Как делаются революции

— Через час на Площади Суда начнётся казнь, — сказал Первый Толстяк.

— Первым, конечно, казнят оружейника Просперо? — спросил кто-то из почётных гостей.

— Его не будут сегодня казнить, — ответил государственный канцлер.

— Как? Как? Почему?

— Мы пока что сохраняем ему жизнь. Мы хотим узнать от него планы мятежников, имена главных заговорщиков.

Между прочим, о судьбе канцлера во время штурма дворца нам не говорят ни слова.

Конечно же, остаётся ещё наследник Тутти. Наследником его именуют упорно и последовательно — вот только обоснование для ЭТОГО довольно странное. Толстяки, не имевшие детей, похитили какого-то ребёнка из родного дома, а потом ещё и пытались вживить ему железное сердце. Чистая фантастика! Понятно, что наследники бывают прежде всего у династий — жаль только, что другие представители семьи в книге не появляются. По тексту сказки можно даже восстановить их фамилию. Подсказка скрыта в послании учёного Туба:

«Прости меня, Тутти, — что на языке обездоленных значит: „Разлучённый“…»

Туб явно покривил душой, поскольку по-итальянски Тутти (tutti) означает «все», а перевода «разлучённый» у этого слова нет ни в одном языке. Но не мог же учёный так ошибиться? Значит, здесь явно таился намёк — можно предположить, что учёный таким образом зашифровал родовое имя Тутти (настоящее, не исключено, что неизвестное самому мальчику). Тогда паззл складывается: на катурийском «разлучённый» — disigitulo, а учитывая, что «ди» — обозначение дворянского рода, мы получаем вполне правдоподобно звучащее родовое имя Ди Сигитуло.

Здесь пора вспомнить, что в большинстве революций XIX века можно было заметить интересный парадокс: народ неизменно бунтовал против богачей, аристократов, церковников — но редко кто всерьёз предлагал упразднить монархию как таковую. Так, после восстания 1830 года во Франции герцог Луи-Филипп был коронован и правил 18 лет до следующей революции, а в 1849-м в Сардинии король под давлением народа отрёкся в пользу собственного сына. Там же, где устанавливалась республика, кто-нибудь из аристократов нередко становился президентом — так пришёл к власти Наполеон III, впоследствии объявивший себя императором.

В «Трёх Толстяках» видно то же самое: почти никто в народе не испытывает к Тутти ненависти. Все его жалеют, и будь мальчик чуть постарше — наверняка попытались бы посадить его на престол. Из общей картины выбиваются только революционные гвардейцы, которые внезапно ворвались во дворец, обругали принца последними словами и зачем-то сломали его чудесную куклу.

И вот тут-то начинается самое подозрительное. Перед нами предстаёт главный революционный миф — местный крейсер «Аврора» под испанским безоблачным небом. У крейсера огромные выразительные глаза и милое розовое платье — как можно не поверить в такую сказку?

Многие говорят, что кукла, которая растёт подобно живой девочке, — это единственный по-настоящему волшебный элемент в «Трёх Толстяках». Остальные события порой поданы абсурдно, но ничего фантастического в них нет. Что ж, остаётся только вспомнить самые первые слова, с которых и начинается сказка:

Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников.

Похоже, автор прямым текстом говорит нам: не верьте. Учёный Туб мог создать такую куклу только в одном случае: если профессорскую степень он получил в области литературы. Но ещё больше настораживает, что доктор Гаспар Арнери, увидев куклу впервые, сразу же принимает её за живую:

— Скажите, чем больна эта девочка? Неужели дифтеритом?

— Нет, у неё дыра в груди.

— Вы хотите сказать, что у неё не в порядке лёгкие?

— У неё дыра в груди, — повторил чиновник.

Доктор из вежливости не спорил.

— Бедная девочка! — вздохнул он.

— Это не девочка, а кукла, — сказал чиновник.

Заметьте, как он настойчив. Можно было бы списать всё на близорукость господина Арнери, ведь дело происходило в сумерках. Но учёный рассмотрел девочку достаточно хорошо, чтобы отметить её нездоровый вид и даже предположить диагноз! Да и после куклу то и дело принимают за живого человека.

Картина складывается не по-сказочному мрачная. Похоже, одно в этом диалоге правда: перед нами всё-таки девочка с раной в груди. Выходит, у Тутти действительно была сестра, на которую напали революционные гвардейцы. Погибла она сразу или же была надежда, что доктор Арнери её спасёт, — уже не так важно. Выходить принцессу не получилось, и тогда канцлер совершил роковую ошибку: вместо того чтобы объявить девочку мученицей, он решил скрыть её гибель.

Может быть, происшествие и правда удалось бы замять, но канцлер не учёл, что доктор Арнери тесно связан с подпольем. Заметим на полях, что кандидатуру учёного предложил министр народного просвещения. Характерная деталь: в том диалоге он единственный из Государственного совета назван по должности. Значит, министр чем-то важен. Уж не тем ли, что тайно помогает революционерам?

Но случайно ли произошло нападение? Получается, что нет. Девочка не могла стать жертвой народного гнева: к Ди Сигитуло никаких претензий не было. Зато у революционеров благодаря покушению появилась невероятно удобная возможность посадить во дворец собственную фигуру — циркачку Суок. Может, были и другие причины: принцесса могла стать слишком своевольной или же следовало как следует припугнуть самого Тутти. При этом революционерам даже не надо было рассчитывать на ошибку канцлера: циркачи отлично умели работать с общественным мнением и легко убедили бы народ, что Суок — это и есть принцесса.

Так начался классический карнавал с переодеваниями, из которого потом выросла легенда о кукле. Похожие мифы ходили во многих странах: например, в Бастилии когда-то якобы сидел брат-близнец Людовика XIV, который потом успешно и тайно захватил трон. Ещё лучше мы знаем историю царевича Димитрия, якобы чудом спасшегося от убийц в Угличе: он возвращался аж дважды, и оба раза родные искренне радовались встрече. Выдать обычную цирковую артистку за наследницу ничуть не сложнее, не требуется даже внешнего сходства. Метод всегда один: нужно лишь намекнуть нужным людям, что не признавать самозванку — себе дороже. После этого Суок и Тутти стали героями восстания — отличный задел для будущей политической карьеры.

Но за всей этой суетой нам толком не показали, как же на самом деле происходила революция. Здесь Олеша подбросил читателям ещё одну очевидную подсказку: главными повстанцами у него выведены… циркачи. Конечно, в окрестностях Италии всегда ценили хороший карнавал — вот и революцию срежиссировали в совершенно театральном духе. Что ни событие — то символ. Гвардейцы надевают алые кокарды, зрители закидывают помидорами правительственных пропагандистов… Самая показательная сцена — проход Тибула по канату. Публика, конечно, в экстазе рукоплещет — какое шоу! Но разве так меняют власть?

Если взглянуть на любую настоящую революцию (а в последнее время далеко смотреть не надо), то будет ясно, что самое важное происходит за кулисами. Постоянно идут напряжённые переговоры. Кто-то пытается выторговать себе гарантии, кто-то ищет новых союзников и финансы… Конечно, в таких спорах народные волнения — очень серьёзный аргумент, но всего лишь один из многих. А в «Трёх Толстяках» нам даже не сказали, кто именно эти переговоры вёл: если с одной стороны удалось вычислить канцлера, то про другую неизвестно ровным счётом ничего. Не упоминается даже, кто в итоге пришёл к власти! Можно предположить, что временное правительство возглавил Просперо (хотя и об этом нигде прямо не говорится), но обычно такие революционеры в мирное время отходят на задний план.