Страница 13 из 57
– Смирна-а-а! – рявкнул заметивший высокое начальство егерь, заставив в очередной раз поморщиться.
Зачем изображать показное рвение, если исполняешь приказы командира батальона только тогда, когда они не расходятся с неведомым, но изложенным на бумаге предписанием? Заглянуть бы в него хоть одним глазком… Нет, лишь виновато разводят руками, но при случае обязательно цитируют краткие выдержки. И что же в двух третях, что ещё не услышано?
"Какое трогательное единение с народом", – с небольшой завистью подумал Александр, приветливо улыбаясь. – "Вполне себе гармония, предмет мечтаний господина Руссо".
– Ваше Высочество, тут… – смутившийся Тучков не договорил.
– Полно вам, Александр Андреевич, лучше к столу пригласите.
Пригласили, подвинулись, втайне гордясь, что не погнушался. Да что втайне, на лицах написано – запомним и детям передадим! И тут же сунули в руку глиняную кружку, которую сиятельный прапорщик опрокинул единым духом. И застыл, тщетно силясь вздохнуть.
– Это что, из рыбьей чешуи делают? – спросил хрипло, и сам удивился внезапно севшему голосу.
– Чудной народец эти чухонцы, – откликнулся сидевший рядом егерь и заботливо подвинул деревянное блюдо. – Закусите, Ваше Высочество.
Александр не отвечал, чувствуя мерзкий вкус во рту, зажёгшийся огонь в желудке, и невиданное умиление в душе. Ощутил себя плотью от плоти земли русской, частичкой соли её, и… и… и псом поганым, предавшим и продавшим родного отца. Забылись и мама-немка, бабушка-немка, ещё одна бабушка – тоже немка, дедушка… вот тут лучше считать наполовину немцем, не то ведь и досчитаться можно! И осталась навеянная дрянной чухонской водкой обыкновенная русская тоска… А может и не обыкновенная…
– Закусочки вот, – продолжал беспокоиться сосед. – Знатная закусочка!
Лукавил, усатый чёрт! В сравнении с ужином штрафников, стол унтеров выглядел неожиданно бедно – гороховая каша с салом, сухари, сало уже без каши, несколько крупных луковиц, пара дюжин печёных яиц в глубокой миске. Зато есть пузатый кувшин. Сменяли на харчи?
Заметив недоумение, егерь скользнул взглядом по отгораживающей угол занавеске, за которой угадывалось какое-то шевеление:
– Мальцы там голодные, Ваше Высочество. Вот мы и немного…
Пёстрая от заплат тряпка колыхнулась, открыв худую чумазую мордочку.
– Поди-ка сюда, – позвал Александр, нашаривая в кармане серебряную полтину. – Держи.
– Не понимают они по-нашему.
Но мальчуган лет шести оказался сообразительным – подбежал, выхватил монету, и тут же юркнул обратно под всеобщий одобрительный смех.
– Вот, а ты говорил – не поймёт.
– Чужое брать, тут сообразительности не надобно, – унтер вздохнул. – А медью лучше бы было… отберут ведь.
– Кто?
– Управляющий ихний и отберёт.
– Да как он посмеет!?
– Недоимки, Ваше Высочество.
Александр стукнул кулаком по столу, хотел что-то сказать… и промолчал, потянувшись к кувшину.
Утром командир батальона проснуться не смог, поднялся только к обеду, мучимый головной болью, стыдом за беспомощное состояние, и провалами в памяти. Сунувшийся с помощью Василий был обруган нещадно с посулом драния батогами на ближайшем привале.
– Так уже, Ваше Высочество, привал.
Александр представил вопли, которые могли бы производиться денщиком при экзекуции, вздрогнул, и вяло отмахнулся:
– Батоги отменяю. Но всё равно поди прочь.
Обнаружившийся на тех же санях Тучков облизал сухие губы и посоветовал, осторожно выговаривая слова:
– Пётр Великий опохмеляться не запрещал.
– Точно ли так?
– Прямого указа не издавал, конечно. Грозен был государь, ничего не скажу, но ведь не зверь же какой?
– Вы определённо в этом уверены, Александр Андреевич?
– Поправление здоровья командира не может не послужить ко благу Отечества. Васька, чарки где, ирод?
И впрямь попустило. Прапорщик в скором времени смог оглядеться не опасаясь подступающей дурноты и не борясь с головокружением. Колонна только что остановилась, и штрафники уже толпились у кухонь, подставляя котелки походным кашеварам. В желудке громко квакнуло, и уловивший намёк Василий тут же выставил командирскую долю, до того заботливо укрываемую под лежащим в санях бараньим тулупом.
– Опять щи?
– С головизной, Ваше Высочество. Да оттаявшие кулебяки к ним.
– Прочь с глаз моих, аспид! А котелок оставь.
Покончивший со своими щами и уже уничтожающий перловую кашу Тучков скромно заметил:
– Ну не померанцами же нас угощать. А тут весьма дёшево и сытно – бережёт государь Павел Петрович штрафной батальон.
– Бережёт? – изумился Александр и опустил ложку. – А как назвать вот это вот… э-э-э… смертоубийство?
Бывший полковник пожал плечами:
– Закалкой?
– Объяснитесь.
– Ну… мне, во всяком случае, наше сегодняшнее положение напоминает изготовление клинка – бьют, мнут, бросают в воду…
– Но умершие по дороге? Но покончившие с собой? Да, я приказал сломать их шпаги и так бросить… но понять и принять не могу.
– Отжигают примеси, Ваше Высочество. Уходит окалина, остаётся булат. И мы, мнится, остриё того клинка.
– Вы так говорите, Александр Андреевич, будто одобряете… vous comprenez?
– Oui mais… Но отчего бы быть недовольну? Отечеству понадобилась моя жизнь? Что же, я готов отдать её там, где оно находит нужным.
– Помилуйте, полковник…
– Бывший полковник.
– Вот именно! Вас не заботит то, что вместо Отечества приказ исходит от безумного императора? Да, он мой отец, но ведь безумен же, согласитесь?
– Не более нас с вами, Ваше Высочество, – тонкие губы Тучкова чуть дрогнули в улыбке. – Ужели скорбный умом смог бы организовать то, чему мы свидетели сейчас? Нет, не наш батальон, хотя и его тоже.
– Не вижу причин вашего энтузиазма, Александр Андреевич. Не изволите просветить? И отчего, в таком случае, вы оказались здесь, среди осуждённых заговорщиков?
– Судьба, – усмехнулся штрафник. – По чести сказать, я и о заговоре не знал совершенно, а за оружие взялся лишь защищая старшего брата.
– Убит?
– Николай только ранен и оставлен до излечения в Петропавловской крепости. Но вернёмся к вопросу, Ваше Высочество. Единственно сначала постарайтесь ответить на мой… мог ли безумец так своевременно собрать врагов своих воедино, причём именно самых нужных врагов, вынудить их к выступлению в самый удобный для себя момент, и нанести решительный удар? И заметьте, наиболее жестоко пострадали лица живущие торговлей с Англией. Или указ о конфискации имущества просто так появился, действием воспалённого мозга? Нет, уверяю Вас, там миллионы, а они случайностям не поддаются. И не удивлюсь, если окажется, что планы императора далеко превосходят моё скромное воображение.
– Вы думаете, Александр Андреевич…
– Несомненно! Единственным выстрелом государь Павел Петрович убивает даже не двух, а кабы не меньше десятка зайцев. Некоторое поправление финансов за счёт реквизиций, это раз. Вторым можно считать уничтожение всяческой оппозиции – любой голос против будет подавлен жесточайше, не вызывая при этом удивления. А какой щелчок по носу надменным англичанам? А и не щелчок – бомба, брошенная в крюйт-камеру каждого корабля, британского, разумеется. Сколь долго продержится их флот без поставок русского леса, мачт, пеньки, железа, воску? То-то и оно! А милейший граф Пален, по слухам ведающий контрабандой в нарушение блокады, убит…
– Случайность.
– Да? Случайность, подкрепленная пулями и штыками гвардейцев полковника Бенкендорфа? Согласен, тогда ещё прапорщика… Но не намекает ли неожиданный взлёт сего юноши о действиях, заранее с императором оговоренных, и выполненных с чрезвычайной скрупулёзностью? Хорош же случай – именно в ночь, назначенную заговорщиками, в Михайловском замке ни с того ни с сего оказывается совершенно непредусмотренная рота Семёновского полка.
– И та повторная присяга вечером…