Страница 7 из 69
И все же братва не сдавалась, дралась лихо. Тут и там валялись уродливые трупы негуманоидов, воинов Системы. Бесшабашная Зангезея продержалась долго. Дальше самого Синдиката, от которого давно уж и след простыл. Но всему приходит конец… Нет! Так нельзя! Иван собрался, уставился на серебристый шар, из которого перли ордой трехглазые, представил его сгустком мерзости и грязи, сдавленной, сжатой с чудовищной силой, спрессованной в этот сферический объем… надо только высвободить его, лишить оков, обессилить «силу»… вот так! Шар разорвало, будто в его внутренностях было заложено с десяток термоядерных бомб. Океан пламени залил обзорные экраны, выжигая с поверхности Зангезеи всех подряд: и правых и виноватых, и героев и трусов, и монстров и людей.
Иван скривился. Слаб человек. Опять он не выдержал. А что толку?!
А толк был.
Голос Первозурга прозвучал из-за спины недовольно и хрипло:
— С чем пожаловали?!
Иван не обернулся. Он все понял: Сихан следил за ними, он был где-то неподалеку, подглядывал, подслушивал, боялся… да, именно боялся, он теперь всего боится — он! полубог! творец! — а этот дурацкий взрыв просто переполнил чашу его терпения. И все равно, прежде следует здороваться.
— С добром, Сихан, — сказал гость, — будь здрав!
Первозург не ответил. Он ждал.
— Я выполнил свое обещание, — все так же тихо выговорил Иван.
— Неправда!
— Я убил оборотня!
— Он здесь, в катакомбах!
В это время Олег вынырнул из потайного люка, ведущего в нижние ярусы. Да так и замер с раскрытым ртом, глядя на высокого сухопарого старика с темным, почти черным лицом и светлыми глазами.
— Вот он! — закричал Первозург.
— Да, это мой сын, — спокойно пояснил Иван, — он такой же человек как и я. Ты можешь убедиться в этом. Оборотень мертв!
— Ты сохранил свое детище… — как-то опустошенно и безвольно протянул Сихан Раджикрави, ему не надо было убеждаться в чем-то, он видел все насквозь, знал, что Иван не врет. Но ему было трудно смириться с неизбежным. — Ты сохранил свое детище… но ты хочешь, чтобы я убил свое?!
— Да! — твердо сказал Иван. — Ты дал слово!
— Слова — воздух, дым, они ничего не стоят. Ты был дорог мне, я все помню, ты спас меня тогда… другой не стал бы рисковать жизнью ради дряхлого старца, другой на твоем месте, Иван, даже не стал бы раздумывать, и меня бы давно не было на этом свете… — Сихан Раджикрави говорил очень медленно, будто каждое слово весило по тонне, он говорил с трудом, выдавливая из посиневших губ тусклые и сиплые звуки, — я должен быть благодарен тебе, и я благодарен… Но мне проще убить тебя, Иван. И этого… тоже. Гораздо проще!
Он не встал с кресла. Он лишь поднял голову и уставился на Ивана пронизывающим тяжким взором. От этого взора сердца смертных сразу же переставали биться, наступало удушье, жуткая смерть, это был взор самой костлявой. Но гость смотрел в его глаза… и не думал умирать, он даже не изменился в лице. И тоща Первозург собрал всю свою силу, способную сжечь целый мир, обратить в пепел тысячи восставших против него, он обладал этой сверхъестественной силой, которой никто не мог противостоять. И он должен был смести вставшего на его пути, осмелившегося указывать ему. Потоки испепеляющей, страшной, разрушительной энергии обрушились на незваного гостя.
Но Иван даже не шелохнулся. Ничто его не брало.
— Хватит, — сказал он примиряюще, — ты ведешь себя неучтиво!
Обессиленный, опустошенный, выдохшийся Первозург уронил голову на грудь. В Пристанище, на Полигоне, он еще потягался бы с этим наглым русским, там были неисчерпаемые колодцы свернутой энергии. Но здесь мочи больше не было.
— Ты многому обучился, пока мы не виделись, — прохрипел он еле слышно.
— Да! — Иван не стал спорить. Он больше не хотел ждать: — Мы зря теряем время. Ты сделаешь это, Сихан!
— Нет!
— Сделаешь! — Он ткнул пальцем в сторону сына. — Ты видишь его? Он стал человеком. И ты сейчас станешь!
— Олег!
— Я все понял, отец!
В руке у сына, стоявшего у серой стены, в пяти метрах за спиной Первозурга блеснуло лезвие сигма-скальпеля. Сын был в десантно-боевом скафе, увешанный с ног до головы оружием и боеприпасами, он основательно подготовился к вылазке, в отличие от своего отца, сидевшего все в той же серой рубахе с расстегнутым воротом, безоружного, открытого… Он подошел ближе, ухватил Первозурга за подбородок, сдавил его левой рукой и уже занес правую, намереваясь распороть затылок.
— Нет!!! — истерически заорал Сихан. — Не смей! Во мне нет червя! Я не оборотень и не вурдалак! Вы с ума посходили… я бог!!!
— Врешь! — выдавил Иван. — Никакой ты не бог! Ты самозванец! Ты ремесленник, возомнивший себя творцом! Ты думал создать новый, более совершенный мир, а создал преисподнюю — ты привел ад в земные миры! Ты и тебе подобные выродки! Я думал, ты все понял, надеялся, что ты исправишь ошибку, раскаешься! Нет! Ты цепляешься за свое поганое детище… Ты не творец! Ты убийца! Убийца всего живого! всего невыродившегося!
— Неправда! — завизжал Сихан Раджикрави. Он извивался в кресле и не мог вырваться из железной руки Олега.
— Правда! Это ты обрек на муки сотни тысяч подобных мне! — закричал тот. — Это ты лишил нас жизни среди людей и бросил в скопище червей и гадин! Ты!! Я убью его!!!
— Нет!
Иван перехватил руку сына. Если бы тот нанес смертный удар, все погибло бы безвозвратно… Первозург не смог бы выжить, он не успел бы переселиться в другое тело — Иван с Олегом заблокированы, никого рядом нет — это было бы концом.
— Поздно! Поздно, — хрипел Сихан, задыхаясь, — я ничего уже не смогу исправить. Пристанище сильнее меня! Понимаешь, оно давно уже вышло из-под контроля, это оно убьет меня! У нас ничего не получится!
— Не получится?!
— Да! Надо было раньше! — взмолился седой, высохший и еще недавно всемогущий старик. — Мы опоздали. И я уже не могу убить свое детище. Это оно убьет всех нас. Надо было раньше!
Иван смотрел прямо в глаза Первозурга. И он видел, что тот говорит правду. Значит, он готов. Значит, он созрел — и уже не откажется от своих слов. Значит, пришло время.
— Встань! — приказал он старику. — И ты иди ближе!
Олег подошел вплотную, стоял, обжигая Первозурга глазами, не убирая сигма-скальпеля. Иван схватил за руки — одного, другого, сдавил так, что лица исказились от боли, притянул к себе. Пора!
Серые стены и обзорники правительственных зангезейских катакомб вздрогнули, пропали в налетевшем отовсюду тумане. Пол ушел из-под ног. Закружило, завертело, затрясло, будто разверзся внезапно под ними проснувшийся вулкан. Обдало огненным жаром, а потом бросило в холод… и ударило каменными плитами в ступни.
Они стояли посреди сферической белой комнаты поперечником в пять метров, уставленной по стенам светящимися тускло панелями и рядами гибких подрагивающих труб. Слева, на низком сером столе-кубе высилось нечто многослойное, просвечивающееся, похожее на два галовизора, поставленных друг на друга. Дверей и окон вообще не было.
Олег недоуменно смотрел на отца.
Первозург трясся и часто моргал, вид у него был совершенно ошарашенный.
— Все! — выдавил из себя Иван. — Раньше некуда. Как и было заказано! — Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.
— Этого не может быть, — запричитал Сихан Раджикрави, — этого просто не может быть! Это наваждение! Пустите меня!
Иван выпустил его кисть. И Первозург тут же бросился к столу, ткнул пальцами в основание уродливой конструкции. И прямо в воздухе перед их глазами высветилось синим приятным светом: ноль-ноль часов одна минута 14 июля 3089 год.
— Проклятый, черный понедельник! — застонал старик и обхватил голову руками.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнес Олег. Он держал навскидку лучемет и парализатор, готовый к отпору.
Иван его успокоил.
— В этот день Полигон свернулся и превратился в Пристанище. В этот день он вышел из-под контроля земных выродков… и все началось! Мы перенеслись в самое начало этого черного понедельника, сынок. И мы должны успеть! Мы не дадим ему свернуться! Бунта вурдалаков не будет, понял!