Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 8



Мои дальнейшие персональные встречи с А.Н. Колмогоровым почти всегда были связаны с представлением моих работ в Доклады АН СССР. Запомнился следующий случай. Я получил представлявшиеся мне интересными результаты по некоторым довольно экзотическим системам вычислимых действительных чисел. Как обычно в таких случаях, Марков позвонил Колмогорову, и тот попросил принести ему работу для представления. А.Н. встретил меня у дверей своей квартиры в одном из крыльев главного здания МГУ, нашёл уголок на заваленном бумагами огромном письменном столе, просмотрел рукопись, написал своё представление и попросил оставить ему копию статьи. Я поблагодарил А.Н., протянул ему копию манускрипта и собрался уходить. Но А.Н. остановил меня и сделал несколько (к большой моей радости вполне положительных) замечаний о моей работе. Замечания эти не были простой любезностью, из них я с изумлением убедился, что А.Н. знал содержание моих предыдущих работ и вполне ясно представлял характер полученных мною результатов. Надо сказать, что большинство моих коллег, целиком посвятивших себя математической логике, не имели никакого представления о тематике, над которой я тогда работал.

Универсальный характер колмогоровского таланта, его способность видеть буквально всю математику (и не только её) сразу, целиком поразительны. Ещё в студенческие мои годы я слышал граничащие с легендами рассказы о лёгкости, с которой Колмогоров читает математические работы. Однажды один профессор-механик рассказал мне, как на защите его друга на доске появилась многоэтажная формула, представлявшая какую-то вероятность. Сложные вычисления по этой формуле диссертант не производил (компьютеров тогда не было), так что вероятность эта оставалась своего рода вещью в себе. Однако он услышал негромкую реплику Колмогорова, без особой настойчивости сказавшего, что обсуждаемая вероятность, скорее всего, равна 1/3 (или что-нибудь в этом роде). Замечание поразило диссертанта и он, вернувшись домой, приступил к вычислениям, занявшим значительное время и подтвердившим прогноз Колмогорова. Я помню так же, как была изумлена моя жена, вернувшись с семинара по турбулентности. Доклад академика Миллионщикова привлёк многих слушателей, пришёл и Колмогоров. Хорошо известно, что А.Н. выполнил выдаюшиеся исследования по турбулентности и даже создал свою школу в этом направлении. Однако в 70-е годы турбулентность вряд ли была в центре его интересов. Тем не менее, из нескольких сделанных им по ходу доклада замечаний было ясно, что он понимает происходящее быстрее, яснее и глубже присутствовавших, среди которых были первоклассные эксперты по данной проблеме.

Приведу и одну забавную фольклорную историю. Однажды в какой-то математической компании зашёл разговор о формализации «женской логики». Колмогоров немедленно предложил следующий принцип: «Если В следует из А,  и В приятно, то А – истинно».

Публичные лекции А.Н.Колмогорова всегда выливались в большие события. В 60-е годы А.Н. прочёл несколько лекций по теории автоматов. В большой аудитории первого этажа обычно не хватало мест и многие слушатели располагались в фойе, куда лекция транслировалась по внутреннему радио. В те годы ещё были не забыты дискуссии вокруг кибернетики, которую записные марксистские философы всё-таки успели окрестить «буржуазной лженаукой». Возможно, это было одним из последних рецидивов марксистского энтузиазма, о котором я уже говорил. Демагогия является обычной и широко распространённой болезнью общественного сознания, однако в тоталитарном обществе порок этот приобретает особо злокачественный характер. Думается, было бы крайне полезно перевести на многие языки стенографический отчёт о дискуссии по биологии в 1948 году в ВАСХНИЛ ( Всесоюзная Академия Сельскохозяйственных Наук имени Ленина – Ленин, конечно, же был также и великим новатором сельского хозяйства!). Война, развязанная с благословения вождя всех народов против буржуазной теории «вейсманизма-морганизма-менделизма» (то есть против научной генетики) шарлатаном Лысенко и его подручными, завершилась разгромом советской биологической науки. Как всякая война, эта война собрала свои жертвы, жертвы в буквальном смысле слова... Некоторых героев этой войны, вроде пресловутого академика Митина, можно было видеть и на других полях сражений, видимо дарования их были универсальны. С их помощью на химической дискуссии была разоблачена буржуазная квантовая теория молекулы, кажется, водорода, зловредно, в ущерб передовой отечественной концепции Бутлерова-Марковникова, развитая капиталистическим мракобесом Полингом (если я не ошибаюсь, почти в то же самое время или несколько позже тот же учёный при немного другом прочтении его фамилии – Паулинг – фигурировал в советской пропаганде, как прогрессивный деятель, друг СССР, борец за мир и т.д.)

На одной из своих лекций А.Н. рассказывал о кругосветном плавании, совершенном им на научно-исследовательском судне Академии Наук. Среди экипажа возник спор по поводу какой-то научно-популярной передачи, принятой по радио. Мнения разделились. Спор улёгся лишь, когда в следующей передаче выступил с разъяснениями академик Х.

– Но ведь и я говорил им то же самое – изумлялся Колмогоров, – Да куда там... Свой академик, здесь, на борту вроде бы и не академик. Вот чужой, по радио – это другое дело...

Нет пророков в своём отечестве...



Многообразные интересы Колмогорова включали и проблемы преподавания. Здесь можно упомянуть созданную в Москве при активном его участии школу-интернат для математически одарённых детей, реформу преподавания математики в средней школе и многое другое. В 1972 году Колмогоров впервые прочёл обязательный курс по математической логике для студентов-математиков МГУ. О необычной атмосфере и событиях, окружавших этот курс, я уже писал в [5]. Думаю, что математическая логика обязана А.Н. и сохранением своего научного центра в Московском Университете. Когда в 1979 году скончался А.А. Марков, возникла реальная угроза поглощения кафедры математической логики уже упоминавшейся выше школой «дискретной математики», к тому времени достигшей значительного административного влияния. По-видимому так бы и случилось, если бы не вмешательство Колмогорова. Несмотря на уже расстроенное здоровье, он возглавил кафедру, и с тех пор в течение ряда лет его можно было видеть во главе исследовательского семинара, связанного с именами П.С. Новикова, А.А. Маркова, С.А. Яновской. В последние годы было видно, как тяжело ему даётся само присутствие на семинаре, и всё же он почти неизменно занимал своё место в первом ряду[xx]... Спасибо ему.

6. В начале 60-х годов Колмогоров приступил к разработке новой концепции теории информации и теории вероятностей на основе введённого им понятия алгоритмической сложности конструктивного объекта. Неожиданность и смелость этого начинания мало, с чем можно сравнить. Известно, что теория вероятностей ещё в начале нынешнего столетия сохраняла мистический налет, и попытки поставить её на прочный математический фундамент, не были вполне успешными. Теория эта ещё ждала своего Вейерштрасса. Именно Колмогорову в начале тридцатых годов удалось создать общепринятую сегодня строгую аксиоматику теории вероятностей, сводящую последнюю к теории меры. Таким образом, Колмогорова с полным основанием можно считать одним из отцов математической науки о вероятности. И вот на фоне огромных достижений, безопасности и комфорта, достигнутого в теории вероятностей, сам её творец возвращается снова к самому началу, к загадке случайного и предлагает совершенно новый подход ко всей этой проблеме. Отсылая читателя за математическими подробностями к великолепному изложению В.А. Успенского, я хочу добавить, что примерно в те же годы вопросами сложности алгоритмов заинтересовался и А.А. Марков.

[5]

Кушнер Б.А. Марков и Бишоп. Вопросы Истории Естествознания и Техники, 1, 70–81, 1992.

[20]

Запомнился доклад Н.А. Шанина о кванторах предельной осуществимости. Доклады Николая Александровича всегда являлись событиями. Они покоряли как значительностью расматриваемых проблем, так и темпераментом и человеческим обаянием докладчика, его бескомпромиссным "правдоискательством" в математике. Я, как правило, не разделял философских установок Н.А. и часто вступал с ним в дискуссии, порой довольно горячие. Не отставали от меня и некоторые другие участники наших семинаров. Должен заметить, что Н.А. явно любил эти баталии, в тех редких случаях, когда всё сходило тихо, он выглядел заметно разочарованным. Упомянутый доклад вызывал у меня особый интерес, поскольку я интересовался системами вычислимых действительных чисел, основанными как раз на такого рода квантификациях. Эти мои интересы неоднократно и нелицеприятно осуждались Н.А. Соответственно я предвкушал своего рода возмездие. Дискуссии, однако, не получилось. Колмогоров, сидевший в первом ряду, выглядел настолько нездоровым, что ни о чём другом и думать было нельзя. Николай Александрович быстро прочёл свой доклад, его печаль и тревога были очевидны. И всё же Колмогоров нашёл силы приподняться и поблагодарить Н.А. в конце семинара. Думаю, что это был последний раз, когда я слышал Колмогорова.