Лгунья

Тишина. Фисгармония. Хор:

Тишина. Фисгармония. Хор.

Тишина. Фисгармония…

Пробежала девочка. Покатился по грязной мостовой яркий мяч. Прошла старуха, толкая перед собою стул на полозьях. На его сиденье — кошелка. В кошелке — овощи. Полозья взвизгивали по оголившейся мостовой. Матрос. Солдат. Две школьницы, размахивающие портфелями… Но вот — впереди чьи-то ноги в красных чулках — большие… Лодыжка тонкая, походка подросточья, правая нога ступает чуток косолапо. На дороге — камешек, нога осторожно толкает камешек…

…Кира!

Сева закрыл глаза. И полетел вверх. Он мчался со скоростью света.

…Качнулась ветка, послышался смех; в его руках целлофановый мешочек с картофелем; пузырится сельтерская вода в стакане; лестница; стерня в том поле, что бежит от дома родительского к полотну железной дороги; взлет ручного фонарика…

Сева раскрыл глаза.

Ноги в красных чулках и стоптанных полуботинках отошли вперед всего на один шажок. (Ведь он летел со скоростью света!)

Девушка впереди была ростом пониже Киры и шире ее в плечах.

Воздух, который вокруг Земли, — тотчас же улетел на Венеру. Безвоздушное пространство вокруг планеты Венеры спустилось на Землю.

И Земля лишилась всех своих земных признаков: умерли деревья; перестал бежать дымок из трубы…

Всему недоставало воздуха… Муравьям и личинкам, которые муравьи положат весной; птицам, рыбам в Балтийском море (само собой разумеется, что им не хватило воздуха и в других морях. И во всех океанах). Даже медузам — и тем недостало воздуха. И они умерли.

По омертвевшей земле шагал человек, которого звали Севой Костыриком. Под его ногами были мертвые камни; по сторонам улицы — умершие дома. По правую руку — разрушенный, старый костел, С фрески глядела девочка, которую отчего-то прозвали мадонной. Мадонна держала на руках мальчика. Сашку?

«…Не вернешься, Кира. Я знаю… Я буду старшеть…

Стареть… У меня народятся дети… И внуки… И только изредка сердце мое сожмется былой, моей единствен-ной… слышишь?! — единственною любовью!

Кира!.. Услышь слова любви, о которой я почти ничего не знал. Кира! Увидь, как я, спотыкаясь, брожу по городу…

Не простишь. Не услышишь. Не возвратишься…»

Коридоры улиц переполнены ушатами дребезжащего света.

…Часы над мастерскою часовщика. Инвалид Отечественной войны сидит у двери своего дома. Он одет в короткую куртку и модную меховую шапку. В стеклах его пенсне ликует, сияет и блещет карусель времени: в них отражаются времена года.

1

Стихи С. Острового.