и пригнулся к земле, так как идущий впереди обернулся, заслышав шорох гравия. Куинн увидел, как он оглядел лужайку и аллею, прежде чем двинуться дальше.

Бледная, чахлая луна вышла из-за облаков. Она осветила мраморную стену, испещренную именами пятидесяти восьми тысяч, погибших во Вьетнаме. Задержавшись на мгновение, чтобы поцеловать ледяной мрамор, Куинн продолжил преследование и прошел через лужайку к купе дубов, где стояли бронзовые статуи ветеранов войны высотою в человеческий рост.

Человек в черном костюме снова обернулся, заслышав шорох. Ничего подозрительного. Далеко позади светился Мемориал Линкольна. Луна выхватывала из темноты облетевшие неподвижные дубы и заливала сиянием четырех бронзовых солдат.

Человек в черном навряд ли знал, что их должно быть всего трое. Когда он пошел дальше, четвертый отделился от группы и последовал за ним.

Наконец-то они добрались до «прежнего места». На пригорке между озером и Прудом размышлений, окруженный редкими деревцами, находился общественный туалет. У входа горела единственная лампочка. Человек в черном остановился и стал ждать. Помедлив с минуту, Куинн появился из-за деревьев. Человек взглянул на него и замер. Если он и побледнел, в темноте этого не было видно. Но руки у него затряслись. Они посмотрели друг на друга. Человек, стоявший перед Куинном, лихорадочно пытался подавит ь охвативший его ужас.