Страница 3 из 3
А вороны говорят, говорят, разговаривают.
— Кун-кун-кун, — ворчат старики.
— Кыхы-ай, кыхы-ай! — смеются молодые.
А подруги молодым друзьям своим отвечают:
— Кых-кых-кых…
Только один большой ворон сидит на верху яранги, глаза закрыл, головой кивает, покачивается. Хвост то подожмёт, то расправит и поёт, поёт:
— Чьи это такие ма-а-а-аленькие ножки, чьи это ма-а-аленькие крылышки, чьи ма-а-а-аленькие глазки, головка ма-а-а-а-а-а-аленькая чья?
А хвост вверх-вниз, вверх-вниз.
Пустил пуночка-отец стрелу, попал ворону в хвост.
Охнул ворон, однако песенки не оборвал, поёт:
— Какие маленьки-и-и-ие ножки! Ох!
А маленький храбрец пускает стрелу за стрелой. Как ударит стрела — ворон только охнет и дальше песенку ведёт:
— Ох! Маленькие глазки… Ах! Чьи это маленькие крылышки… Ой, ой! Что-то вцепилось мне в бок! Головка ма-а-а-а-а-аленькая чья? Ох, ах, ай!
Открыл глаза и увидал пуночку.
— Я беру свою песенку! — сказал пуночка-отец, пустил последнюю стрелу и полетел домой.
Прилетел и говорит:
— Снимите с меня мои охотничьи доспехи. Хорошенько просушите мою меховую шапку и рукавицы — они взмокли от пота. Повесьте на почётное место мой тугой лук. Я отвоевал украденную песенку. Вот она вам — слушайте! — и запел.
Пуночки и по сей день эту песенку поют. Только когда тень чёрного ворона на гнездо упадёт — умолкают. И сынок тоже не плачет, молчит. Молчит, молчит, молчит, не плачет маленький сынок.
Вот и сохранилась, не пропала песенка, потому что молчит, не плачет маленький пуночка-сын.
Малыши, не плачьте, не надо плакать. А то ворон прилетит, песенку мамину подхватит и унесёт.