Страница 14 из 59
— И что, не объяснил? — удивился я, вспомнив лицо нашего «гигантского обезьяна». Очень убедительное, между прочим, лицо. Мощные надбровные дуги, низкий покатый лоб плавно переходящий наверху в редкую шерсть, ну просто вылитый Валуев. Ему даже объяснять ничего не надо, собеседник понимает всё сразу, и даже не головой, а спинным мозгом. Вернее той его частью, которая очень в древние времена была ответственна за страх перед всякими динозаврами. Неужели эта часть отсутствовала у нового начальника?
Оказывается, у Фролова отсутствовала. Серёга только печально качнул головой при констатации этого удивительного факта. А ещё больше удивился Кинг-Конг, когда его через неделю после этого разговора сослали на склад простым досмотруном, то есть инспектором по досмотру. Сначала он удивился, затем разозлился, а потом пнул по старым, ещё совковых времён стеллажам на складе временного хранения, ну и завалил к чертям половину склада. А пара коробок откуда-то сверху шлёпнулась на клетки с волнистыми попугайчиками. Их какой-то предприниматель из Китая припёр чуть ли не тысячу штук, но растаможить не успел, Кинг-Конг вмешался. Теперь они по всему складу по-китайски разговаривают, те, конечно, которые в живых остались, а этот предприниматель их три дня уже сачком вылавливает по одному.
— Вот, видишь, не повезло, — снова вздохнул Серёга, не уточнив, правда кого он имел в виду: нервного таможенника, попугайчиков или предпринимателя.
Но меня больше интересовал мой задержанный груз. Вроде, как он к счастью находился на другой половине склада, до которой Кинг-Конг на одной ноге допрыгать уже не мог. Но к несчастью, как мне сообщил Гоцман, а потом подтвердил Сарамин, моим двадцати прилетевшим из Китая коробкам присвоили нехороший статус: «недостоверное декларирование».
Вообще это стандартный инструмент, при помощи которого таможня ставит палки в колёса любому, кто ей не нравится. То есть, наоборот, кто очень сильно нравится, но взаимностью не отвечает. Для начала весь прибывший груз тщательно подсчитывается и фотографируется, а затем всё это также тщательно сопоставляется с тем, что написано в сопроводительных документах. Хорошо если, вы везёте «рощу пальмовую» — одну, а если у вас в грузе десятки наименований, ввозимых в количествах сотен и тысяч штук? А что-то не успели и не положили, зато кое-что наоборот запихнули в груз второпях и не вписали в счета. И всё — приплыли. Любое несоответствие трактуется не в пользу участника внешнеэкономической деятельности. Или, например, в сопроводительной бумаге записано полное название какого-нибудь микропроцессора, а на нём самом сокращённое, потому что он, зараза, маленький и полное наименование на одном квадратном сантиметре его поверхности не помещается. Вот как хотите, так и доказывайте, что он это он. А груз всё лежит, а время всё идёт. Хороший такой намёк на следующий раз.
Я даже смотреть подробно не стал, на чём нас подловили. Диагноз был ясен.
— Под себя будет грести, — сформулировал я, — вам хрен теперь, что достанется.
В глазах Сарамина промелькнула паника.
— Но, говорят, его к нам временно перевели, — с тайной надеждой в голосе сказал он, — на полгода. Он на своём старом месте, вроде накосячил.
— Ну, тогда тем более всё ясно. Будет защёчные мешки до самого отъезда набивать. В одиночку. Ладно, делать нечего, пойду его искать, — я поднялся с места.
— Набили б мы ему защёчный мешок, если б могли, — сказал мне напоследок Сарамин, прощаясь, и показал несколько раз, как именно и каким местом, он бы это сделал.
Выйдя от Серёги, я отправился на поиски нового начальника таможенного поста. В канцелярии местные девчонки сообщили мне, что Фролов на очередном досмотре и будет на своём месте примерно через полчаса. Я снова вышел в знакомый, до каждой трещины в штукатурке, коридор с облупленными стенами и призадумался над своими дальнейшими действиями. Таможенный пост жил вроде бы своей обычной жизнью, мимо то и дело пробегали знакомые брокеры и их незнакомые мне клиенты, тащившие с собой ворохи накладных и деклараций. Но какое-то беспокойство, висящее в воздухе, чувствовалось всё равно. Мимо прохромал Кинг-Конг и даже не поздоровался. Постепенно общая нервозность стала передаваться и мне.
И с чего это я так вдруг уверен в своих силах? На самом деле, ходим ведь по краю обрыва. Все эти лишние детальки не прописанные в накладной, это же так, ерунда, вершина айсберга. Осталось для полного счастья до контрабанды ещё опуститься, чтобы сразу в тюрьму на семь лет. Вдруг этот Фролов, скотина, — честный чиновник? Начнёт копать до самого дна и привет.
Так я себя растравил подобными мыслями, что мне даже физически плохо стало. Скрутило живот. Прямо как в старые добрые времена, когда я только начинал осваиваться в этом гадюшнике. Тогда помнится, живот мне начинало скручивать ещё в дороге, только на подъезде к аэропорту. Доходило до того, что едва получив пропуск на таможню, я бегом мчался в здешний туалет, вперёд всех кабинетов. Вон, эта спасительная дверь в конце коридора. И так это в привычку вошло в первое время, что я пока в кабинке сидел заодно с основным процессом, то деньги заново пересчитывал, то в кучки, простите за каламбур, их складывал: эту вот, на официальный платёж в кассу, а эту на неофициальный инспектору. Знали бы таможенники, чем я у них в сортире занимаюсь. Но как правильно сказал римский император Веспасиан: «деньги не пахнут». Жалоб на не те запахи не было.
Неужели сейчас снова придётся отступать в туалет, для перегруппировки сил? Я постарался вспомнить медитативную технику моего гуру Валеры (я к нему пять лет на йогу хожу и заодно духовно расту на его занятиях). В той технике главное — сосредоточение на точки чуть ниже пупка (как раз там, где у меня сейчас проблема) и внутренняя мантра — необходимое в этот момент мысленное словесное утверждение. Без шуток, если правильно поднапрячься, то всё работает. Я к Валере на занятия после работы всегда приезжал и соответственно первую половину тренировки у меня мысли ещё по инерции о работе были, как ещё больше денег настричь. А вторую половину занятий, я девок полуголых на соседних ковриках разглядывал. И как попёрло мне через пару месяцев в обоих направлениях!
Но, только я, сосредоточившись, забубнил про себя: «Фролов взятки берёт, Фролов взятки берёт», как меня отвлёк от духовного процесса местный абориген в лице здешнего охранника. Он только, что видимо, сменился с поста, и сейчас его распирали какие-то невыразимые чувства, которыми он был обязан хоть с кем-нибудь поделиться. Так-то я, можно сказать, с ним знаком, здороваюсь за руку при встрече уже год, хотя это все равно не мешает ему каждый раз тщательно проверять мой пропуск и соответствие моего лица паспортной фотографии. Может ему память стирают каждый вечер перед уходом с работы?
Этот освободившийся страж таможенного поста, какое-то время слонялся по коридору, путаясь под ногами у кого только можно, а потом попытался помочь двум девицам в зелёной форме откопировать какие-то документы на старом ободранном ксероксе, стоящим здесь с незапамятных времён. Попутно он им что-то горячо втолковывал и, относясь, видимо, к категории людей, у которых руки действуют отдельно от головы, зачем-то открыл крышку копировального аппарата во время его работы и в одно мгновение ослепил себя и всех окружающих. Ксерокс хоть был и старый, но лампа у него была все ещё мощная.
Я сидел в это время с закрытыми глазами в медитации, повторяя свою мантру, и поэтому сначала посчитал вспышку света, пробившуюся сквозь темноту подходящим духовным знаком. Мой гуру авторитетно доказывал, что внезапное снисхождение света говорит о приближении благоприятных событий. Правда, он имел в виду нирвану, а мне сейчас требовалось кое-что другое. Но получил я третье: непрерывно моргающего охранника, которого ослепшие девицы кое-как ощупью отогнали от копировального аппарата, как раз в мою сторону. Он уселся рядом на свободный стул, и всё ещё помаргивая, прилип уже ко мне. Я вздохнул, посмотрел на часы, понял, что у меня впереди ещё как минимум двадцать минут ожидания и сдался неприятелю. Во всяком случае, у меня была надежда, что мой преторианец, расскажет что-нибудь интересное про своё новое начальство. Но этого парня распирали другие новости.