Время легенд

Колби покачал головой:

— Когда вы с Кейт были маленькими, я проводил в отъезде еще больше времени, но ваша мать никогда не выказывала такого неудовольствия, как ты.

— Это так, но мама не из тех людей, которые открыто проявляют свои чувства, — возразила Фрэн.

— Я ни на минуту не допускаю, что ваша мать была несчастлива со мной, — продолжал Колби. — Она держала себя в руках и вырастила тебя и твою сестру без особых затруднений. Скажи честно: чувствуешь ли ты, что Джим тобой пренебрегает? — допытывался Колби.

К столику вернулся официант с напитками, и Фрэнсис замолчала. После его ухода она посмотрела на отца и сказала:

— Я не виню Джима в происходящем. Я думаю, он и сам был бы рад чаще бывать дома. Мне кажется, ты мог бы помочь нам в этом — разумеется, если по-настоящему захочешь.

— Я уже говорил, что это работа твоего мужа, его обязанность, — негромко произнес Колби, пригубив мартини. — И если ты хочешь, чтобы он обеспечил тебе жизнь, к которой ты привыкла с детства, Джим должен работать на совесть. Он прекрасно справляется. Когда-нибудь он возглавит фирму.

— Какая чудесная перспектива, — с насмешкой в голосе отозвалась Фрэн. — Ты знаешь, папа, иногда мне кажется, что я смогла бы получить от жизни куда больше, если бы влюбилась в докера или рассыльного.

— На следующей неделе я лечу в Париж, — сообщил Лайнд как-то вечером, когда они с женой одевались к обеду, который давал один из его сотрудников.

Фрэнсис опустила руки.

— Но ведь ты только вчера вернулся домой, — заспорила она.

Лайнд нахмурился:

— Да, я помню, но тут уж ничего не поделаешь.

— Что же это такое! — гневно воскликнула Фрэнсис, хлопнув расческой по туалетному столику. — В последнее время ты совсем не бываешь дома!

— Ты же знаешь, я был бы рад проводить с тобой больше времени, если бы мог, — сказал Лайнд. — Господи, Фрэн, уж кто-кто, а ты должна бы понимать…

— Ты говоришь как мой отец, — отрезала она. — Знаешь, Джим, порой у меня создается впечатление, что ты рад любой поездке — лишь бы оказаться подальше от меня!

— Ты прекрасно понимаешь, что это не так, — негромко произнес Лайнд.

— Разумом я понимаю тебя, но чувствую себя соломенной вдовой, — сказала Фрэнсис.

— Пожалуй, будет лучше отказаться от приглашения, — ответил Лайнд, помолчав. — Нам стоит побыть сегодня вечером вдвоем и все обговорить.

Фрэнсис кивнула.

— Сейчас я не в том настроении, чтобы ехать к Шерманам, — согласилась она.

— Ладно. Я позвоню им. — Лайнд подошел к телефону, набрал номер и заговорил, объясняя, что у Фрэн из-за перемены погоды разболелась голова, что они не приедут, но уж в следующий раз — обязательно.

Лайнд положил трубку и вновь повернулся к ней.

— Что тебя беспокоит? Ты сама не своя с той минуты, когда я вернулся домой. В аэропорту мне показалось, тебя что-то гнетет…

— Тому было несколько причин. — Она вздохнула. — Во-первых, ты слишком часто уезжаешь, а моего папу это совсем не тревожит… — Фрэнсис запнулась и добавила:

— Пока ты был за границей, я ходила к доктору Эллерману.

Лайнд повернулся к жене, вытаращив глаза.

— К гинекологу? — спросил он. — Но зачем? Неужели у тебя что-то…

— Нет, все в порядке, — торопливо отозвалась Фрэнсис. — Я ездила к нему узнать, почему я до сих пор не забеременела.

— Ну и?..

— Он сказал, что я совершенно здорова. По его словам, ничто не мешает мне при желании завести хоть дюжину ребятишек, но лишь если мой муж будет проводить со мной достаточно времени, чтобы это осуществить. — Фрэнсис пересекла комнату, подошла к Лайнду и положила руки ему на плечи. — Джим, я хочу ребенка, — еле слышно промолвила она, заглядывая в его темные зеленые глаза. — Все мои подруги уже завели детей либо готовятся родить. Я хочу ребенка — твоего ребенка. Мне так одиноко, пока ты в отъезде! Будь у меня маленький, мне было бы легче переносить разлуку с тобой.

Лайнд молча смотрел на жену. Может быть, она права. Может быть, так и следует поступить.

— Что ж, — произнес он, и улыбка тронула его губы. — Вряд ли тебе удастся заполучить ребенка, околачиваясь по кабинетам врачей, — добавил он и принялся неторопливо расстегивать ее блузку.

— Джим! Что ты делаешь? — На лице Фрэнсис появилось ошеломленное выражение.

Лайнд улыбнулся.

— А как ты думаешь? — спросил он и, опустившись на край постели, протянул руки за спину Фрэнсис, расстегнул крючки ее лифчика и снял его. — Если ты хочешь ребенка, нам обоим придется немножко постараться, — добавил он, сжимая ее груди в своих ладонях. Потом хищно впился в ее сосок губами, и Фрэнсис невольно вздрогнула.

Его руки скользнули ниже, расстегивая «молнию» на юбке и стягивая ее с бедер. Юбка упала на пол, и тут же за ней последовали комбинация, пояс и чулки. Лайнд уложил Фрэнсис рядом с собой на кровать и прижал к себе, поглаживая ее грудь, бедра, забираясь пальцами между ног, лаская и возбуждая ее…

Внезапно его ласки прекратились. Фрэнсис открыла глаза, посмотрела вверх и увидела, что он раздевается.

Вернувшись к жене, он распластался на ней всем телом, сводя ее с ума прикосновениями своих рук и губ. Потом он отпрянул и сдвинулся ниже, пока его голова не оказалась точно над треугольником ее золотистых волос.

Лайнд осторожно раздвинул ноги Фрэнсис, зарылся лицом в ее бедра, и она неистово задвигалась. Лайнд схватил Фрэнсис за ягодицы и прижался лицом к ее плоти, доводя ее до острого оргазма языком. Затем вновь улегся на нее сверху и вошел в нее с яростной настойчивостью, изумившей Фрэнсис. Она застонала, извиваясь под ним, и он проник в глубь ее плоти несколькими яростными, резкими рывками. Наконец тело Лайнда содрогнулось, и он уткнулся лицом в шею Фрэнсис.

— Фрэн… Моя милая Фрэн… — бормотал он задыхаясь.

Фрэнсис гладила его по волосам, глядя в потолок.

Джим был очень нежным, страстным и умелым любовником. Он всегда говорил нужные слова и совершал правильные поступки. Многие ее подруги считали Джима идеальным мужем. Однако…

По щекам Фрэнсис покатились слезы.

Фрэнсис поставила мольберт на заросшем травой холме с видом на залив Лонг-Айленд. Она уже давно не держала в руках кисть, и сейчас ее охватило непреодолимое желание сбросить тяжелый груз накопившихся чувств при помощи живописи. Она вгляделась в спокойные мерцающие воды залива, намечая черты будущего морского пейзажа. Спокойные… невозмутимые… безмятежные. Как все это не похоже на клубок противоречивых чувств, которые захлестывали ее, будто приливной волной!

Фрэнсис взяла кисть и задумчиво посмотрела на холст. В конце концов она начала рисовать, всецело сосредоточившись на работе и отдавая ей всю себя в надежде освободиться от переполнявших ее ярости и разочарования, выплеснув их на полотно, как это нередко бывает у художников-мужчин.

Фрэнсис не могла точно сказать, когда она впервые почувствовала себя разочарованной и несчастной; она помнила лишь, что однажды утром проснулась с мыслью о том, что Джим отнюдь не жертва своей профессии, что он пользуется своим положением для того, чтобы по возможности чаще бывать вдали от жены. Она начала подозревать, что Джим вовсе не любит ее, что после свадьбы он быстро охладел к ней. Наконец ей стало невмоготу таить подозрения в себе, и она попыталась поделиться ими с Кэтрин, которая сочла ее опасения пустыми и неразумными и посоветовала обратиться к психоаналитику. Поначалу Фрэнсис встретила слова Кэтрин в штыки — ей не нужен врач, она не сумасшедшая! Просто она чувствует себя несчастной оттого, что ее муж большую часть времени проводит в отъезде, и оттого, что она никак не может забеременеть.

Сидя перед мольбертом и размышляя о своей судьбе, Фрэнсис вдруг вспомнила, что Джим не только пропустил все годовщины их свадьбы — за четыре года их семейной жизни он лишь раз остался дома на Рождество. В дни своего рождения Фрэнсис получала восхитительные подарки — один раз из Парижа, дважды из Рима и, наконец, из Лондона. Ни романтического ужина при свечах, ни полной интимного очарования ночи любви — одни телефонные звонки откуда-нибудь из гостиничного номера или аэропорта.