Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 34



В декабре 1936 года, во время VIII Чрезвычайного съезда Советов в Москве, проходил Пленум ЦК партии. Ежов, уже в новой роли, доложил о вредительской деятельности правых (Бухарина, Рыкова и других), хотя в сентябре того же года, после августовского процесса над Зиновьевым и другими, было опубликовано сообщение прокуратуры, что никаких данных о преступных делах правых — нет[45]. А вот прошло только два месяца, и Ежов уже нашел материалы! Группа членов ЦК, и в первую очередь такие, как Г. К. Орджоникидзе, И. Ф. Кодацкий, Г. Н. Каминский, С. С. Лобов, Н. П. Комаров, И. П. Жуков и другие, выступили с опротестованием материалов Ежова. Сталин, поняв ненадежность подобранных материалов, пошел навстречу сомневающимся и внес «гибкое» предложение — перенести обсуждение вопроса на два месяца, а за этот срок Ежову «доработать» материал. Чем это кончилось — известно по обстоятельствам, связанным с внезапным уходом из жизни Г. К. Орджоникидзе в начале февраля 1937 года.

Вот так, постепенно увлекаясь своей ролью, Ежов уже проявляет и свою «инициативу» в расширении репрессий, в расширении круга «врагов народа», произвольно, по заготовленным спискам и схемам, «вербуя» их из многочисленной среды наиболее активных и преданных делу революции подлинных коммунистов-ленинцев. Но Ежов уже слишком «много знает» о «подлинности врагов», о способах пыток и провокаций, о методах «следствия» — его держать опасно…

Собирают в Горьком материалы на Жданова, Микояна… Вошла в обиход в те времена фраза, будто бы сказанная Сталиным, когда он узнал о сборе материалов на Жданова, Микояна и других верных ему людей: «Так скоро и до меня дойдут…»

Весной 1938 года, как рассказывал мне в 1965–1966 годах сотрудник НКВД того времени А. А. Русецкий, Ежов, подобрав материал на секретаря ЦК Грузии Л. П. Берию, отправляет своего «верного», казалось, заместителя Гоглидзе для доставки Берии в Москву.

Гоглидзе бежит к Сталину, тот дает команду привезти Л. Берию в Москву… для назначения заместителем к Н. Ежову… Вот так и «пробирался» к власти Берия, как пишут теперь иные историки. Весной 1938 года Берию делают замом, а в декабре 1938 года, то есть спустя полгода, Берия уже нарком внутренних дел, а Ежов — нарком водного транспорта, но вскоре он исчезает и из этого наркомата… Где Ежов, куда он делся? Слухи — психически больной, живет в Крыму и лечится[46]. И только в 1956 году, после XX съезда, Ежова, расстрелянного в 1940 году, также причислили к врагам. Так кто же кого породил?

Перейдем к рассмотрению роли руководителей Управления НКВД по Ленинградской области в событиях, связанных с убийством Сергея Мироновича.

Прежде всего о Ф. Д. Медведе, бывшем с 1929 года начальником Ленинградского управления, после перевода его предшественника, С. А. Мессинга, в Москву. Филипп Демьянович Медведь — член большевистской партии с 1907 года, один из первых большевиков, привлеченных Ф. Э. Дзержинским к организации и работе ВЧК. Лично я познакомился с ним летом 1920 года, когда, будучи направленным из Новгорода на польский фронт, в Москве в ЦК получил, как медик, назначение в политинспекцию Главсанупра Наркомата здравоохранения. В этот момент Наркомздрав совместно с Московской ЧК проводили национализацию и ревизию Красного Креста, в котором засевшие «земгусары» и просто дельцы занимались хищением и спекуляцией медикаментами и диетическими продуктами. Возглавлял в Москве эту операцию начальник Московской ЧК Ф. Д. Медведь. Мне было поручено быть ее участником как представителю Наркомздрава. И в течение примерно двух месяцев мы с ним часто встречались.

В конце августа 1920 года я попросил наркома здравоохранения Н. А. Семашко отправить меня на польский фронт. По приезде в Минск, где были размещены учреждения Западного фронта, я вскоре на улице возле гостиницы встретил Р. М. Копыловскую, которая в 1919–1920 годах, в бытность мою секретарем Новгородского губкома РКП (б), работала в губкоме ВЛКСМ в одном с нами помещении, а секретарем местного комсомола был ее родной брат Павел Левитт. При встрече Копыловская пригласила меня зайти к ней в гостиницу, где она накормила меня по тем временам обильно и рассказала, что она работает в особом отделе штаба Запфронта, начальником коего является… Ф. Д. Медведь, с которым она соединила свою судьбу, став его женой.

Пишу об этом подробно, потому что в дальнейших событиях Копыловская сыграла весьма существенную и отрицательную роль.

Когда Медведь перевелся работать в Ленинград, я с ним встречался по работе, особенно часто в период 1930–1934 годов, когда мы были в составе бюро обкома и президиума облисполкома. В гости мы друг к другу не ходили, и Копыловскую я встречал лишь в театре, на торжественных приемах. У них рос сын Миша, любимец Кирова. Мишу привозили к Миронычу на квартиру, и он был баловнем всей кировской семьи.

Сергей Миронович любил и по-доброму относился и к самому Филиппу Демьяновичу. Он высоко ценил мужественную борьбу Медведя в составе когорты Дзержинского. Киров любил в Медведе его прямоту, честность, верность, которые высоко ценил Ленин в работниках ВЧК. Кирова и Медведя роднили не только общие дела, но и умный отдых — оба они были охотниками. На охоте у костра охотнички и чайком побалуются, а иной раз приложатся к коньяку, но если Киров знал с кем, когда, сколько можно себе позволить, то, увы, у Медведя к последним годам (1932–1934) частенько грани стали стираться. И вот тут-то мы снова вернемся к роли Р. М. Копыловской, с которой Медведь был излишне доверчив.



В 1919–1920 годах Раиса Копыловская в новгородском комсомоле на всех ролях — она и агитатор, она и организатор, она и убирает помещения комитета, моет лестницу; и стихи пишет, и песни поет. Всегда веселая, озорная, остроумная, способная подкусить мещанок, красящих губки.

В тридцатых годах Раиса Михайловна — антипод прежней Раечки: располневшая, разодетая, накрашенная, вульгарная, удивительно, даже подчеркнуто, небрежна по отношению к своему мужу. Раиса Михайловна нигде не работает, мало читает — по ее же словам. Чувствовалось, что в семье Медведя не все в порядке. Интимные дела Копыловской мне неизвестны, но когда в ноябре 1933 года Борис Николаевич Чудин — управделами Ленсовета внезапно покончил с собой, многие связывали это обстоятельство с Р. М. Копыловской. Мой друг и товарищ долгие годы Евгений Андреевич Гайлит в ту пору был моим заместителем по горфо. Он дружил со многими чекистами, был в контакте и с Б. Н. Чудиным и рассказывал мне, что перед самоубийством у Б. Н. Чудина была Копыловская. И вот эта женщина крепко влияла на характер Филиппа Демьяновича. Он отяжелел не только физически, но и морально, ослабил волю в работе.

В связи с этим не могу не привести одного эпизода, заставившего меня по-иному взглянуть на Филиппа Демьяновича. Думаю, что память меня не подводит в дате этого эпизода — декабрь 1932 года, пятнадцатилетие создания органов ВЧК. В помещении Дома работников искусств на Невском Медведь устроил закрытый ужин; были по особому списку руководящие работники исполкома, обкома, ВЧК — человек примерно 25–30. Кирова не было, как и обычно в таких случаях. В самом разгаре появился Л. О. Утесов, как «личный гость» Ф. Д. Медведя. С помощью Утесова Медведь совсем ошалел, глупо улыбался, целовался с Утесовым, сидели с ним в обнимку.

Я не считал себя вправе умолчать перед Кировым о таком факте, представился случай, и я рассказал ему об этом недостойном зрелище. Киров выслушал внимательно, хотя видно было, что ему неприятно это слышать.

Годы нервной, напряженной работы в органах, разлад в семье, участившиеся выпивки, конечно, были основой ослабления боевитости, бдительности добросовестного работника. Да не могли веселить и служебные дела.

В 1932 году у Медведя появился новый первый заместитель— Иван Васильевич Запорожец. Высокий, по-военному подтянутый, неразговорчивый. Он активно входил в свою роль. На заседания бюро обкома он приходил постоянно, не будучи членом бюро, хотя присутствовал и сам Медведь. Некоторые из нас удивлялись такому дублированию, но это не смущало Запорожца. По обсуждаемым вопросам он брал слово и, независимо от присутствия на заседании Медведя, высказывал свои соображения, доводы. Так же бывало и на заседаниях президиума областного исполкома, членом которого был Ф. Д. Медведь. Мы замечали, что Запорожец активно врастал в аппарат, как бы оттесняя Медведя, Медведь выпускал вожжи управления из своих рук. Об этом мне говорил и мой заместитель по горфо Е. А. Гайлит, крепко связанный, в основном как спортивный болельщик, со многими работниками НКВД.

45

В газетах 10 сентября 1936 года под заголовком «В прокуратуре СССР» опубликовано сообщение, в котором, в частности, сказано: «Следствием не установлено юридических данных для привлечения Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекратить». Прокурором СССР тогда еще был Н. В. Крыленко.

46

Позже, в 1955 году, карагандинские сотрудники КГБ в ответ на мою реплику, что с 1934 года в НКВД сидели враги, замечают: Да, Ягода и Берия — враги, а Ежов — всего-навсего перегибщик.