Коготь миротворца

– Но, сьер, это же очень ценная вещь.

– Она бесценна и потому ничего не стоит. Мы с тобой разумные люди. – Вопреки этим словам в голосе его звучал страх. – Но чернь считает сей камень священным и верит, что он может творить чудеса. Если бы я завладел им, они сочли бы меня святотатцем и врагом Теологуменона. А наши хозяева – предателем. Ты должен сказать мне…

Как раз в это время к столу подбежал человек, которого я раньше не встречал. Вид его говорил о том, что он принес важные новости. Водалус поднялся и отошел с ним в сторону. Я мысленно уподобил его красавцу наставнику, беседующему с учеником, ибо он был, по крайней мере, на голову выше гонца.

Ожидая его скорого возвращения, я продолжал свою трапезу. Но после продолжительного разговора Водалус куда-то удалился вместе с новоприбывшим, затерявшись среди толстых стволов деревьев. Один за другим вставали из-за стола и все остальные, пока не остались лишь прекрасная Tea, Иона, я и еще один человек.

– Ты собираешься присоединиться к нам, – проворковала Tea, – но пока ничего о нас не знаешь. Тебе нужны деньги?

Я заколебался, но тут в разговор вступил Иона:

– Это как раз то, шатлена, чему человек всегда рад, как неудаче старшего брата.

– Отныне мы будем откладывать причитающуюся вам долю. Когда вернетесь, вы ее получите. А пока для каждого из вас приготовлен кошелек, чтобы вы могли побыстрее добраться до места.

– Значит, мы уезжаем? – спросил я.

– Разве вам об этом не сказали? Водалус даст вам указания за ужином.

Я не думал, что в скором времени снова окажусь за столом, и, наверное, об этом красноречиво свидетельствовало мое лицо.

– Ночью, когда взойдет луна, будет ужин, – сказала Tea. – Кто-нибудь зайдет за вами. – Потом она пропела:

С утра поел – и жизнь светлее, К полудню снова – полон сил, Под вечер – складно говорил, А на ночь – вовсе стал мудрее…

– А теперь мой слуга Гуниальд отведет вас туда, где вы сможете отдохнуть с дороги.

Человек, который до сих пор не произнес ни слова, встал и бросил:

– Идите за мной. Я попросил Tea:

– Я хотел бы поговорить с тобой, шатлена, когда у нас будет больше времени. Мне кое-что известно о твоей подруге.

Она поняла, что я не зря бросаюсь словами, – это было видно по ее лицу. Потом Гуниальд повел нас через лес и, пройдя около лиги, остановился на берегу ручья, поросшем мягкой травой.

– Ждите здесь, – сказал он. – Вздремните, если сможете. Никто сюда не придет до темноты.

– А если бы нам пришло в голову сбежать? – спросил я.

– Лес полон теми, кому известно решение нашего господина, – ответил он и, резко повернувшись, ушел.

Потом я в тех же словах, что уже приводил здесь, рассказал Ионе о виденном мною у разрытой могилы.

– Я понимаю, – заметил он, – почему ты желаешь присоединиться к людям этого Водалуса. Но ты должен отдавать себе отчет в том, что я друг тебе, а не ему. Единственное, чего хочу я, это найти женщину, которую ты зовешь Иолентой. Ты же хочешь служить Водалусу, попасть в Траке, начать новую жизнь в изгнании, искупить вину за проступок, которым, по твоим словам, запятнал честь гильдии, – хотя, признаюсь, я не понимаю, каким образом можно запятнать то, чего не существует, – найти женщину по имени Доркас, заключить мир с женщиной по имени Агия и, наконец, вернуть известный нам обоим предмет женщинам, которых зовут Пелеринами…

К концу столь внушительного перечня он улыбался, а я хохотал взахлеб.

– И хотя ты напоминаешь мне сокола, которого держал один старик, – эта птица двадцать лет сидела на насесте, а потом решила лететь сразу во все стороны, – надеюсь, тебе удастся добиться всего, чего ты хочешь. Но, хотелось бы верить, ты понимаешь, что может случиться и так – необязательно, но вполне возможно, – что одно-два из этих желаний встанут на пути четырех-пяти оставшихся.

– Сказанное тобою совершенно справедливо, – согласился я. – Я жажду всего сразу и, хотя ты можешь мне не верить, отдаю все силы и внимание тому, что может благоприятствовать осуществлению всех своих желаний без исключения. Тем не менее должен признать, все идет не так, как хотелось бы. Посмотрим, к чему меня привели столь разносторонние потребности: да, я, как бездомный странник, сижу здесь, в тени этого дерева. Но ты, упорно преследующий одну-единственную цель… Где ты теперь?

В подобных разговорах мы скоротали время до позднего вечера. Над головой у меня щебетали птицы, и было очень кстати иметь такого друга, как Иона, – верного, рассудительного, тактичного, исполненного мудрости, юмора и жизненного опыта. В то время я еще не знал истории его жизни, но чувствовал, что он не говорит и полслова правды о своем прошлом. Не осмеливаясь задавать прямых вопросов, я так или иначе все время стремился вытянуть из него это прошлое. Например, я узнал (или скорее думал, что узнал), что его отец был ремесленником. Иона жил с обоими родителями и получил, как он выразился, обычное воспитание, хотя именно такое воспитание правильнее было бы назвать совсем необычным. Они жили в приморском городе на юге, но, посетив его в последний раз. Иона обнаружил множество перемен и не пожелал остаться на прежнем месте.

Впервые столкнувшись с ним у Стены, я подумал, что, судя по внешности, он лет на десять старше меня. Из того, что он говорил теперь (и в меньшей степени – из наших предыдущих разговоров), я заключил, что он еще старше. По-видимому, он прочел немало летописей и много знал о прошлом, а я, несмотря на старания мастера Палаэмона и Теклы развить мой разум, все еще был настолько наивен и необразован, что не мог представить себе, чтобы человек, не доживший еще и до середины жизни, обладал такими познаниями. К людям он относился слегка цинично, и это тоже говорило в пользу версии, что ему немало пришлось повидать на своем веку.

Мы все еще беседовали, когда между деревьями мой взгляд уловил изящную фигуру шатлены Tea. Я толкнул Иону, и мы молча стали наблюдать за ней. Она приближалась, не видя нас, и потому двигалась, как ходят люди, когда просто придерживаются определенного направления – не глядя ни под ноги, ни по сторонам. Иногда солнечный свет падал на ее лицо, столь напоминавшее в профиль лицо Теклы, что у меня разрывалось сердце. И походка ее была походкой Теклы: гордая поступь совершенного творения природы, которому не место в клетке.

– Она, несомненно, из старинного рода, – шепнул я Ионе. – Взгляни! Похожа на дриаду. Так могла бы ступать ива.

– Эти старинные семейства – самые что ни на есть новые, – ответил он.

– В древности их и в помине не было.

Не думаю, что она могла разобрать его слова – наверное, просто услыхала голос и взглянула на нас. Я помахал ей рукой, она пошла быстрее, не переходя на бег, но приближаясь очень быстро благодаря своему размашистому oaay. Мы встали и снова сели, дождавшись, когда она расположится на своей шали лицом к ручью.

– Ты говорил, что хочешь рассказать мне о сестре? – из-за воркующего голоска она точно становилась ниже ростом, а сидя, была не выше, чем я или Иона.

– Я был с ней до последнего, – сказал я. – Она говорила, они постараются заставить вас убедить Водалуса сдаться, чтобы спасти ее. Вы знали, что ее посадили в темницу?

– Ты служил ей? – Tea окинула меня оценивающим взглядом. – Да, я слышала, что ее отвезли в это страшное место в подземельях Нессуса, где, как понимаю, она вскоре умерла.

Я вспомнил о тех минутах перед камерой Теклы, пока из-под ее двери не показалась пурпурная струя крови, но кивнул.

– Ты знаешь, как ее арестовали? Текла рассказала мне все в подробностях, и я передал ре слова, ничего не опустив.

– Понятно, – пробормотала Tea и с минуту молчала, вперив немигающий взор в бегущую воду. – Конечно, я тоже скучала по придворной жизни. И вот теперь, когда я слышу обо всех этих людях и как они завернули мою сестру в гобелен – именно в гобелен, – я понимаю, почему оставила эту жизнь.

– Она тоже скучала по ней, – сказал я. – Во всяком случае, она часто о ней вспоминала. Но слышал от нее, что, если ее когда-нибудь выпустят на свободу, она не вернется. Она все твердила о загородном доме, от названия которого пошел ее титул, и представляла, как обставит его заново, станет давать обеды для знатных соседей и охотиться…